ОБЕРЕГ ОТ ЗЛОГО ГЛАЗА (2)

Момент истины.
- Ну что, явилась? Ты почто сюда пришла, а, Наталья? Ещё этого не хватало, чтобы в мой дом нога твоя ступала. Ну что стоишь, словно истукан? Сказывай, зачем пожаловала? Да стой ты, где стоишь, куды поперлась? Дальше крыльца ходу нет тебе, даже если шибко захочешь, не пройдешь.
-Это ты! Я ить знаю, что это ты во всем виновата! Ты почто Тоньку тогда из воды вынула? Не суждено ей было самой выбраться, я ить такой морок на её наслала, что она сама поверила, что жизни ей не будет с Петром!
-А кто ты така, чтобы судьбы людские вершить? Ты почто за людей решила , кому жениться, кому сводиться, а кому помирать? По судьбе ей писано за Петра выйти, деток народить, внуков- правнуков нянчить. А ты, втемяшила в тыкву свою, что на шее болтатся, что без Петра и свет тебе не мил, да загубила душеньку свою добровольно.
-А ты-то кто така, чтобы влезать, куда не должно? Ты, Марфа, ко мне лезь, а не то знашь, что будет? Я ить не только её извести могу, а и весь род её уничтожу! Все одно Петр моим будет.
-Сил тебе не хватит с Тонькой совладать, а со мной и подавно тебе тягаться силами без надобности. Пока живая- Тоню защищать буду, а ты-то раньше меня преставишься, точно вижу. Ты силушку-то взяла, а ума дать не можешь, злобой одной берешь, пакости людям делашь да зверями оборачивашься, добрый люд пугашь. Смотри, я тебя упредила, гвоздик тот, что под порогом у Тоньки- это ишшо пол беды, коли не угомонишься, шибко пожалешь, что ввязалась во все это.
-А ты мне тута не грози, так и боялась я тебя! Я теперь много чего могу, много чего умею!
-Ты, покуда до моих умений доживешь, уж и состаришься. Смотри, Наталья, я тебя упредила. На ко вот, держи, чтобы слова мои не пустыми были:- Марфа, сунув руку в карман передника вынула оттуда горсть соли, что-то буркнула себе под нос и бросила ту соль Наталье под ноги.
-Постой покамест тут, тебе полезно будет. Вижу, гости важные сейчас ко мне пожалуют, а мы с тобой их тута подождем, да все, что мы с тобой натворили, им и расскажем. А там Петро уж пусть сам решат, кто из нас прав, кто виноват. Ну что ты глазьями -то врашшашь? Что, слова сказать не можешь? Ну погодь, погодь маленько, да подумай хорошень, как перед братом своим каяться станешь. Идут, идут оне с Тонькой- то, недалече уже.
Наталья словно приросла к месту, не могла ни рукой, ни ногой пошевелить, да на языке словно гиря висит, слова злымские на ём, на языке-то, вертятся, а сказать не может, только глазишшами все врашшат, пучит их, глазишши -то свои, силится рот открыть, а оттуда окромя мычания и не идет ничего. Ну чисто корова, му, да му.
***
А ну стоять, кому сказано! Ты куды это собралась? Ты что это удумала? К самой Марфе, на поклон идти? Како тако прощение? В чем ты пред её виноватиться собралась? Не пушшу, сказал не пушшу!
-А ничего-то ты, Петр, и не знашь! Да ить невиновная Марфушка-то! Она ить всю жисть, сколь мы с тобой живем, все ить меня спасала! Не она ить ведьма-то, а сестрица твоя, Наталья!
-Ты что это, Тоня, белены где хватанула, или че ли? Кака така с Натальи-то ведьма? Я ить её вот с таких пор знаю! - Петр, отмерив небольшое расстояние от земли, показал ладошкой словно рост человека. Ну кака ведьма с её, она ить меня шибко любит, дружно мы с ей живем, сроду зла мне не сделат она!
-Толи ты слыхал, как она меня тута чихвостила-то! Столь всякого наговорила, у меня и по сей час волосья-то дыбом! Сама ить она, своим ртом сказала, что изведет меня, да с тобой жить станет, что люб ты ей! Как так-то, а , Петр? Сестра ить она тебе, грешно ить, про брата рОдного таки мысли иметь.
-Так ить не сестра она мне, а Настасья- не мать, оне ить к нам в дом -то пришли, тятька их привел, Наталья-то махонька была, не рОдная она мне, не сестра , стало быть. От ить дурак я, ну как есть дурак. Она ить мне в любви клялась- божилась, да я отмахнулся от её, думал, глупости это, перелюбится, все пройдет. А оно вон ить как вышло! А уж не брешешь -ли ты, Тонька? Можа спутала чего, не расслышала?
-Да как жа, Петро, как жа не раслышала! Тута ить вся улка слыхала, каво она тут городила, как хаяла меня да извести грозилась. Мне веры нет- так пойди, хоть у Нинки спроси, она все на изгороди-то висела, все ить слыхала, вот как есть все. Так что, Петр, ты как знашь, а мне к Марфе надобно идти, покаяться, повиниться пред ей. Она ить спасительница моя, кабы не она, так давно меня Наталья извела бы.
-Не пушшу однуё, с тобой пойду. Вот только пушшай попробует твоя Марфа со мной шутки шутить, я ей тако устрою, мало не покажется, ты ить меня знашь, я слов попусту не бросаю.
***
Марфа! Марфушка! Дома-ли ты, подруженька моя дорогая? Выдь на минуту, поговорить надобно.
-Заходь, заходь, Антонина, давненько мы тебя уже поджидам! Наталья-то притомилась ужо стоять, вас ожидаючи, язык уж правду на себе держать устал, так и хочет все рассказать. Говори, Наталья, позволяю тебе правду сказать.
Не своим голосом завыла Наталья. Язык-то Марфа ей развязала, а тело словом оковано, слово Марфино крепко, и пошевелиться мочи нет, а тело-то ломат да корёжит, словно изнутри его режут да разрывают, вот така боль-то сильная.
-Ты, Наталья, со мной шутки не шути. Только соврать надумашь али слова гадливые сказывать станешь- пуще прежнего ломать тебя будет, тогда только отпустит, когда правду сказывать будешь. Ты уж подумай хорошень, а потом друзьям своим волю давай, можа и научишься скоренько в себе их удерживать.
-Брешет! Все-то она брешет, Петр! Не верь ей, не верь, ты поглянь, что она со мной сотворила, без пут, без веревок связала! Она это, все она, от ей весь вред, все беды... Ой, лихо мне, ой худо, аааай, колют, режут меня, болит все внутрях-то. Стой, Стой, Марфушка, помоги, не ломай меня, все, все скажу, ничего не утаю.
-То не я тебя ломаю, совесть твоя с темной силой борется, я маленько только подсобила.
-Шибко ты мне люб, Петр, сызмальства люб, никто мне окромя тебя и не нужон был. Только с тобой быть хотела, а тут эта, Антонина явилася. Как узнала я, что с тятькой ейным вы сговорились, так и помутилось во мне что-то.
-Да как жа так, Наталья? Ты-ли это вред нам делала, лихо насылала?
-Не я то, Марфа это, все Марфа! И корова издохла- Марфа её извела, и птица пала- тоже Марфа. Все она, она одна виновная, она вам пакостила. Оооой, лихушко, Марфа, да все скажу, во всем сознаюсь, ой, болит, мочи нет терпеть!
-Сказывай, все сказывай. Откель сила твоя дурная взялась?
-Бабы у колодца трепались, что Никитична помереть не может, покуда дар не отдаст. А я и взяла, мне не лишний. Да ить не думала я, не гадала, что за дар у ей, я ить думала, как Марфа буду, приворожу тебя, Петр, ты от Тоньки ко мне и уйдешь. А ить не простой дар у ей, злой да трудный. Это ить я Тоньку в реку направила, морок на её навела, она сама туда и бросилась, а Марфа спасла её. Я ить и рада была, что греха не станет на мне, а эти, которы внутрях сидят, друзья-то мои, которых к себе сама я подсадила, всю душу ить у меня съели, оне ить голодны, коли я зла да пакости не делаю, вот и толкают меня обратно на грех. Это ить я в тот раз бревно- то свалила, что невестушку чудом не убило! А ить это Марфа! Она, одна во всем виноватая! Кабы из воды Тоньку не вынула, прибралась бы она ишшо в тот раз, в воде утопла, давно бы ты, Петр моим был! Ой, лишеньки, прости, Марфушка, сама не ведаю, что плету! Ой, преставлюсь нынче! Не губи, спаси, помоги мне, грешной, избави от боли нестерпимой!
Петр и Антонина стояли и смотрели на все происходящее, и не верили своим глазам. И ладно Тоня, уж она -то видела силу своей подруги-спасительницы, а Петр, который во всю эту чертовщину отродясь не верил, только стоял и дивился.
-А скотина? Скотина- то, Марфа, почто дохла? Ить аккурат опосля кажного твоего прихода беды у нас случались! Тут ить не отвертишься, ты, ты ить виновница, ты ить завистница, однако, зависть- то и тебя гложет, что все у нас гладко да ладно, что во дворе все мычит, болеет да кукарекат!
- А ты, Петр, словами- то тута не бросайся, покуда всей правды не знаешь. Тебе корова живая милее али Тонька в добром здравии да детушки здоровы при мамке живой?
- Ты загадками- то не сказывай, я тута не шутки шутить пришел. Кака связь у коровы и Тоньки?
-Прости ты меня, Петро, то не Марфа, то я виновата! Я ить как удумала Антонину извести, так и не отступилась от задуманного. На сносях ить Тонька была, когда я ей на сме@ть сделала. А Марфа, она почуяла ить, да подалася к вам! Ох, язык мой длинный, да почто же он все не то говорит-то! Ить не хочу я, Марфушка, плохо о тебе сказывать, а словно толкат меня кто, словно тянет за язык-то! Ой, спаси ты меня, помоги, Марфушка! Ой, нет уж мОчи терпеть-то! Шибко, шибко больно мне.
