✔ ZВЕЗДЫ В Шоке

Неудобный мальчик. Лида мечтала, чтобы он умер. Умер, исчез, испарился – все что угодно! Этот мальчик был внебрачным ребенком ее мужа, и если с изменой мужа она легко смирилась, то этого мальчика никак не могла принять. Ребенка муж нагулял в те пять месяцев, что они не жили вместе. История была типичная – дочери погодки одна за другой упорхнули учиться, при этом обе решили покорять Северную столицу, а они, оставшись вдвоем в опустевшем гнезде, заскучали. Лида принялась ходить по всяким кружкам, как в детстве – правополушарное рисование, фламенко, книжный клуб. А ее муж Максим купил новую машину и завел молодую любовницу Юлю, к которой и переехал спустя две недели знакомства. Лида, конечно, всплакнула, выпила с подругой бутылку вина, но сильно расстраиваться не стала – ну а что тут расстраиваться, не будет же она его силком держать? Даже вещи помогла собрать. Через несколько месяцев муж вернулся. Оказалось, что Юля терпеть не может готовить, а от покупной еды Максима начало пучить, утюга в ее квартире в принципе не было, так что рубашки теперь у него были неглаженные, о чем неоднократно намекала ему деликатная секретарша, а плюс ко всему эта злосчастная любовница оказалась еще и воцерковленной! Когда Лида поинтересовалась у мужа, как тогда такая девушка могла встречаться с женатым мужчиной, он ей ответил: - А она сразу поинтересовалась, венчаны мы или нет. Если бы да, то и разговаривать со мной не стала! А, вообще, она исповедоваться ходила каждую неделю. Чужая душа – потемки, решила Лида и приняла мужа обратно. Все же родной он, привычный, ну, погулял немного – прямо как их кот Аристотель – того не было три летних месяца. Вернулся он со рваным ухом, обломанными клыками и блохастый. А муж ничего так, только рубашки мятые. Пять лет они прожили спокойно – муж увлекся хоккеем, в качестве болельщика, конечно, Лида сменила рисование на кулинарные курсы, дочери доучились, но домой, конечно, не собирались, да и замуж пока тоже. А потом раздался звонок. Муж слушал молча, но кровь отхлынула у него от лица. Положив трубку, он обхватил голову руками и глухо произнес: - Юля умерла. У Лиды в груди неприятно кольнуло – он что, общался с ней все эти годы? Муж, словно прочитав ее мысли, добавил: - Я не знал ничего, но, кажется, у нее родился сын. Мой сын. Дочери, когда услышали эту новость, убедили Лиду, что нужно сделать ДНК тест. Да Лида и сама думала об этом, но когда увидела мальчика, ей даже смешно стало – какой тест, если он одно лицо с Максимом! Мальчик вызвал у нее отторжение сразу, и она не скрывала это ни от мужа, ни от самого мальчика. Максим старался как мог – все взял на себя, даже одежду сам сыну стирал и гладил, чего за всю семейную жизнь с ним никогда не было. Но мальчик к отцу так и не привык – сторонился его, а тянулся все больше к Лиде, наверное, мать вспоминая. - Тетя Лида, а давайте шоколадные кексы испечем, мама всегда мне пекла! - Я тебе не мама! – резко бросала Лида, а Максим тут же пытался сгладить обстановку и вел сына в парк или в кондитерскую за кексами. И это злило Лиду еще больше – те черты, которые раньше в муже ее умиляли, теперь стали раздражать, особенно когда она стала замечать, что мальчик не только внешне на него похож, но и повадками: так же хлюпает чаем, так же чавкает несмотря на замечания. Атмосфера в доме накалилась, при этом куда больше чем тогда, когда вся эта история только начиналась, когда была лишь некая незнакомая Юля и не было никакого Юрки. Максим умер внезапно – на работе, сидя за столом, просто рухнул в один момент на этот стол, не успев подписать лежащий перед ним документ, и все. Лопнул сосуд, кто бы мог знать. И вот тогда дочери, которые настаивали на генетической экспертизе, заявили Лиде, что если она бросит несчастного сироту, может считать, что дочерей у нее тоже нет. И уж эти, если