В общем, реальная картина была очень далека от той, что рисовала официальная статистика, согласно которой потребление алкоголя к 1917 году сократилось почти до нуля. О том, как все это выглядело на практике, можно прочесть в многочисленных воспоминаниях, дневниках и письмах современников. Вот. к примеру, весьма красноречивые фрагменты из дневника офицера М.И. Чернецова, приехавшего в свое имение в Орловской губернии после выписки из госпиталя, куда он попал в результате фронтового ранения.
12 декабря 1916 года. Два дня назад к нам наведывались крестьяне из ближайших деревень, из Опарино, Сказино и Репьево. Пьяные настолько, что еле шевелили языками. Наглые, самоуверенные, ничего не боящиеся — ни Бога, ни царя! Требовали отдать им старый парк. Я категорически отказал, они настаивали, стращая меня «красным петухом». На ночь зарядил всё оружие, забаррикадировался в одной из комнат, предварительно приказав заколотить окна на первом этаже.
В деревнях никакого порядка. Везде пьяные морды, везде продается самогон. Чтобы раздобыть денег на выпивку, продают всё, даже крыши собственных домов. Думаю, что и лес мой хотели продать на самогонку. Ещё два года назад можно было спокойно пройти по улицам деревень. Сейчас всё резко изменилось: могут запросто раздеть, избить и даже убить. И всё это — посреди белого дня.
16 декабря 1916 года. Вчера ночью сожгли моих соседей Шингарёвых. Всех — самого Ивана Ивановича, его жену Елизавету Андреевну, детей — 16-летнюю Софию, 12-летнюю Елену и 10-летнего Николая. Парк вырубили весь (за ночь!), забили всех коров и лошадей, разбили всё, что не смогли унести. Все нападавшие были пьяны, даже там — на пожарище — пили захваченный с собой самогон. Трое нападавших замёрзли насмерть, но их товарищи этого не заметили.
5 января 1917 года. Чаша моя переполнена, всё, уезжаю. Последней каплей стали события последней ночи, когда меня чуть не пригвоздили к стене вилами. Слава Богу, не растерялся, дал отпор. Расстрелял 15 патронов, одного завалил насмерть, троих ранил. Пишу, уже сидя в вагоне поезда «Орёл-Москва». На большой скорости проскакивая деревни, видел всё то же — злые взгляды крестьян, пьяные проклятия и пьяную круговерть.
Заметим, это написано за два месяца до Февральской революции, в самом центре страны. Из сказанного видно, что никакой власти к тому времени в сельской местности уже не было. Полный беспредел и анархия, замешанная на самогоне. Хорошо бы это прочесть тем, кто любит рассуждать о том, как процветающая царская Россия, стоявшая на пороге великой победы, была внезапно сражена коварным ударом в спину. В реале же, страна вступила в 1917 год дико озлобленной, насквозь пропитанной самогоном и политурой, к тому же - с рассыпающейся экономикой и парализованным транспортом, из-за чего в столице вскоре начались голодные бунты.
Однако вернемся к тому, с кого начали. Судьба Петра Львовича Барка поистине удивительна. Он - едва ли не единственный член российского Совмина, продержавшийся на своем посту от начала мировой войны и до Февральской революции. Несмотря на то, что уже в 1916 году был очевиден провал его политики, а финансовая система рушилась на глазах, его так и не отстранили от должности. Царившая в те годы "министерская чехарда", когда правительства менялись как перчатки, а министры порой вылетали из только что занятых кабинетов, едва успев разложить бумаги, его почему-то не затронула.
Сам он объяснял это своей покладистостью, умением ладить с людьми и идти на компромиссы, однако, коллеги, напротив, характеризовали его как человека "заносчивого, недружелюбного и нетерпимого к чужому мнению". Почему же царь благоволил ему вплоть до своего отречения? Это - одна из загадок тогдашней, весьма запутанной российской истории. К сказанному можно добавить, что Барк в 1920 году эмигрировал в Англию. Там этот человек, фактически разваливший российскую экономику и пересадивший Россию с водки на самогон, считался выдающимся финансистом и экспертом по делам Восточной Европы. В 1935 году его возвели в дворянское достоинство и удостоили титула баронета Британской империи.
#ИсторияРоссии
Комментарии 8
Все равно мы пить не бросим
Передайте Ильичу
Нам и двадцать , по плечу.