-На сносях Тонька была, ей ить- вот-вот опрастаться срок подходил, как беду я почуяла. Шибко зло было сделано, да неумело, в родах и Тоня, и младенчик бы преставились, не нашла я иного выхода, как на коровушку, кормилицу вашу стельную, смертушку отвесть. Корова не растелилась, да и померла вместе с телком, а Антонина хорошо разродилась, не случилось беды- несчастья. И друга ваша скотина тоже как откуп от смертушки ушла, а не то не видать бы тебе Тонечки милой рядом, не слыхивать смеху детского в хате, не видать улыбок на лицах младенческих.
-Вот и думай, Петро, кто из нас виновный, да кто тебе милее. Скотины полон двор, али жена здоровая рядом.
-А детушек? Детушек-то почто ты хворью изводила? На их-то кака вина?
-То не я, нет у меня мочи детушкам вредить, без надобности все это. Ты у ей, у сестрицы своей поспрошай, она ить тебе все расскажет, всю правду поведат!
-Прости ты меня, Петро, и ты, Антонина, зла не держи! Я это, все я! Тоньку извести не способная оказалась, так удумала я новый грех на душу взять. Детушек ваших извести хотела, а Тонька сама бы от горя вслед за ими ушла. Не ведала я, что ты, Марфа, не только Тонькину беду чуешь, а и всю кровь их спасать тебе надобно. Ох, ведьма ты, Марфа! Глядеть на тебя не могу, чтоб ты провалилась сей же час! Ой, да что же это делатся-то, да почто же болит-то все так? Почто свербит, разрыват внутрях-то? Прости, Марфушка, прости, родимая, сама не ведаю, что болтаю!
-А ить и правда, Петр! Детушки жаром горели, на глазах таяли, сгорали- угасали, а как Марфушка явилась, так вскорости и затих жар- то у их!
-Жар-то затих, да токмо сено в полях пыхнуло, вот как есть, в одну минуту все и сгорело! Твоя работа, Марфа? Опять твои штучки ? Мы ить от твоих игрушек скотину впроголодь всю зиму держали, так и знай, чуть все не вымерли!
-А ты мне тута гонор -то не показывай! Сено он пожалел! А младенчиков своих тебе не жаль? Кабы я их жар на сено не перекинула, к вечеру детушки твои сгорели бы как свечечки, и следа не осталося бы. Вот вся вам правда, вся истина, а теперича думай, Петр, думай, да решай, кто тута прав, а кто виноватый.
После этих слов Марфа подошла к Наталье, да стукнула её легонько по спине. Иди, Наталья, с богом, да смотри мне, не шуткуй со мной, со злыми мыслями ко мне не касайся, а не то худо будет, найду я на тебя управу.
Наталья как стояла, так на бок и завалилась, только и успел Петр подхватить её у самой землицы, чтоб шибко не зашиблась.
Хоть и зла много сделала сестрица сводная, а ить один шут жалко её, непутевую...
***
Возмездие.
Марфушка, сил моих больше нет, спаси, помоги мне, знаю, в твоих силах мне помочь, покуда беды я не наделала!
-Что, Наталья, гложет тебя силушка-то ведьмина, выхода просит?
-Ой, просит, Марфа, шибко просит. Грызет, разрыват меня изнутри, так и манит гадости творить, словно шепчет кто, сделай, Наталья, сделай. Я уж и руки на себя наложить думала, дак ить страшно, и так грешна, а тут великий грех будет.
-Совсем помочь я тебе не в силах, бабушка-то моя, Лизавета Конифатьевна, всю жизнь с Никитичной враждовали, да сдерживала бабушка силу-то злую, но тут надобно, чтобы на полную луну , аккурат в полночь, ты сама, по доброй воле пришла ко мне, тогда на первый, на недолгий срок удержу я дурость-то твою. Эх, Наталья, сама себе ты жизнь молодую загубила, жить бы тебе сейчас, да радоваться, детушек рожать, а ты себя на муки вечные обрекла.
Потоки дождевой воды на лобовом стекле. Очень красиво.
-Приду, Марфа, приду. Прийти не смогу- так ползти буду, хоть на карачках, хоть как, а все одно приду.
-А ить не так просто прийти-то будет! Те, кто в тебе сидят, пускать не будут, всяко держать станут. Ты вот что, на-ко, молитва то, как почуешь, что на зло тебя толкают, так сразу и читай, не останавливаясь, покуда не отпустит маленько, а как отпустит- так сразу ко мне и беги, а иначе быть беде. Это ить в своем уме ты Наталья, да ладим мы с тобой, мирно говорим, а когда друзья в тебе бушуют- от тебя только оболочка и остается, съедят оне тебя, коли не помочь.
***
К ночи, что в полнолуние наступает, Марфа готовилась загодя. Из лесу принесла зайца, что в силки попался, да жив ишшо был. Чуяла она, что явится Наталья, не все человечье-то в ней померло, осталось пока маленько.
В полночь в дверь поскребли. Открывай, Марфа, пришла я по твою душеньку!
-Пришла- так молодец, а уж зачем пришла и в чьем обличье- сейчас и увидим.
Снова кинула Марфа соли под ноги Наталье, слова нужные сказала, так Наталья и обездвижила, лежит, что чурка с глазами, только язык и шевелится, да слова злые сказывает, расправой грозит всем и каждому.
Сволокла Марфа Наталью в баню, и что уж она там с ей делала, нам не ведомо, а только вышла потом Наталья на своих двоих, бледная, под глазишшами черно, шатается, словно пьяная, а на лице така благодать застыла, словно святой водицы баба испила!
-Ну, ступай, Наталья, до хаты. Через месяц, в другое полнолуние, снова ко мне придешь, другого беса изводить будем.
-А сколь же их, бесенят-то энтих во мне?
-9 штук сидит в тебе. Начали мы с малого, одного и выселили, 9 дней спокойно жить будешь, а дальше сызнова на злобу тебя поманит. Ты не искушайся, терпи, да молитву, что я тебе дала, читать не забывай, а не то все старания наши напрасные, и мучения твои бестолковые будут. Теперича кажну полну луну по одному жителю убирать из тебя будем, но помни, кажный новый поселенец страшнее прежнего, и с кажным разом все труднее будет. Смотри, Наталья, не сдюжишь- так изведут оне тебя , съедят. Чтобы такой силой владеть науку долго надобно перенимать, а не то, что ты, силу взяла, да знания забыла. Ну, ступай, недосуг мне теперь, обряд доделывать стану.
Пошептав нужные слова над тушкой кролика, Марфа, подцепив его вилами унесла в забоку, да там и прикопала, вдали от глаз человечьих.
-Ну, одним жильцом меньше, даст бог, и с остальными справимся.
***
Долго -ли, коротко -ли, а 8 месяцев, 8 раз ходила Наталья к Марфе,8 жителей , друзей ведьминых извела Марфа, на скотину перевела их, да в забоке прикопала. Самый страшный, самый сильный житель остался, с им так просто не совладать, не справиться. Коли получится все у Марфушки, выдюжит Наталья испытание, так и вернется жизнь её в прежнее русло, уберут подселенцев, и не поманит Наталью боле зло творить, заново родится баба. А уж коли не сдюжит Наталья , так и съест её изнутри друг ейный, он, хоть и сильный, а один мало что может, токмо пакости мелки делать да в скотину оборачитваться, людей пугать. Страхами людскими питается, от того и сильный становится. А как сильный станет- нужно ему большое зло, чтобы сущность свою прокормить, а без восьми изведенных друзей не сделат Наталья зло большое, знаний не хватит, так и будет он её пожирать, её страхом питаться, покуда совсем всю не съест.
Близилось последнее, решающее полнолуние. Сызнова готовилась, суетилася Марфа, а хоть и гнала от себя мысли дурные, хоть и убеждала себя, что все хорошо будет, а только чувствовала, что не все гладко будет.
Вот и полночь на пороге. Волнуется Марфа, ходит по избе, шепчет молитву, ждет Наталью. Уходит, уходит времечко-то. Эх, да кабы могла Марфушка повлиять, поспособствовать, да неужель не помогла бы? Это те разы помогала, манила Наталью, звала молитвой, а нонче-то нельзя, не положено. Сама она должна прийти, сама должна путь-дороженьку осилить, тогда только и поможет ей Марфа.
Эх, времечко, бежит скоренько, быстротечно оно. Не успеть Наталье явиться, ох не успеть!
Вот и заполночь перевалило, а Натальи нет... Опоздала... Не успела... Не спасла душу грешную, обрекла себя на верную погибель. Эх, Наталья, да что же ты натворила, почто же ты глупа-то така, жизнь младую загубила.
Поздно, нет Натальи-то боле, все, что человечье в ей было- сгинуло этой ночкой, хоть и с виду та же Наталья, да не та, совсем друга она стала.
***
Ох, и темный буран-то в ту ночь был! Мело, кружило да вьюжило, кажный следок тот час заметало, словно и не бывало его, деревья к земле гнуло, ветви ломало, да так, что стонали они, горемычные, и стон этот мешался с воем собачьим, таким страшенным, что ажно кровь в жилах стынула. Страшились люди из дому выйти, да и в оконце глянуть редкий смельчак находился, а уж те, кто в это ненастье в пути был- так и вовсе заробели, страшнА стихия, не ровен час, сгинешь бесследно.
Всю ноченьку Марфушка молилась, что есть мочи, на коленях пред иконой ползала, а на рассвете вышла из хаты, слова на чужом языке крикнула, да пустила что-то по ветру. То-ли пепел -то был, то-ли зола, а можа и травы- коренья каки, нам то неведомо, да только как разлетелось то, что Марфа кинула, так собака та так страшно заскулила, зарычала, да выть принялася, а после так наутёк припустила, что никто и не понял, куды-то она подевалась? А только буря в тот же миг тише, тише стала, и вскорости совсем утихла.
И так повелось в деревне той, что кажны девять дней собака та по деревне бегала, выла- скулила, на добрый люд бросалася, а погода о ту пору така была, что словами не передать, ненастье страшное. И кажну таку ночь Марфушка на коленях стояла, молилась, а к рассвету неведанное нам по ветру пускала.
Люди в деревне пугливы стали, шутка-ли, две ведьмы силами меряются, и поди ж ты, узнай, котора из их победит? И к Марфе не лезли, и Наталью стороной старались обходить, а только как стемнет, так из дому никто и шагу не делат, страшно, боязно людям.