что решили, на своем всегда стояли крепко, все в мать пошли. Лида с удовольствием сдала бы мальчика в детский дом, и несколько раз уже порывалась позвонить в опеку, но рука не поднималась – ей казалось, что ее муж и эта его Юля смотрят строго на Лиду со своих небес и осуждают. А потом из опеки сами позвонили – мальчик был на Максима оформлен, нужно было что-то решать. И Лида решила – оставила мальчика до совершеннолетия в своей квартире. Именно так – становится ему матерью она не собиралась. Первое время это не особо получалось – он вечно ныл, требовал к себе внимания, не знал, где лежат его вещи, а Лида тем более не знала. По ночам он писался в кровать и приходил зареванный к ней, а Лида заставляла его самостоятельно менять постельное белье и ложится спать, потому что никаких монстров не существует. Но со временем Юра усвоил, что свои проблемы он должен решать сам, так что даже в школу на первое сентября он отправился один – а что, школа через два дома, а то что его старшие сестры не приехали, которые так обещали на похоронах, что помогут Лиде заботиться о младшем брате, так это не Лидина вина. В школе Юра учился неважно, но из класса в класс кое-как переходил. Учительница первое время пыталась ее вызывать ,а потом ,видимо, опустила руки. Матери его одноклассников часто жаловались Лиде, что Юра сбивает их мальчиков с толка – подбивает их сбежать с уроков, водит на какие-то заброшенные стройки, где они занимаются новомодным паркуром. - Это что еще за паркур такой? – удивлялась Лида, которая и правда ничего такого не слышала. Когда одна из мамаш прислала ей ролик, Лида даже обрадовалась – смотришь, и голову когда-нибудь свернет. Если бы была иная возможность от него избавится, Лида бы не была так категорична, она даже пыталась пристроить его в кадетский корпус, так не взяли же! Каждый раз, когда Юра задерживался дотемна, она думала: «Хоть бы не вернулся, хоть бы сбежал куда-нибудь, что ли...». Но он возвращался – грязный, с дикими глазами, от одежды разило табаком, а иногда и алкоголем. Лида замечаний ему не делала, только если он в своей грязной одежде на чистую кухню заваливался, тогда она его шугала: - А ну, иди, чистое надень! А это в стирку немедленно. - Ладно, ладно, – покорно соглашался Юрка, который с ней никогда не спорил. Впрочем, любить он ее тоже не любил, может, тоже мечтал, чтобы она со света сгинула. По крайней мере, когда однажды он сильно загрипповал, и Лиде пришлось вызвать участкового врача, та сказала шутливым тоном: - Так, все у нас будет хорошо, успокоим твою маму – легкие чистые, а это самое главное! - Она мне не мама, – прохрипел Юра безразличным тоном, а врачиха смутилась и потом косо посматривала на Лиду, которая даже дату рождения ребенка не смогла четко назвать. Лида не была жестокой – когда Юра болел, она добросовестно выполняла все положенные функции: измеряла ему температуру, выдавала таблетки, если она поднималась выше тридцати восьми, следила, чтобы он полоскал горло, и приносила ему противный сироп в десертной ложке. На тумбочки у кровати стоял апельсиновый сок и тарелка с мандаринами. Завтрак, обед и ужин она приносила сюда же. Но особого сочувствия к мальчику она не испытывала – побелеет и ладно, все дети болеют. Юра и правда стал самостоятельней, и почти не нуждался в Лидином присмотре: одежду он стирал сам, гладил тоже сам (как и отец, оказался приверженцем отутюженных вещей, терпеть не мог измятые рубашки), был способен сварить себе пельмени или пожарить яичницу. Они, собственно, жили параллельными жизнями, почти не пересекаясь, даже ели за разными столами – он за кухонным, а она, если им приходилось завтракать или ужинать вместе, уносила свою тарелку в комнату, где включала телевизор, отгораживаясь от его хлюпанья и чавканья. В тот день Юра, как обычно, где-то носился до ночи, вернулся поздно – бледный, сгорбленный. Лида сидела на кухне и перебирала ягоду на варенье. - Теть Лид, живот что-то крутит, – проскулил он. - Опять гадости какой-нибудь наелся, – бросила она, оценивающе изучая зеленоватый оттенок его лица. – Сейчас уголь тебе дам. И Но-шпу, спазмы снять. Воду он глотал жадно, и Лида про себя отметила, что даже пьет он так же, как это делал Максим – наклоняя не кружку, а словно лошадь, опуская вытянутые в трубку губы внутрь кружки, до тех пор, пока еще мог доставать воду. Именно поэтому все его кружки, как когда-то кружки Максима, были осушены только наполовину. Ночью он разбудил ее и опять жаловался на живот. Лида спросонья сунула ему еще две таблетки Но-шпы и выругалась – ну что за наказание, в собственном доме поспать не дают! А утром, когда Юра собирался в школу, все еще бледный, с лихорадочными глазами, он внезапно потерял сознание. Лида сработала мгновенно – одной рукой щупала пульс, второй вызывала скорую. Когда она приехала, Юра уже пришел в себя, но подняться с пола не мог – любое движение отдавалось в нем болью. Фельдшер, молодой усатый парнишка, сделал большие глаза и сказал: -Скорее всего, перитонит. Давно на боль в животе жалуется? -Со вчерашнего вечера, – растерянно проговорила Лида. Это слово «перитонит» всплыло практически из подсознания: именно из-за него когда-то совсем еще маленькая Лидочка потеряла свою любимую бабушку. Бабушка у Лиды была не похожа на других бабушек, чем Лида очень гордилась – бабушка была геологом, на все лето уезжала в поля и привозила оттуда Лиде самые разные диковинные вещицы: необычные пестрые перья, из который мама потом делала ей на Новый год костюм индейца, круглые камушки, похожие на пестрые яйца, заморенных в банках усатых жуков. Однажды бабушка не вернулась из полей, и Лидочка тогда услышала это страшное слово: перитонит. Лида сама от себя не ожидала, но в скорой она поехала с Юрой. Он лежал на кушетке, бледный и тихий, закусив нижнюю губу. Почему-то Лида вспомнила, что Максим тоже так делал, когда ему было больно или очень страшно: у младшей дочери в детстве был стеноз, и когда он пытался впихать в нее лекарство, его руки ходили ходуном, а губу он прикусывал до крови. В душе у Лиды поднималось уже давно забытое чувство – животный, всепоглощающий страх. Она понимала это с удивлением и недоумением – ведь кто, как ни она, мечтала избавиться от этого ненужного ей ребенка? Лида протянула руку, положила ее на лоб мальчику и сказала: - Ничего, держись, скоро приедем в больницу, и там тебя быстренько прооперируют. Не бойся, это не больно – поставят укольчик, и ты уснешь, а проснешься уже здоровенький, вот увидишь! Я испеку тебе шоколадных кексов, как ты любишь, а сверху мороженого положим - вкуснотища! - Не слушай маму, – сказал усатый фельдшер. – Шоколадных кексов тебе будет нельзя. И вообще, сначала почти ничего нельзя, но ты не переживай – на вас, мальцах, быстро все заживает, потом мамка тебе все что хочешь наготовит. Лида ждала, что сейчас Юра скажет – никакая она мне не мамка, но Юра молчал. Наверное, просто не мог говорить. Да и сама Лида уже ничего не могла говорить – она вдруг поняла, что, если скажет хотя бы еще одно слово, то разревется как девчонка. Поэтому она прикусила губу, прямо как Юрка, и стиснула его узкую горячую ладонь. И так они ехали до самой больницы, где в приемном покое его погрузили на каталку и увезли, а Лида стояла, потерянная и одинокая, и про себя молилась: «Если вы там что-нибудь видите на своих небесах, сделайте так, чтобы он выжил». И Юрка выжил. Правда, целых три дня пролежал в реанимации, сказали, что поздно привезли, заражение пошло. Лида за это себя долго не могла простить. А кексов она Юрке напекла. И ели они их вместе, за одним столом. #рассказы

Победителю достался месячный запас гречки, масла и муки 👍

Гимнастка против каскадерши

Друг ...