***
Марфушка, подруженька моя милая, что теперича с Натальей будет? Не она ить это,вот как есть, не она. Боюсь я её, хоть и не ходит она к нам, а ить один шут страшно, кто ж его знат-то, что у ей на уме?
-Ничего не пужайся, никого из вас не тронет Наталья, днем-то она не блудит, дома все сидит, а ночью не достать ей вас, оберег, защита на хате вашей така, что не пробраться ей. Вы, главно, на улку после полуночи не идите, там защиты нет. Недолог век у ей, сожрет её изнутри скоро тот, кто в ей остался, кого не захотела она извести.
-Да как жа так, Марфа? Неужель не помочь ей никак?
-Вышло время, когда шутки шутили, не поможешь ей теперь. Сама все решила, удумала, путь свой выбрала, нет теперь виноватых окромя её.
***
Ох, и суров январь- батюшка был в ту годину! То буран, то мороз лютый, такой, что сказывают, птицы на лету замертво падали, замерзали сразу.
У Петра да Тоньки в ту пору корова стельна была, вот-вот отелится. Страшно телкА в мороз лютый во дворе бросать, на верну погибель дитя коровье обрекать, вот Петр ночами и ходил во двор- то, караулил, стало быть, корову-то. А ну , как принесет телкА корова в холод такой, а тут вот он, Петр, сразу его, телкА-то в избу сразу и снесет, у его уж тама и угол отгорожен, аккурат за печкой, теплышко тама, да сухо. Оне люди простые, привычные , скотинкой не брезгуют, а что поделашь, коли не в городе, а в деревне родились!
Хоть и страшно Петру на улку-то идти, а что поделашь-то, надо ить, вот и побрел. Корову глянул- лежит, кормилица, жвачку жует, все хорошо. И побрел Петро домой. От как нашептал кто ему, ить сроду за вилы не хватался, а тут, как со двора выходил, в праву руку-то вилы и прихватил.
Только он дверь-то в сарай прикрыл, так откуда ни возьмись- собака! Больша, страшна, черна, шерсть-то дыбором, встала поперёд Петра и шагу ступить не дает. Только он ногу подымат, чтобы шаг сделать, так у собаки загривок-то ершится, щетинится, псина зубы скалит и на Петра идет. Встал Петро, подкурил папиросу, смотрит на собаку, а она вокруг его ходит, об ноги трется, словно улыбается. Только он опять ногу- то подымет- собака снова серчает, да скалится.
Долго-ли, коротко-ли так стоял Петр на морозе, ажно задубел весь, а собака не отпускат его, и шагу шагнуть не дает...
***
Что-то долго нет Петра в избе, ужо вернуться должон, а все нет. Как бы не случилося чего. Лежит Тоня в избёнке, а у самой душа не на месте. Встала, тулуп накинула, ноги в валенки, да пошла на улку.
Скрипнула дверь в сенцах, вышла Антонина на крыльцо. Темно, хоть глаз коли.
Собака, что вокруг Петра кругом ходила, разом напряглась, носом повела, да как прыгнет сквозь изгородь! Одним махом и перескочила через неё.
-Петр! Петя, ты где тама запропостился-то? Каво ты там копашься?
-Тоня! Скорее, скорее в избу заходи! Тоня! Тонюшка! Уйди, псина проклятущая! И откель ты только взялась на мою голову! Прочь, поди прочь отсель!
Покуда добежал Петр до крыльца- то, глядь, лежит Антонина , навзничь упала, а собака верхом на ей сидит, так и норовит в горло вцепиться!
Сам того не ожидаючи ткнул мужик в собаку вилами раз, да другой, да третий, заскулила псина, жалобно так, надрывно, да и умолкла, кажись, насовсем.
Отопнул Петр собаку-то, да к Тоньке кинулся, дышит-ли? Шарит руками околевшими по лицу, и чует, вроде липкое что под руками. Да неужто кровь? Опоздал! Не успел! От ить лишеньки! Да ка жа так-то, Тонюшка?
Повернул голову в сторону псины- а ить как не бывало её, на том месте , где псина валялась Наталья лежит, не дышит уж...
***
-Ох, горюшко, опоздала я, замешкалась в снегу-то. А ну, отойди, Петр! Отойди, кому сказано.
-Марфушка, милая, да что-то было-то? Собака ить это была, я своими глазами видал, как она кругом меня ходила, к избе не пускала. А тут Антонина... А она, собака-то, как сиганула! Да сквозь изгородь! Я за ей, дак ить не быстро, по снегу-то, да в пимах! А Тонька... Лежит, навзничь... И собака на ей, сверху. Я ить не знаю, как вышло... Вилами... Вилами её. И в сторону... А Тоня... Тоня... Кровь у ей, не дышит, кажись. Я на собаку-то глядь, а ить нет её, Наталья ить тама, вот ей богу, Наталья. Это что жа? Это как жа? Это я ить её, Наталью-то, вилами...
Начало тут Просто нажмите на синий текст, чтобы читать сначала, так точно интереснее.
-Отмучилась Наталья-то. И поделом. Не ты, так кто другой порешил бы её. Отойди, Петр, не мешайся, Христом богом прошу.
Крутилась Марфа вокруг Антонины, вертела её и так, и эдак, словно куклу, под нос себе бормотала, а потом как крикнет!
-Ну открывай, открывай глаза-то, полежала, поспала, да будя! Вставай немедля.
Открыла Тонька глазоньки, глянула кругом, да все и вспомнила. Увидала Наталью-то, что в снегу лежала, поняла все, да залилася слезами горючими.
Была Наталья, ох, и хороша девка, справна, да ладна, глаз ясный, стан стройный, взор не отвесть, была, да вся вышла, связалася с нечистой-то силушкой, да сгубила жизнь свою молодую. Ить и 30 годков не стукнуло ей о ту пору, жить бы да жить, ан нет, закопали, зарыли за воротами. Жила как зря, и прибралася в собачьем обличье.
***
Сколь-то времени прошло, никто уж и не упомнит. А ить шибко-то никто и не горевал об Наталье, окромя мамки ейной, Настасьи, да Петр вину за собой чуял, ночи спать перестал. Пошептала Марфушка над им, слова чуднЫе сказывала, да и оправился он от вины своей, понял однако, что не шибко виновный был, себя спасал да жену милую.
Была Наталья, да нет её, вся и вышла. Забыли вскорости люди добрые, что ходила така девка-то по землице, коптила небушко по чем зря. Так, только иной раз мелькало имечко её, да не добром поминали, а не иначе, как ведьмой-то и кликали. Дескать, от ить ведьма кака, что творила, что деела. Неспокойное времечко было, и до ветру выйти боялись, не то, что нынче, ходи- не хочу, тихо, спокойно стало, нетука ведьмы то боле.
А Марфу уж и не кличут ведьмой-то. И то правда, кака уж с её ведьма, коли худа никому не делат? Так и прозвали её Марфа - Знахарка. Други и вовсе Марфой- Травницей кликали. Кто как величал Марфу-то, да только ласково все стало, да уважительно.
***
Идут годки-то , бегут скоротечно, сколь их уж утекло- убежало, несчитано. А только появился в деревне мужик. Мужик, как мужик. Обычный, не черный, не белый, не худой, не тонкий, не молодой, не старый, не тихий, не громкий. Появился, да и шут с им, мало-ли их ходит, людей разных, что баб, что мужиков. А этот- от хоть кого спроси, каков он, мужичишко-то, на лицо да фигуру, а ить и не скажет никто. Вроде все с им за ручку здоровались, в глаза глядели, а каков он- и не запомнили.
Поселился мужичишко на опушке лесной, заместо лесника старого, который по весне помер, стало быть. Живет себе, по гостям не ходит, и к себе никого не зовет. Коли уж беда кака приключится, да путника заблудшего увидит, так приветит, обогрет, да накормит, да нелюдим шибко, слова не вытянуть с его. Да и шут с им, пущщай живет, тихий он да смирный.
Лето прошло, осень наступила. Пожелтели листочки, следом и осыпались, и вот сызнова деревца-то стыдливо голыми ветками тела свои нагие прикрывают, словно прячутся от взора постороннего.
С утра Марфушке неспокойно было, все беду ждала, да понять не могла, с какой стороны притопат оно, лихушко-то.
Толи Антонине беда кака грозит? - Села Марфа, к себе прислушалась. Нет, не у Тоньки беда, ладно все у подруженьки, да гладко, тихо да спокойно. Отчего же тревожно на душе, словно кому родному худо? Матушка? Тятька? Сестры с братьями? Нет, не у их беда, все там справно, все ладно.
От ить тянет Марфу в лес, а понять -не поймет, на что ей туда идти-то? Одно видно, что шибко надо.
Делать нечего, собралася, да подалась в лес. Идет Марфушка по дорожке-тропиночке, словно кто неведомый направлят её, куды надо. Уж совсем в чащу забралась, далече от деревни забрела, встала, отдышалась, да к деревцу прислонилась. Прислонилась, да глаза прикрыла, смотрит душой вглубь леса, ажно дышать забыват, чтобы важного не упустить. Глядь, а в канаве, что от неё недалече, мужичишко лежит, ветками присыпан.
Побежала Марфа к мужику, насилу через бурелом пробралась, ветки раскидала. Вроде живой, дышит, но раны страшные, брюхо изодрано.
Снова закрыла Марфа глаза, и тот же час картинку и увидала. Медведь это его подрал, да ветками завалил, на потом, стало быть оставил, попозжа решил полакомиться. Другой бы от таких ран и не выжил, а этот, не гляди, что хиленький, силы в ем- что в самом медведе, да жить шибко охота ему, мужичишке-то.
Смастерила Марфа настил из еловых лапок, перевалила на его болезного-то, да поволокла в деревню. Уж сколь ташшила-то она его, притомилась, бедная, в грязи извозилась, а бросить его- все одно что на погибель оставить, недолго ему осталось, коли не помочь, не подсобить.