Врачебная ошибка. В январе к Антоновне пришел климакс. Поначалу никаких особых проблем это событие не принесло. Не было пресловутых приливов и отливов, потливости, учащенного сердцебиения, головных болей. Просто прекратились месячные и все: здравствуй, старость, я твоя! К врачу Антоновна не пошла, и так много читала и знала что к чему. Да и подруги о себе часто рассказывали, делились ощущениями. Тебе, говорили, Антоновна, крупно повезло. Это же надо, так легко климакс переносишь! Как сглазили подруги. Стали вскоре происходить с Антоновной странные вещи. Понимала она, что это гормональные изменения в организме, которые бесследно не проходят. Отсюда, наверное, и беспричинная смена настроения, и головокружение, и слабость. Все труднее стало Антоновне наклоняться к внучке Лизоньке, аппетит пропал, спина болеть стала как-то по-новому. По утрам часто отекало лицо, а по вечерам -- ноги. Какое-то время на свои недомогания Антоновна особого внимания не обращала. Первыми забили тревогу невестки: какая вы, мама, квелая стали, бледная. Сходите к врачу, сделайте УЗИ, не тяните, с такими делами не шутят! Антоновна молчала. Сомнения, что с ней что-то неладно, и так уже давно поселились в ее душе. А тут еще стала сильно болеть грудь, ну просто огнем горит, не дотронуться. Низ живота тянет, спать не дает. Часто бессонными ночами под мерное похрапывание мужа, лежала Антоновна на спине, уставившись в потолок, и тихо плакала, думая о будущем и вспоминая прошлое. Ну как же не хотелось ей умирать! Ведь только пятьдесят два еще, до пенсии даже не дотянула. С мужем дачу начали подыскивать, решили на природе побольше побыть. Сыновья такие замечательные, на хороших работах. Невестки уважительные, не дерзят, помогают седину закрашивать, советуют, что из одежды купить, чтоб полноту скрыть. Внучка единственная, Лизонька, просто золотая девочка, не нарадоваться. Фигурным катанием занимается, в первый класс осенью пойдет. Рисует хорошо, уже вязать умеет – бабушка научила. Как же быстро жизнь пролетела! Кажется Антоновне, что и не жила еще совсем. Вот младшего сына только что женила, еще детей от него не дождалась, а тут болезнь, будь она неладна! Утирала Антоновна горячие слезы краем пододеяльника, а они лились и лились по ее щекам. По утрам под глазами образовывались синие круги, лицо потемнело, осунулось. *** Кое-как пережила Антоновна весну и лето, а к осени совсем ей плохо стало. Одышка, боль в спине страшная почти не отпускает, живот болит нестерпимо. Решилась, наконец, Антоновна записаться на прием к врачу и рассказать о своих страданиях мужу. В женскую консультацию Антоновну сопровождала почти вся семья. Муж, Андрей Ильич со старшим сыном остался в машине, а обе невестки ожидали ее в коридоре. С трудом взобравшись на смотровое кресло и краснея от неловкости, Антоновна отвечала на вопросы докторши: когда прекратились месячные, когда почувствовала недомогание, когда в последний раз обследовалась. Отвечала Антоновна долго, успела даже замерзнуть на кресле, пока докторша заполняла карточку, мыла руки, натягивала резиновые перчатки. Докторша осматривала Антоновну основательно, все больше хмурясь и нервничая. Потом бросила короткое «одевайтесь» и подсела к телефону. Антоновна трясущимися руками натягивала непослушную юбку и с ужасом слушала разговор докторши. -- Онкодиспансер? – кричала та в трубку. – Это из пятой. У меня тяжелая больная, нужна срочная консультация. Срочная! Да, да… Видимо, последняя стадия. Я матки не нахожу. Пятьдесят два… Первичное обращение. Да, не говорите… Как в лесу живут. Учишь их, учишь, информация на каждом столбе, а лишний раз к