Долго выхаживала Марфа мужичонку. По первости-то он все не в себе был, глаз не открывал, опосля в бреду, в горячке метался. Марфа брюхо-то ему мазала, да пить отвары целебны давала, тем и жил, в чем только душенька держалась? А ить цеплялся за жисть-то, это сколь-то времени прошло, пока затянулись раны-то, поджили маленько. Стал он в себя приходить, вставать помаленьку, до двора выходить, похлебку хлебать начал, ожихарился маленько.
Покуда хворый он лежал, уж и весна пришла, оделись деревья в новы наряды, уж и не скромничают деревца-то, не прикрываются ветвями стыдливо, напротив, шибко имЯ размахивают, мол, глядите, в обновках мы теперича.
Оздоровил мужичонка-то, значится, вроде и уходить ему пора, в домишко-то свой, да прикипел душой к Марфушке. Да и она к ему попривыкла, вдвоем-то все сподручнее, да веселее. Никто и не ведат, как так случилося, а только остался мужичишко-то, Василем его кликали, у Марфы в избенке, да стали они вместе жить, навроде как поженилися.
А вскоре и родила Марфушка, дочка у ей появилася, Марьюшка. Смышлена девка-то росла, умна не по годам. Силы Марфиной в ей не было, а тяга к травушкам сызмальства появилась. Шибко она их чуяла, травинушки-то, хотя и не знала, от чего лечит, а угадывала безошибочно.
Пойдет, бывало, Марьюшка на луг, долго ходит, выискиват да высматриват, Словно ищет что. А после-то, глядь, идет девка, сама махонька, а волокёт пучок трав, к землице сгибатся вся. Дома сядет, переберет травинки бережно, поделит на маленьки пучки, навесит их в сенях, а после тем, кто к Марфе лечиться приходит и раздает их. И что главно-то, хоть и грамоте ишшо не обучена, читать- писать не умет, а все хвори людские видала, да травушку для лечения безошибочно подбирала.
Добрая, ласковая росла Марьюшка. Голос тихий, нрав спокойный, сама улыбчивая, всем поможет, со всеми поговорит. Для Марфушки дочка отрадой стала, шибко уж любила Марфа дочку-то, холила да лелеяла, души в ей не чаяла.
Вот уж и заневестилась Марьюшка. Ладной девка выросла, коса руса до пояса, фигурка складна, росточка невеликого, как была махонька, так и осталась, глаза- что два озерца, коли долго смотреть в их- так и утопнуть можно.
Женихи-то проходу не давали Марье, да не все родители согласные были с ведьминым родом сродниться. Хоть и уважали Марфу-то, а все одно побаивались, и дел близких старались не иметь с ей.
Глядела Марфушка на дочку-то свою, да видала, что упорхнет дитя вскорости из гнезда родного, из дома отчего. Хоть и радовалась Марфа за дочку свою, а тоскливо ить на душе было. Ну да ладно, хоть и испытаний много их впереди ждет, а все одно хороша жизнь у Марьюшки будет.
***
Дочери и внуки.
- Матушка, батюшка, совета да благословения вашего хочу спросить.
- Спрошай, Колюшка, спрошай, поможем, чем сможем.
-Люба мне девица одна, шибко люба, сидит в сердце моем крепко, в мыслях только она одна. Жениться хочу, дозволите-ли?
-А отчего же не дозволить, коли шибко люба девица-то? Сказывай, кто така, чьего роду- племени будет? Поди-ка сватов пора засылать, да с родичами знакомство заводить.
-Знате вы ить её, девицу эту, и родичей тоже знате. Марьюшка это, Марфы- Знахарки дочка. Вижу, хмур лицом батюшка, не по нраву выбор мой тебе, али плоха девица-то?
-Знам, Кольша, знам и Марфу, и Марью, и родителей Марфиных, и прародителей, всех знам. Хороша девка, про её ничего худого не скажу, а токмо не кажна семья согласится с ведьминым родом якшаться да родниться. Али не слыхал ты, каки про их разговоры ходют?
-Да что ты тако говоришь-то, Пётр? Как язык-то твой поворачиватся о Марфушке слова таки гадливые сказывать? Она ить спасительница наша, Берегиня. Кабы не Марфушка, так и не бывало бы на белом свете ни меня, ни детушек наших, извела бы род наш сестрица твоя сводная, Наталья. Али запамятовал, что у вашего-то роду тоже рыльце в пушку?
-Ну будя, будя тебе, Антонина. Я ить просто, так, для порядку сказал. Ну что думашь, мать? Сватов засылам, али как?
***
И была невеста- красавица, жених- богатырь, гостей хоть не много, а все дорогие да желанные. Привел Кольша жену молодую не абы куда, а в дом свой, собственный, своими руками ставленый. Светла горница, окошки больши, просторны, как заходишь в его, в дом-то, словно в сказку окунашься! У кажного дома свой, собственный запах имеется, а в Марьюшкином дому он ить особый всегда, запах- то. От самых ворот уж пирогами пахнет, да так, что ажно живот сводит от аромату. Уж что не говори, а пироги- то печь Марья- искусница, тесто- что пух, так и тает во рту-то, так и тает. Ешь их, пироги эти, и ишшо хочется. От и не лезет уже, брюхо полно, сам весь сыт, а глаза голодны, так бы весь таз и съел, пирогов этих. В сенцах деревом пахнет да травами , словно в полюшке летним днем оказался. И каки только травы не заготовлены у Марьи!
Молодая мята. Фото автора
Тут и душица, и зверобой, и трава Богородская, и шалфей, и пижма с тысячелистником, кора черемухи сама по себе скрутилась, да лежит тута, аромат издает, аккуратно на нитку нанизан лист мать- и -мачехи, да так причудливо эта нитка развешана под потолком, что сквозь тонкие листы проглядывают цельные бревна, вымытые добела. Мятой как пахнёт, так словно морозного воздуха хапнул, так свежо и легко становится, дышится полной грудью. Хорошо у Марьи в хате, уютно. И не гляди, что молода ишшо совсем, а хозяюшка хороша с её вышла, ладно Марфушка да Василь дочку воспитали, да не одну, а целых двух народили, втора-то уж под старость лет родилась, махонька совсем , девка-то, а ить словно одно лицо с Марьюшкой-то, как нарисованы обе одним художником. А ить и точно, одним, обоих ить Василь рисовал, а хоть бы другим местом, пусть и не пером, а все же одним словом- художник.
Кольша- то не ходит, летает, словно на крыльях, да Марью свою на руках носит, шибко любит он её, наглядеться все никак не может.
Деревенские-то тоже с уважением к Марьюшке относятся, у кого голова, у кого живот заболит, а другой и со спиной- к Марфе по таким делам уж и не идут, знают, что рядом Марьюшка есть, она точно поможет, травушку нужную даст, и разом полегчает, боль отпустит.
Так и жили Николай с Марьюшкой, в миру, любви да согласии, двоих деток уж народили, два сынка подрастают, да скотины- полон двор, крепкое хозяйство. Все ладно у их, как по книге написано.
***
Сам старешь быстро, а дети ишшо быстро растут, Вот и выросла Варвара, младша дочка Марфина, да тожа замуж выскочила. Замуж-то выскочила, да уехала к мужу жить в другу деревню. Редко Марфушка с дочкой видится, тоскует шибко об ей, да радуется, что муж хороший доченьке попался, ласковый да любящий. Хорошо все у деток-то , и самим на душе спокойнее
Быстро дети-то вырастают, а внуки-то ишшо быстрее растут. Вот ить только маленьки бегали по деревне дети-то Марьины, да Марфы с Тонькой парнишки- внучата, а уже женихаются, на девок заглядаться стали.
У Варвары девчончишки подрастают, большеньки уже, да хорошие такие, ладненькие, что куколки, да мальчишечка давеча народился, кроха совсем ишшо.
Неспокойно у Марфы на душе уж который день. И глянуть бы, в чем беда- проблема, а не может Марфушка себя заставить глаза закрыть да вглубь глянуть, чует, что лихо там, в глубине, идет лишенько, да не одна беда бредет, а и другу с собой следом ташшит. Чуть прикроет Марфушка глаза, сразу старуху костлявую рядом чует. Да к кому же ты бредешь, смертушка? На кого же косу- литовушку свою наточила?
Чувствует Марфа, то не за ней старуха топат, а за близкими, родными. Вздохнула глубоко страдалица наша, да направила взор внутренний вглубь, туда, куда нет доступа простому смертному.
Василь! Да как жа так-то? Да почто жа так рано за им костлявая свои клешни протянуть хочет? Ить не пьянчужка какой, добрый да ласковый, за столь лет дурного слова не слыхивала от его Марфа, а от поди ж ты, идут уже за им, ждут дома-то его, нагостился, пора собираться.
А ить не мудрено, что пожил мало. Натруженный ить весь, да израненный, труднА работа у его была, в лесу-то, и лесинами придавляло, и пупок натруждал, и спина искалечена, а там и вовсе - шутка-ли, медведь подрал- покатал. Вышли , стало быть, силы-то жизненные. Ну что же, знать, так надо.
***
Тихо ушел Василь, не маялся шибко, лег почивать да не открыл боле глазоньки,как могла супружница верная облегчала страдания мужа болезного. Ушел Василь, а у Марфушки ишшо одна глубока морщинка проложила дорожку по усталому лицу, ишшо меньше улыбаться стала Марфа, все боле сурова стала да неулыбчива.
Снова беду чует Марфа, снова лихо над ними кружится, носом водит. И не хочет уж знать Марфушка, к кому горюшко в дверь стучится, а делать нечего, глядеть надобно, а ну , как помочь ишшо можно?
Закрыла глаза, да так на пол и осела. Беда, горе лютое над дочкой младшенькой, над Варварушкой, к ним старуха с косой направляется, тянет клешни свои костлявы к внучку маленькому, не жилец он боле.
***
-Матушка, миленька! Да за что жа нам горюшко -то тако? Почто сына моего старуха чёрная забрать хочет? Ить и не жил он совсем, свету белого не видовал, ножками землицу попуте не топтал, глазками не глядал... Где, да где жа моя вина-то есть? За что горе тако мне послали? За чьи грехи искупать вину младенчику невинному-то, а , Матушка? Скажи мне, поведай, ты ить все у нас знашь, все ведашь! Почто моя кровиночка свет белый покинуть дОлжна? Почто у Марьюшки все ладно да складно, а мой сыночек уйти должОн? Почто не Марьины -то парни, а? Говори, мать, всю правду мне сказывай, правда-ли люди-то бачут, что за твои прегрешения сына у меня господь отбират?