врачу сходить у них времени нет. Да, да, хорошо, отправляю. Закончив разговор, докторша перешла к столу и стала оформлять какие-то бумаги. -- Вы сюда одна приехали, женщина? -- Нет, с мужем, с детьми, на машине мы, -- тихо ответила Антоновна онемевшими губами. Только сейчас почувствовала она сильнейшую боль во всем теле. От этой боли перехватывало дыхание, отнимались ноги, хотелось кричать. Антоновна прислонилась к дверному косяку и заплакала. Акушерка выскочила в коридор и крикнула: -- Кто здесь с Пашковой? Зайдите! Невестки вскочили и заторопились в кабинет. Увидев свекровь, все поняли сразу. Антоновна плакала и корчилась от боли, словно издалека доносились до нее обрывки указаний докторши: немедленно, срочно, первая больница, онкология, второй этаж, дежурный врач ждет… Вот направление, вот карточка… Очень поздно, сожалею… Почему тянули, ведь образованные люди… В машине ехали молча. Андрей Ильич не стесняясь шмыгал носом, время от времени утирая слезы тыльной стороной ладони. Сын напряженно всматривался на дорогу, до боли в пальцах сжимая в руках руль. На заднем сидении невестки с двух сторон поддерживали свекровь, которую покидали уже последние силы. Антоновна стонала, а когда боль становилась совсем нестерпимой, кричала в голос, вызывая тем самым у Андрея Ильича новые приступы рыданий. Иногда боль на несколько мгновений утихала, и тогда Антоновна успевала увидеть проплывающие за окнами машины пожелтевшие кроны деревьев. Прощаясь с ними, Антоновна мысленно прощалась и с детьми, и с мужем, и с внучкой Лизонькой. Уж не придется ее больше побаловать вкусными пирожками. А кто теперь поведет ее в первый класс, кто встретит родимую после уроков? Кто обнимет ее крепко-крепко, поцелует, восхитится ее первыми успехами?.. *** В диспансере долго ждать не пришлось. Антоновну приняли сразу. Семья в ужасе, не смея присесть, кучкой стояла у окна. Андрей Ильич уже не плакал, а как-то потерянно и беспомощно смотрел в одну точку. Невестки комкали в руках платочки, сын молча раскачивался всем телом из стороны в сторону. В кабинете, куда отвели Антоновну, видимо, происходило что-то страшное. Сначала оттуда выскочила медсестра с пунцовым лицом и бросилась в конец коридора. Потом быстрым шагом в кабинет зашел пожилой врач в хирургическом халате и в бахилах. Затем почти бегом туда же заскочило еще несколько докторов. Когда в конце коридора раздался грохот, семья машинально, как по команде, повернула головы к источнику шума: пунцовая медсестра с двумя санитарами быстро везли дребезжащую каталку для перевозки лежачих больных. Как только каталка скрылась за широкой дверью кабинета, семья поняла, что это конец. Андрей Ильич обхватил голову руками и застонал, невестки бросились искать в сумочках сердечные капли, у сына на щеке предательски задергался нерв. Внезапно дверь кабинета снова распахнулась. Каталку с Антоновной, покрытой белой простыней, толкало одновременно человек шесть-семь. Все возбужденные, красные, с капельками пота на лбах. Бледное лицо Антоновны было открыто. Ужас и боль застыли в ее опухших глазах. Оттолкнув невесток, Андрей Ильич бросился к жене. Пожилой врач преградил ему дорогу. -- Я муж, муж, -- кричал Андрей Ильич в след удаляющейся каталке. -- Дайте хоть проститься. Любонька, милая моя, как же так, мы же хотели в один день… -- Дохотелись уже, -- медсестра закрывала на задвижку широкую дверь кабинета. – Не мешайте, дедушка, и не кричите. Рожает она. Головка вот-вот появится... *** В родильном зале было две роженицы: Антоновна и еще одна, совсем молоденькая, наверно, студентка. Обе кричали одновременно и так же одновременно, как по