-Замолчи, Варвара, Христом богом прошу, замолчи, не гневи Господа-то. Грешна я, шибко грешна, но нет за мной такого, чтобы младенчик за меня плату страшную вносил.
Судьба у его неладная, нехорошим человеком стать ему суждено. Тебе Господь избавление готовит, в младости забрать хочет, чтоб душу не загубил он вскорости, а ты гневишь господа нашего словами своими необдуманными.
-Да за что же, матушка? Сказывай, все мне сказывай, что видится тебе, все стерплю, все сдюжу.
-Земля стонать станет, не черная она вскорости станет, алой будет от крови людской, люди лихие придут , да не с добром явятся, с войной. Брат на брата пойдет, сын на отца, все плакать будут, и бабы, и мужики, и дети , и старики со старухами. Кажна семья пострадат от того лиха, никто без беды не останется, всех она пометит, на кажном роду метка та страшная останется, долго ишшо потом люди помнить будут ту страшную пору.
Сын твой народ свой предаст, к ворогам примкнет, на свой люд, на свою кровь орудие страшное подымет, врагам прислужничать станет, для своих врагом сделатся. Весь род от его пострадат, и ты сама, и муж твой, и Марьюшка с сынами. Все вы врагами народными станете, коли жив он останется, все на погибель пойдете от поступка его низкого. Дарует тебе господь избавление, пущщай уйдет он маленьким да безвинным, а вскорости к тебе и вернется в другом теле.
-Матушка, рОдная, да как жа мне быть, что жа делать-то? Больше жизни люб он мне, ить во след за им пойду, коли помрет он. Да разве же ты сделать ничего не можешь? Матушка, не губи. Сроду ни о чем тебя не просила, так тут не откажи, отведи старуху страшную, пущщай не забират она сына у меня!
-Ты мои правила знашь. Коли худой человек- отродясь не отводила смертушку.
-Так то чужи были, не рОдные. Свой ить он. Когда ишшо то страшное -то станет, сколь времени пройдет? Пущщай поживет маленько, поглядит на солнышко ясное, ступит на травушку молоду да зелену, в речке нашей вдосталь искупатся! Не губи, матушка, помоги, Христом богом прошу!
***
Итоги жизни.
-Уговор мой таков будет: Спасу сына твоего, пущщай и недолго, а порадуется сердечко твое материнское, на сыночка маленького глядючи, только один шут недолог век его будет, а ты боле матерью не станешь, да сама вослед за ним отправишься.
-Спасибо, Матушка, вовек не забуду доброту твою, всю жизнь в ногах твоих валяться буду, да тебя благодарить!
-Ты раньше времени-то не радуйся, не благодари. Откуп сурьезный для смертушки нужон. Жизнь на жизнь поменять надобно. Сказывай, чью жизнь на жизнь сына своего поменять согласная? Перву девчонку на откуп костлявой отдашь али вторую? Думай, Варвара, хорошень думай, назад пути- дороги нет, выбирай ту, котору меньше всего жальче тебе, котора из девчонок меньше тобой любима.
-Да как жа это, Матушка? Ты что тако говоришь-то? Как жа это, жизнь за жизнь? Как жа выбрать меж их? Оне же все мои, равно любимы, одинаково в муках рождёны. Да почто это выбирать-то я меж имЯ я должна, а, Матушка?
-А ты как хотела, Варвара? И дитя у смерти из лап вырвать, и откупа ей не дать? Не быват так, вот хоть ты тресни. Она ить, смертушка-то, шагат уж за душенькой, настроилась, что не пуста уйдет. За так не оставит она младенчика, только на замену может другого забрать, оттого и говорю, выбирай, кого меньше жалко. По иному не получится.
-Не могу я меж своими детушками выбирать, кому жить, а кому нет. Все они желанны мною да любимы. Да неужели нет иного способа обмануть костлявую?
-Есть. свою жизнь супротив его ты можешь поставить. Он жить будет, а ты уйдешь. Думай, Варвара, думай. Только ежели свою жизнь поставишь, кому девчончишки-то твои нужны будут? Отец-то, он что? Нову жинку себе приведет, новы детушки народятся, а девки твои без тебя как неприкаянны жить останутся.
***
Быстро угас младенчик, к утру уж и преставился, болезный. Безутешна Варвара была, все глазоньки выплакала, весь голос сорвала, выла- кричала, волосья на голове рвала от горя, от безысходности. От тоски да печали покрылась голова белым волосом, да в глазах искорки угасли. Кажный день теперь на могилку бегат, от матери отреклась.
Величественная скала. Сколько всего видала, а сколько ещё увидит... Фото моё
-Знать тебя не хочу, видеть не желаю! Ведьма ты и есть! Почто же ты помочь не сумела, коли така сильна-то? Ить всем помогашь, вех спасашь, а мальцу помочь не захотела. Ты ить нарошно так сказала, потому как знала, что не смогу я средь детушек своих выбирать! От почто жа у Марьи никаких бед нетука, живет, как сыр в масле кататся.
-У всех своя судьбина, у всякого свой путь. И у Марьюшки не все ладно будет, и у тебя не вечна печаль станется, скоро и ты вспомнишь, как смеяться да радоваться. Не гневи господа, Варюшка, не говори слова необдуманны...
Ишшо больше морщинок пролегло по Марфушкиному лицу, ишшо суровее стали глаза на лице неулыбчивом. Жалко дочку свою маленьку, жалко и внука жизни не познавшего, да уж лучше так, чем потом ишшо шибче беда придет. Пушшай его Варварушка младенцем безвинным помнит, чем потом люди их род в грязи валять станут да предвтелями кликать.
***
Через 2 лета понесла Варвара, да снова мальчонку родила. Уж какой хорошенький, да один в один с тем мальчишкой-то, что ушел без времени, люди-то судачили, мол, без Марфушкиной силы тут не обошлось, постаралась она, чтоб душу родную вернуть на землю. Правда-ли, али нет, нам никто не сказывал, Марфа все молчком больше ходила, старенька ить уже стала, сгорбилась совсем, а людей все принимала болезных. Варвара-то как понесла, да родила, пришла к Марфе-то, да в ноги и упала, каялась все, винилась, прощения просила за слова свои злые, да только Марфа вроде и не сердилась вовсе, улыбнулась, погладила дочку-то свою по головушке седой, да сказала, что и не обижена она, все мол хорошо.
Долго-и, коротко ли, а времечко уж как быстро бежит, что и не успевашь за им, токмо встал спозаранку, а уж сызнова ночь наступила, токмо родился, а уже большенький, женился, да у самого дети малы народились.
Уж и Марьюшка бабкой стать готовится, а Марфа и вовсе- прабабкой будет! Парнишки- то Марьины один за одним женились, да детки вскорости пошли. У младшего девчонка народилась, а у старшего парнишка. Уж как радовалась Марфушка, что до правнуков дожила! Видала, что девчончишка та хоть и наследовала дар , а ужо не тот он, что раньше был. Она ить больше как бабка, Марьюшка, все по травушкам, да боль людскую видит. Не удержалась, заглянула одним глазком в будущее-то правнучкино. Так и есть, доктором будет. Детушкам появляться на свет будет помогать. Хороша судьба у правнучки, да шибко уж тяжелая. На войну сбежит ишшо соплячкой, солдатиков наших раненных спасать будет, а уж потом, когда война великая закончится, отучится девка-то, да откроет целую династию медиков.
Глянула на парнишку- содрогнулась сначала от увиденного, прямо как мясник ножом на человека замахивается. А пригляделась- спокойно на душе стало. Малец-то ить тоже всю войну пройдет, уж сколь жизней спасет людских, солдатских, а опосля, и в мирное время много жизней спасет, хорошим хирургом стать ему уготовано.
У Варвары тоже и детушки, и внуки, все хорошими людьми станут. А одна, самая младшая правнучка, дочка последнего мальчонки, которую уж не суждено Марфушке на руках подержать, станет хорошей ведуньей. Вместо прабабки своей будет лечить людей да сказывать им будущее. очень уж сильна девка-то будет, под стать самой Марфушке.
***
-Ну что, подруженька моя дорогая, Антонина моя ненаглядная. Пришла пора нам с тобой прощаться, уйду я в скорости, заждалися меня дома уже, хватит небушко коптить. Ты уж живи тута за нас обоих, правнуков тетёшкай за двоих, в скуку и уныние не впадай, живи, да радуйся кажному дню.
-Да как жа это, Марфушка? Почто это ты меня покинуть-то хочешь на этом свете? Всю жизнь холила да лелеяла ты меня, от бед да лихих людей спасала, а под старость -то лет бросашь меня?
-Не тоскуй, Тонюшка. Свидимся ишшо мы с тобой, хоть и не в этой жизни. А спасать больше не от кого , кончились на твоем веку лихие люди, живи спокойно.
-Долго-ли жить ишшо мне, подруженька? Скажи, не таи, всю правду, каку видишь, таку и сказывай.
-Поживешь ишшо маненько. От как правнук невеститься начнет, так и готовься. Войну не застанешь, не кручинься о чем зря. Дети да внуки с правнуками хоть и изранены, а живы будут. А пока живи, живи за двоих, я-то свою силу жизненную внуку отдала, что у Варвары народился...
***
Хорошие потомки у Марфы да Антонины получились. Так и стало, как Марфа сказывала. И была война, долгая, страшная, в народе Великой её прозвали. И правнучка, что успела Марфушка на руках подержать санитарочкой там была, солдатиков израненных на себе носила, спасала их, сердешная. А хоть и видала кровь, смерть и боль людскую, а ить не озлобилась, опосля войны-то отучилась, да акушеркой стала. Сколь новых жизней приняла- и не счесть.
И правнук хорошим хирургом стал, много жизней людских спас, все, как Марфа и говорила.
И дети их, и внуки, и правнуки- все в медицину ушли. пусть по Марьиной линии и нет больше знахарей, а ить все одно, служат людям, да спасают их от хворей.
Варварушкины детушки выросли, девки замуж вышли, парнишка женился. А ить хоть медиков там нет, а все одно хорошими людьми стали. Правнучка так и живет в той самой деревне, где и Марфушка жила, и по сей день ишшо хворых принимат, хоть и сама уже старуха. Ждет, когда смена ей вырастет, чтоб убедиться, что дар прабабкин зазря не пропадет.
Вот такая вот история, друзья мои. Кто знает, а можа и вы знакомы с потомками Марфы-то? Сколь уж их по белу свету-то ходит, да людям помогат?
Конец
Автор
Язва Алтайская

ОБЕРЕГ ОТ ЗЛОГО ГЛАЗА (1)

Ведьмин гвоздь.
Тонька! Тонька! Ну ты что, оглохла разом? Я тебя зову, зову, а ты не слышишь. Отмыкай давай, я ить знаю, что ты дома.
-Иду, иду, что шумишь, оглашенная! Ну, чего тебе, Марфа? Что голосишь под дверью, всех детей мне перепугала!
-Да давненько я тебя не проведала, дай, думаю, забегу, гляну, как тама Антонина поживат. В хату-то пустишь, али так и будем на пороге стоять?
-Недосуг мне сейчас, Марфа, не вовремя ты явилась. Давай-ка ты, ворочайся домой, проведала, и будя.
-Что это ты, Тоня, подруг старых со двора гонишь? Али обидела я тебя чем, рассердила- раздосадовала? Пусти, хоть кипятка испить дозволь с дороги.
-Ничем ты, Марфа, меня не рассердила, не раздосадовала, и на меня зла не держи, не серчай. Подруги мы с тобой в прошлом, когда та дружба-то была? А нынче сам-то не велел с тобой якшаться, строго-настрого наказал, чтобы духу твоего в нашей избе не бывало.
-Это почто так? Каку таку дорогу я вам перешла, что ты меня на порог не пущщаешь?
-Прости ты меня, подруженька дорогая, да только глаз у тебя нехороший, вся деревня знает, оттого и не якшаются с тобой люди. Сам-то сколь раз замечал, ровно как ты от нас уходишь, тот же час то горе, то беда приключается. То у дитя жар горючий приключится, то корова на ноги упадет, а то и птица вся передохнет. Прости ты меня, Марфушка, не держи зла на меня, но к нам боле не ходи...
-А точно -ли после меня беды-то приключаются? Можа попутала ты меня с кем другим? Не положено мне злобу на людей бросать, уж не тебе -ли знать-то, что людям помогать я рождена, оттого и счастья женского не видать мне. Ну да воля твоя, Тонюшка, Господь с тобой. Только наперед проверить надо, а не напраслину на людей возводить.
Марфа достала из кармана фартука старый кованый гвоздь, с силой его согнула, что-то пошептала и отдала Антонине.
-Ты вот что, Тоня, сделай. Гвоздь этот положи так, чтобы через него люди в дом твой шли, но его не видали. Под порог прибери его, да наблюдай за теми, кто в дом твой вхож.
На первый раз гвоздь завистника пропустит, только суетиться злой человек станет, домой вскорости засобирается.
На второй раз переступит плохой гость порожек, да назад возвертается, не сможет дальше пройти.
А уж на третий раз и вовсе, постоит на пороге, а зайти не сможет, как бы ты его не звала, не привечала. Да такой бранью разразится, что сама все поймешь.
Тогда, Тоня, уж думай сама, кто семье вашей зла желает, кто лихо наводит. Да не боись, не чурайся меня, уж я-то, подруженька моя дорогая, тебе худо никогда не сделаю. Ну, бывай, да смотри, про гвоздь никому не сказывай, а не то проку от него- что от железяки ржавой. Да следи за гостями-то, сама все увидишь.
***
-Тонька, никак опять ведьма в гости захаживала?-Петро сурово сверлил жену глазами так, что она и взгляд боялась от пола оторвать.
-Была, Пётр, была, да только как ты и велел, я её и на порог не пустила.
-На порог не пустила, а глазишши-то её ведьмины один шут погуляли, поглазели. Уж сколь раз тебе говорить, чтобы не привечала ты ее, а ты все одно волокёшь её в хату.
-Да не бывала она в дому давеча, на пороге постояла, да отправила я её восвояси, все , как ты и велел сказала ей, мол, сам-то ругается, что ты ходишь, выглядаешь все, а потом у нас беды гуляют от твоих хождений. Никак случилось чего, Петр?
-Случилось! Пётр, передразнив жену, смачно сплюнул на землю. Свинья поросят поела, вот что случилось. Ишшо утром пороситься начала, я ажно 12 штук насчитал, а давеча в сарай зашел и обмер! Всех поела, вот как есть, всех. 2 штуки бегают, а остальных нетука. Вот тебе, Тонька, и мяско на зиму, и полушубок. От ить ведьмино отродье, чтоб совсем духу её тут не было, ясно тебе?
-Ясно, Пётр, ясно.
Хотела было Антонина сказать про гвоздь, что Марфа ей дала, да язык так отяжелел, словно гирю пудовую на него повесили, а в голове слова ведьмины всплыли:
" Про гвоздь никому не сказывай, а не то проку от него- что от железяки ржавой."
-Петр, а можа и не Марфа то зло делает, а ?
-Ты позащищай ишшо мне тута, иш, заступница выискалась! Цыц, я сказал! Коли бы не Марфа, так люди зря бы не бачили. Как она явится в деревню, так нечисть за собой и приташшит. Все знавают, что она с самим нечистым якшается. Али забыла ты, как на вечорках молодежь домой идти боялась? То в собаку обернется твоя Марфа, то в свинью, да гонят ребятушек по деревне до самого рассвету. Али напомнить, отчего её из деревни на выселки прогнали?
***
Марфа. Рождение ведьмы.
Ведьма! Ведьма проклятущая! Вон! Иди вон из деревни, чтобы духу твоего тут не бывало! И что тебе не живется спокойно? Бабка Конифатьевна как померла, так и началась чертовщина в деревне. Вон! Вон отсюда!
***Рекомендую прочитать начало рассказа, чтобы было понятно, о чем идет речь.
Марфа шла к себе домой, сутулясь под пронизывающим весенним ветром и вспоминала свою жизнь.
Странные создания эти люди. Когда им плохо, так бегут к ней, Марфе, крадучись, под покровом ночи, мол, спаси, Марфушка, не губи, подсоби, избави от недуга коварного. Сулят ей все блага земные, несут подношения разные в надежде на то, что Марфа поможет, Марфа избавит, спасёт.
А и деваться Марфе некуда, обет она давала, слово свое честное, что помогать будет всем болезным да страждущим, несмотря на все проклятия людские.
***
Бабушка, а на что тебе эти травки? И почто их, каждую, только в нужное время собирать можно? Оне ить все летушко растут, вон их сколь, рви- не хочу.
-Так надо, Марфа. У кажной травушки свой срок полезный есть, а в неугодное время все полезные свойства теряются, и становится ладная да полезная травинушка, что сорняк, проку от ей- что от поганки, только навредит больше. Вот смотри, это- пижма. Трава и полезная, и лютая. Закрепляет она понос у телят, коров, да людей, а бабам на сносях- чистый яд, опасная очень. А это- тысячелистник, тоже закрепляющее, но и опасное растение. А это- мята, она разная бывает, и успокаивать умеет, и силы придает, и боль в горле лечит, но если перебачить её- так вред такой будет, что тебе и не снилось, коли много потреблять- для сердца вредно. А это- лист смородины. Молчи, вижу, что знаешь, а ить не просто ягодка это, лист-то целебный у ей, коли с другими травами смешать, да вовремя дать болезному, то и от смертного недуга излечить можно. Это вот- Девясил, он сам за себя разговаривает, сам ведает, что лечит. Коли принимать, как должно, в меру, так он болезному 9 сил дает, и здоровье на долгое лета. Учись, Марфа, покуда я живая, тебе всю науку перенять придется, вот поди ж- ты, думали, что мать твоя переймет, да не случилось, сбилось что-то в роду-то нашем, видать, не нужон мамке-то твоей мой дар, так что только ты осталась. Вижу, девка, что сможешь ты, что сладится у тебя наука-то моя хитрая. учись, слушай, да запоминай. И помни, что человек- тварь неблагодарная. Бежать к тебе будет, когда лихо его прихватит, и открестится от тебя, не кручинясь, когда все ладно у его станет. Только ты серчать да кручиниться не моги, твое призвание- людям помогать, а за злобу свою да неверие оне сами себя накажут.
***
-Бабушка, люди сказывают, что ты то свиньей, то собакой оборачиваешься, да ребят молодых до рассвета гоняешь по деревне. Правда-ли, али брешут люди?
-Ой, Марфа, мала ты ишшо в таки дела влезать, да так уж и быть, скажу тебе. Люди много чего брешут. То от страха да незнания, да злобы природной. Много что я могу, много что умею, да только не дано мне в скотину оборачиваться, не обучен тому род наш. Меня сызмальства учили, что с нечистым связываться- себя и род свой на погибель вести. У нас все только с чистыми помыслами к людям шли. Никогда худого не мыслили, не делали. Ты к людям-то присматривайся, да гляди, кто на что горазд. иной в глаза смотрит, ласково так, изо рта- словно елей льется, а со стороны как глянешь, только диву даешься, сколь-же в сердце том злобы- ненависти, и как только люди не замечают? А от не видят они истинных злодеев, те им ангелами блазнятся, а уж те, кто добра желает- напротив, кажутся злодеями.
-Бабушка, а почто ты людям грубо отвечаешь? Вроде у его и так беда, горе горькое, а ты- нет бы пожалеть, да приласкать, а ты так иной раз отчихвостишь, другой бы бежал от тебя далеко, а ить стоят, слушают, да молчат.
-Дитё ты ишшо несмышленое, ребенок безвинный, глупый. А коли я всю боль людскую сквозь себя пропускать начну- надолго -ли меня хватит, сколь я продюжу? Сердчишко-то мое, чай, не каменно, все из крови, из плоти сделано. Так коли я кажного жалеть да тетёшкать начну, какой с меня помошник тогда сладится? Запомни, Марфушка, что жалость твоя никому не пользительна, напротив, один вред от ей, коли жалеть всех станешь- так и до беды недалеко, и себя погубишь, и людЯм не поможешь своими жалелками. Оне к тебе не за жалостью идут, а за помощью, за советом, ждут, что ты поможешь, спасешь от беды да горести.