приказу, успокаивались между схватками. Вокруг каждой суетились акушерки и врачи. Пожилой профессор спокойно и вальяжно ходил от одного стола к другому и давал указания. -- И за что страдаем? – спросил профессор у рожениц во время очередного затишья. -- За водку проклятую, она во всем виновата, зараза, -- простонала студентка. -- Ну, а ты, мать? -- обратился профессор к Антоновне и похлопал ее по оголенной толстой ляжке. Антоновна помолчала немного, подумала, а потом тихо, ибо сил уже не было совсем, прошептала: -- Да за любовь, наверное. За что ж еще? Вот день рождения мой так с мужем отметили. Пятьдесят второй годок. Побаловались немножко… -- Не слабо, нужно сказать, побаловались, -- усмехнулся профессор. -- Так неужели, и правда, не замечала ничего или хитришь? -- Да что вы, доктор! Если б я знала, если б только подумать могла!.. Стыд-то какой! Ведь я уже бабушка давно. И толстая такая с самого детства, меня-то из-за фигуры по имени с двадцати лет никто не звал, только по отчеству... Уверена была, что у меня климакс и онкология в придачу. Вот и в консультации матки не нашли, сказали, что рассосалась, рак, последняя стадия... -- Срак у тебя, а не рак, -- профессор раздраженно махнул рукой. – Все мы живые люди, и, к сожалению, врачебные ошибки еще иногда имеют место быть. Но хватит разговаривать. Тужься, мать, давай, тужься. Твоя ошибка хочет увидеть свет! *** Акушерка вышла из родильного зала довольная и исполненная важности. Будет что подружкам рассказать –- не каждый день в наше время бабушки рожают. -- Пашкова Любовь Антоновна. Есть родные? -- Есть, -- хором ответила семья, делая шаг вперед. -- Поздравляю, -- с откровенным любопытством разглядывая мужскую часть семьи, сказала акушерка. -- А кто отец-то будет? -- Я, -- хрипло, не веря еще всему происходящему, прошептал Андрей Ильич. -- Он, – одновременно ответили невестки, указывая на свекра. – Обалдеть, -- не удержалась от эмоций акушерка и добавила уже с явным уважением. -- Мальчик у вас. Три пятьсот. Рост пятьдесят один сантиметр. Накрывайте поляну, папаша. Еще бы часик и неизвестно, что было бы… К самым родам поспели. Вот чудеса так чудеса. Зачем только в онкологию везли, не понимаю... #рассказы

Филипп Кусто 😂 (звук)

"Заигрались" "Пусть дети поиграют, они же брат и сестра", - смеялась маменька. Танечка и Николенька уходили далеко в сад, сидели на берегу пруда, кормили уточек. И говорили, говорили, говорили. Говорили обо всем на свете. Однажды маменька, проходя мимо беседки, услышала звук поцелуя. Бедная женщина упала в обморок. Вскоре всем стало понятно: дети заигрались. ------- 29 июня 1829 года в городе Лукка в Италии в семье русского дипломата Александра Ивановича Рибопьера и его супруги Екатерины Михайловны Потемкиной родилась девочка, окрестили которую Татьяной. Таня была последним и очень поздним ребенком супружеской четы Рибопьеров: матери на момент родов исполнился 41 год, отцу уже было 48 лет. Родители души не чаяли в своей младшей дочурке и ни в чем ей не отказывали. Отец нанял лучших учителей, успешно обучивших Таню французскому, немецкому, английскому и итальянскому языкам. В отличие от многих барышень из аристократических русских семей первой половины XIX столетия, Таня великолепно владела и родным языком. Особенно девочка была близка с отцом, выдающимся русским государственным деятелем швейцарского происхождения Александром Ивановичем Рибопьером. Рибопьер, этот петербургский щеголь и знаменитый красавец, сделал блестящую придворную карьеру еще при императоре Павле, и в дальнейшем был, по выражению М.А. Корфа, "человеком домашним во дворце" при пяти императорах.