-Злая ты, бабушка. Вот давеча у тётки Натальи ребенок приставился, тут ить вон как жалко, безвинный он, махонький ишшо, а у тебя в глазах- чисто лёд, ты ить сама отказалась помогать. а люди осудили тебя, от ить правы оне, люди -то, злая ты. Могла ить спасти, почто не помогла?
-Мала ты ишшо, судить да рядить мои поступки. Не знаешь, не ведаешь того, что мне ведомо. Пусть лучше Наталья отплачет, отгорюет по младенчику невинному, чем по убивцу потом панихиды заказывать. А на мне грехов и так навалом, чтобы ишшо за жизни чужие в ответе быть потом. Младенчику тому по судьбе писано рано преставиться. А коли залезет кто в тайную книгу судеб, да покопается там, так все перевернет- перекурочит, что хоть и спасет младенчика, да под удар другие жизни поставит. Коли жив бы он остался, так порешил бы в хмельной драке Митьку, сына фершала нашего. А у того- судьба великая, сколь жизней уготовано ему спасти, по семейной династии пойдет, врачевать станет, плоть людскую будет резать, а резанные жить потом будут, да ему спасибо говорить.
-Неужто исправить нисколь нельзя видения твои? Хоть и худо ты видишь там, дальше, а ит маленький он, безвинный, жальче оттого ишшо боле.
-Жальче, не жальче, а только не беру я грех на душу, когда супротив одной маленькой жизни сотни больших стоят. И ты, коли слушать меня будешь, так станешь разбираться, кому надо помочь, а кто пусть почит с миром. Лучше оплакать душу безвинную, она вскорости вернется на землю, чем потом и самой грех великий искупать не единым поколением.
***
Лизавета Конифатьевна была прабабкой для Марфы. Древняя уже старушка, под девяносто лет, воспитывала правнучку в строгости. Знала Лизавета, что у дочки её, Глафиры, дара целительного быть не может, не передается мастерство в каждом поколении, дай бог, если через одно, и то уже хорошо. Ждала она внучку свою с нетерпением, уж на покой идти хотелось старой знахарке, в те времена хоть и долгожителей много было, а все одно раньше люди многие прибирались, толи от работы тяжелой, толи от жизни нелёгкой. Поздно Лиза затяжелела, уж и не чаяла, а ить свершилось, стала мамкой, продлила род свой.
А вот поди- ж ты, все мужики рождались у дочки- то. Уж отчаялась Лиза , как не узнала, а почуяла, что дочь дитя под сердцем носит. Неспокойная была, пока внучку не увидала- а вдруг показалось, померещилось, да выродится смена для неё? Как только увидала новорожденную внучку, так и поджала сурово губы- не нашего роду- племени девка, нет у её ни ума, ни фантазии, а уж тем более дара нашего.
Рано внучка повзрослела, скорёхонько поспела, да замуж собралась. Расцвела бабка Лиза, с Ульянкой, внучкой, все беседы ведет, жизни учит, напророчила ей жизнь хорошую да долгую, сытую и богатую. Сказала, что первую дочь свою, которую нынче под сердцем носит, непременно Марфушкой нарекла, тогда все предсказанное и сбудется.
***
Вот и срок пришел, народилась Марфа, явилась свету белому. А только нет у Ульянки радости материнства, не манит её к дочери, пугает младенчик её взором своим серьезным. Ну не пристало деткам малым такими степенными быть. Другие дети гулят, плачут, смеются, а Марфушка только вздыхает горестно, словно знает что-то такое, эдакое, что и матери неведомо. И Только прабабке своей, Лизавете, нет-нет, да и улыбнется украдкой, словно тайна кака велика меж имя есть.
Дальше- больше. Сидит Марфа в спаленке, да в одну точку смотрит, а потом как закатится смехом неистовым, таким, что мороз по коже, да как глянет своими глазишшами черными, что Ульянку, мать-то девчонкину, словно оторопь берет. И снова сидит младенчик, словно ничего и не было, смотрит в одну точку.
Подросла Марфушка, и , как только слова первые сказала, так сладу с ей никакого не стало. Сидит, бывало, снова в точку одну смотрит, а потом рот как откроет, да и скажет:
-Вы, Тятенька, завтрева на крышу не ступайте, а то, не ровен час, упадете, покалечитесь.
Тятенька на дочку прикрикнет, чтоб помалкивала, мол, мала ишшо, батьку учить. А на другой день с крыши и свалится батька-то, и покалечится. Хоть и не шибко, а злобы в сердце отцовом столько, что аж страшно- вот языкастая девка-то растет, ну чисто ведьма, вся в прабабку!
Видала Лизавета, что сила в правнучке недюжинная, даром-ли через полтора поколения выродилась смена? Да только не знат кроха-то, что с силой этой делать, вот и говорит все то, что видит. Как бы лихушко не пришло, как бы беды не случилось с такими умениями. Надобно девку-то спасать, пока не поздно...
***
Марфа- спасительница.
Марфушка, дочка, вижу, в силу ты входишь, видишь много, да знаешь пока мало. Вот что я тебе скажу, правду не кажный любит, да не всем ее знать надобно. Иной раз лучше смолчи, в себе правду удержи, а лучше и вовсе неправду сказать.
- Баба Лиза, но как же так случается, что правды люди боятся, чураются? Почто им обман милее честного слова? Да разве же плоха правда-то?
-Глупая ты ишшо у меня, несмышленыш. Навалилася сила на тебя, а ума дать ей ты пока не можешь. Правда-то, внученька, она ить разная быват. И сказывают ее по всякому. От ты бабке Матрёне как правду сказала? Сразу и в лоб. А ить не кажному люба така правда, что ты назавтра к праотцам отправишься. Тут, внученька, как раз тот слУчай, когда легче смолчать, чем таки слова сказывать, да гнев людской на себя наводить. Человек, он ить така скотина, не любит он тех, кто не такой, как все.
-Я что увидала, то и сказала, от себя ить нисколь не прибавила. Увидала, что помрёт она, вот и сказала. Ну разве же так не ловчее смерть свою встретить, когда срок свой известен, готов ты к отходу, дела земные успел сделать. Почто сын её с вилами на меня пошел? А как преставилась болезная, так вовсе вся деревня не иначе, как ведьминым отродьем меня кличут.
-А кто велел тебе ту правду сказывать? К тебе с вопросом -ли пришли? Али умоляли сказать ту правду? Запомни, внученька, нет у тебя воли таку правду людям нести. Не нужная она им. А ты теперь без вины виноватая, лютая ненависть людями движет, коли слышат они то, что не мило им.
-Так что, мне теперь брехать надобно?
-Лишний раз смолчи, коли тебя не спрашивают, тогда и беды не будет. А уж коли спросят, так скажи, но скажи так, чтобы человек тебя услыхал, понял, но не испужался.
***
Когда матушка маленькой Марфы поняла, что дочь её не такая, как все дети, очень испугалась, да к Конифатьевне за советом прибежала.
-Бабушка, миленька, да что же это делается, а? Почто Марфушка моя не така, как все детушки? Други пляшут, смеются, а эта- сидит сиднем, вся соловелая, глазья выпучит, да глядит вперед себя, а уж как рот-то откроет, так тут же жди беды, так и знай, лихо в дом пожалует. Уж не вселился -ли кто в её? Как же её, таку блаженную, замуж-то отдавать? Ить не одна семья не захочет с нами родниться!
-Не тревожься, дочка, нормальная она у тебя. А замуж и не суждено ей пойти, божья невеста она, смена мне растет.
-Да как жа это, бабушка? Не ты-ли сказывала, что все у нас ладно будет, а девка-то порченая вышла, ведьма! Ой, горюшко, ведьмин род продолжила я, окаянная! Да что жа теперь будет-то? А люди? Ой, батюшки!
-А ну, не голоси мне тут! И не смей род наш ведьминым кликать. Отродясь не бывало у нас ведьм, сроду худа людям не делали! Знахарки мы, да травники. Костоправы в роду были, знахари, травники, повитухи, а вот ведьмами сроду никто не звал нас из родни-то. Люди! Ты почто на людей оглядывашся? Оне много чего скажут, ты все слушать будешь, всему верить станешь? Не причитай. Заберу я Марфу к себе, сама воспитаю, всему обучу. А тебе не сбрехала я, все у вас будет ладно.
Так и поселилась Марфа у бабки Лизы, в хатке на отшибе, что на самом краю деревни стояла.
Долго-ли, коротко-ли, а постепенно перенимала девка науку бабкину, по капле, по крупице. Спать укладывались за полночь, вставали до зари, и все летушко ходили правнучка с бабкой по травы. Кажну травинку изучала Марфа пуще, чем самУю себя, училась делать настойки, отвары разные, а вскорости начала самостоятельно людей принимать, у кого хвори попроще.
Никогда Домишко Конифатьевны не пустовал, никогда не страдал без болезных да хворых, много желающих было к Лизавете попасть, и шли, и ехали, да только не всех бабка принимала, не всем помогала.
-Бабушка, а почто ты девицу давеча на порог не пустила? Почто наругалась на её, и выгнала? Она ить с бедой к тебе пришла, мне матушка её сказывала, что зачать она не может, мается, бедная, муж грозится из дому выгнать, коли не понесет она нынче.
-А ты ухи-то развесила, а глазья разуть забыла! Наперед в душу глядеть надобно, а после уж и глядеть, надобно их слушать, али гнать поганой метлой. Оне для своей выгоды и тебя затопчут, в душу кому угодно плюнут, а ты потом замаливай и их грехи, и свои.
-Вот всегда ты, бабушка, загадками говоришь. Не всегда я тебя понимаю.
-А тут и понимать не надо. Жалостливая ты, Марфа. Уж сколь раз говорёно, что в помощи жалости не место. Оне к тебе идут за помощью, их не жалеть надо, а помогать. Жатеть- пусть другие жалеют. Вот ты её пожалела, её боль напускную в свое сердце взяла, а главного и не углядела за жалостью своей.