🔥 «Собакевич» признан лучшим развлекательным каналом про собак! ❗️Автор канала собрал вместе самые улётные приколы с участием наших четвероногих друзей🐶 Усаживайтесь поудобнее и присоединяйтесь👇🏻

Что за курица? 😂 (со звуком)

НЕПРИДУМАННАЯ ИСТОРИЯ Она, уже не молодая женщина, не спеша шла по птичьему рынку, мимо клеток со щенками и взрослыми собаками всех пород, мимо коробок где сидели дворняжки, ожидающие свой счастливый билет в жизнь. Но ничего этого не замечала, как не слышала и самого шума птичьего рынка. Происходило это в ** лохматом году, когда рынок и был то единственным местом для покупки в семью питомца. Но весело играющие толстые и смешные мопсята как то не очень вписались в скучную осеннюю атмосферу рынка. Уж очень потешные были у них мордочки и забавны закрученые хвостики. Она всего на минуту задержала на них взгляд...И уже не смогла пройти мимо. Продавец, заметив ее интерес, предложил ответить на все вопросы, что ее интересуют по малышам. Она задавала их на автомате, практически не вслушиваясь в ответы. "Да дети оформлены через РКФ, имеют клеймо и привиты". Один щенок подобрался к ней ближе всех и словно просил взять на ручки. Она не решительно спросила "Можно?". Ей разрешили. Она прижала к себе малыша пахнущего молоком и детством, спросила сколько он стоит. И только потом поинтересовалась мальчик или девочка. Оказалась девочка. Это известие очень обрадовало ее. И она первый раз взглянула на продавца. "Мне нужен Ваш совет. 10 дней назад у нас умерла собака. И все эти 10 дней муж практически не спит, не ест...о другой собаке он категорично не желает слышать, но я уже понимаю что ему она необходима. У нас был кобель гигантской породы. Поэтому я решила купить девочку и не крупной породы. Как думаете, примет? Я очень надеюсь что такая обаятельная толстушка растопит его сердце" ... Она ушла прижимая к себе малышку и перезвонила уже этим же вечером "Девочки! Он ожил! Он с ней играет 😍. Сперва строго сказал убрать щенка, я ответила что это купили в Подарок ( знакомые) и попросили сутки подержать ( до даты). Потом сказала что мне необходимо на 15 минут в магазин, а сама просто два часа гуляла. Когда пришла они уже спали в обнимку 💞. Первый раз за эти 10 дней он спал с улыбкой. Сейчас в комнате - играют. А я звоню с кухни. Спасибо за теперь уже Наше Маленькое Счастье" Так о чем я....очень многие потеряв питомца бояться заводить нового. Кто то не хочет для себя новой боли утраты, кто то боится изменить памяти своего любимца. Но поверьте, намного сложнее жить когда открыв дверь тебя не встретят счастливые/виноватые/озорные/осуждающие ...да без разницы какие...любимые глазки и радостно виляющий хвостик. Здоровья Вам и Вашим питомцам Ваши "Записки Заводчика". Фото с инета #рассказы