-А что же главное тут, бабушка? Что уж главнее, чем дитя на свет народить? Это -ли не важное ?
-В душу глядеть надо, в самое нутро, тогда все увидишь, и знать будешь, помогать али нет. Она дитя родить не может потому, что душу невинную загубила, плачет теперь младенчик, покой обрести не может, зарыли за огородом в ночи, пока люди добрые спали. По указу матери все делала, замуж за вдовца богатого хотела, Убивцы оне, не даст им Господь деток боле, а я Господни планы нарушать не могу. У меня своих грехов- за три жизни не отмолить, чтоб еще убивицам деток давать.
-Ой, бабушка! Да рази так быват-ли? От ить глупая я. И правда, главного не углядела!
***
-Марфа, ты кого приволокла в дом? Сама-то почто мокрая вся?
-Бабушка, она в реку провалилась, чуть не утопла. Да помоги же мне, ты почто стоишь, когда девку спасать надобно?
-Ты её из реки ташшила, сама спасала, сама себе и помогай. Да не жалей, глубже гляди-то.
-Все я уже глянула, все видала. Сама она в реку бросилась. Её тятька замуж отдать хочет, а ей жених не люб.
-Что делать с ей будешь, спасительница?
-А что делать? Отварами напою, и до батьки провожу. Никого рядом не вижу, кроме того, кто ей не люб. А вскорости люб станет. Жить ладно с им будут, а что характером он крут- так это пол беды, зато хозяин крепкий.
-Ну что, очнулась, милая? Давай-ко, сымай пимы свои да полушубок, мигом согреешься. На-ко выпей. Да не чурайся, пей, травы это целебные, тот час на ноги встанешь. Ты не дури, да не бойся, иди замуж за того, кто засватал. Хорошим мужем будет он тебе, ладным, крепко жить будете, деток много будет.
-А ты почем знашь? Ты кто така? И почто меня из воды вытянула? Я тебя о том просила?
-А ты, девка, гонор тута не показывай. Слушай, что тебе сказывают, да на ус мотай. Звать- то тебя как?
- Антонина, Тоня я.
- Меня Лизаветой кличут, Конифатьевна я, а это правнучка моя, Марфа.
- Так это вы никак ведьмы- то? Тонька крутила головой по сторонам и толн удивлялась. - А люди сказывали, что у вас мыши летучие кругом в хате, да черепки человеческие на кольях висят.
- А ты слухай их, людей- то. Не ведьмы мы, зла людям не делам. Ну сказывай, что за беда у тебя приключилась, что ты в реку прыгнула, удумала грех на душу взять...
***
Берегиня.
Во оно как быват-то, нежданно- негаданно обрела Марфушка подружку себе, верную да единственную. Сдружились девки, да так, что кажну свободну минутку бежали друг к дружке в гости. А ить шибко-то не набегашься, ладно, когда в одной деревне жить, а тут- шутка -ли, в соседних селах девки жили. Да и где оно, времечко-то свободно? Весна ить на носу, а там и летушко, дел столь, что и присесть -то некогда. Одно радовало, что вскорости Тонька замуж выйдет, да станет жить рядышком с Марфой, жених- то её, Пётр, земляк Марфушкин.
***
Вот и свадьба пляшет, ох, хороша невестушка , лицом пригожа, станом стройна, скромный взгляд в пол опустит, и смотрит сквозь ресницы. И Марфа на той свадьбе , упросила Тоня мужа, чтобы Марфа гостьей почетной явилась, мол, и не ведьма она , спасительница моя, кабы не она, так не быть мне нынче невестой, не стать женой.
Нахмурил Петр брови, да деваться некуда, уважил жену молодую, позволил ведьму на свадьбу пригласить. Сам-то недовольный, боится, как бы свадьбу ведьма не испортила.
Веселится народ, празднует, топчет снежок белый, хороводы водит, да отплясывает. Хоть и бедный народ, а веселиться умеют, не забыли пока, что такое радость простая. И вроде рада Марфушка за подружку свою, а что-то гложет там, внутрях, не дает ей покоя. Чуется ей, что сгущается черный шар над подружкой дорогой, да так и норовит пробраться глубже, в сердце.
Оглянулась Марфа по сторонам, смотрит- а понять не может, откуда злоба идет? Понять-то не понимает, а чует сердцушко, что быть беде, рядом она, окаянная, а тут смертушкой так пахнУло, что аж обмерла душонка у Марфы. Уж что-что, а её, окаянную, научилась Марфа за версту чаять, и видела она, что сейчас старуха не за кем иным, как за Тонькой явилась.
-Ой, лишеньки, да кто жа тут есть-то такой, что и разглядеть я не могу? Тоня-Антонина, и кому же ты путь-дороженьку перешла, что извести тебя хотят? Марфа закрыла глаза и повернула лицо в сторону невесты.
" Гляди, Марфа, в оба гляди, в самое нутро смотри, разглядеть надобно, откель беда движется". -Тихий голос старой Лизы раздался у Марфы в голове.
-Вижу, бабушка, вижу.
***
-Айда, Тоня, прогуляемся, подышим, вздохнем хотя от суеты этой, а то что-то ты бледна, никак утомилась? - Марфа взяв подруженьку под белы рученьки , и не успели девки от стола отойти, как рухнула балка, что на потолке прилеплена была. Рухнула, да упала аккурат туда, где Тоня давеча сидела. Так и ахнули люди, только и успевали диву даваться, как же уцелела невестушка, чудо, не иначе. Кабы сидела Антонина на месте своем , так вместо свадьбы на другой день точно поминки бы играли.
Обошлось, улеглось, беды в тот раз не случилось, народ поохал, поахал, да дале веселился, только Марфа домой засобиралась, дурно ей стало, да так, что ажно с ног валилась.
***
Почто же так, а бабушка? Ну откель таки злодеи да завистники берутся, что чужому счастью радости нет? Беду -то я почуяла, а вот откель шла она- в ум взять не могу. голос твой как услыхала, так сразу и картинка в голове померещилась, будто писана кем, что будет, коли Тоню с места не уведу. уж сколь лет учусь, а толку- словно вчера родилася.
-Да лет-то сколь тебе? Дитя ты ишшо, что ты, что Тонька твоя. Ты не гляди, что мужняя жена она, дитя и есть. Я тебе так скажу, сколь лет не учись, а все одно дураком помрешь, всей науки не уразуметь, уж сколь и знать будешь, а столь же и неведомо тебе останется. Одно наперед скажу, покуда все, чем сама владею, тебе не передам, со свету белого не уйду.
Много на свете нелюдей злымских, в глаза скалятся, а сами как льдины, того и гляди, заморозят. Не столь ты сильна ишшо, чтобы все зло людское видеть. А сколь его, зла-то этого, как узнашь, так тока диву даваться будешь. Не торопись, всему свой срок, свое времечко, скоро всю науку постигнешь, тогда и поглядишь, каки оне, люди добрые.
-Вот почто ты, баба Лиза никогда по людски не расскажешь, не объяснишь, все загадками сказывашь, а я и не пойму тебя никак.
-Всему свое время, Марфа, всему свое время. Одно скажу тебе, что для Тоньки ты- словно Берегиня,
всегда будешь знать, когда беда ей грозит, сердце неспокойно будет, да спасать побежишь. Ты вот что, айда- ко со мной, научу тебя, как беду на скотину перевести.
***
-Дак ить жалко её, скотину-то, баб Лиз. В чем она повинна, в чем грешна? В глупости да зависти людской? Ей и так, бедной, страдать велено, на съедение ростят, дак ишшо и погибель чужу на их сводят!
-Скотину жалко, а человека ишшо жальче. Сама ты ить чуешь, когда старуха с косой приходит, вонь- то от ей на всю округу. Дак неужто ладно будет, коли человек раньше срока преставится? Оттого и придумали погибель раннюю то на деревья, то на зверей переносить.
-Ой, бабушка, сроду я всего не запомню, что ты мне сказываешь! Это же сколь знать-то надобно, чтобы всем помогать! А почто я для Тоньки навроде Берегини?
-Правнук у ей великим человеком стать должон, много жизней спасет, хоть и сам преставится рано. А для того ей сначала детушек родить надобно, воспитать, да внуков дождаться. А она ить и правнука потетешкать успет, хоть и стара будет, а увидит того, ради которого жила да страдала. Трудна у ей жизнь будет, да все одно счастлива она, Тонька-то твоя. Да не кручинься ты, и тебя счастье стороной не обойдет, и женой будешь, и матерью, а под старость лет и с Тонькой породнитесь.
-Как так, бабушка? Опять твои загадки? Ты скажи , как есть, по людски, по человечьи, что ты увидала?
-Не торопись, моя хорошая, всему свое время, наперед многого и знать не надоть, нет прока в таких знаниях. Не нужные оне тебе, пусть все идет своим чередом. Что можно, я тебе поведаю, а что нельзя- сбудется, да и узнаешь
-А почто это ты про всех видишь да сказываешь, а про себя сроду ничего не сказывала?
-Не дано нам, Марфушка, свою судьбу наперед знать. Про других видим мы, а своя судьба- темный лес, что ждет нас тама- неведомо. И бабка моя не ведала, и мне не видать, что ждет меня, и ты сроду не узнаешь. Одно нам видеть дано- когда срок наш земной подходит. А боле- ничего не знаем, не ведаем про себя.
***
Ни много, ни мало, а сколь- то лет прошло, стала Марфа не костлявой девкой, а ладной девицей, уж и дивиться перестала тому, что узнать ей пришлось, и страждущих не простых принимала, а все больше сложных да тяжелых, Лизавета-то все боле отдыхала, да всегда рядом была, возрастом-то стала совсем старуха, а по виду все та же, что и 10 лет назад. Это нонче людской век короток, и не гляди, что бабы до старости молодятся, а помирают один шут. Раньше-то, хоть и старухами рано делались, а жили дольше, что бабы, что мужики, жисть-то, она раньше проще была, нынче сами себе все усложняем, все заботы да проблемы. И работу за нас железяки делают, и еду добывать не надобно, оттого и ленивы люди стали, двигаются мало, думать разучились, а зачем, коли за нас все умны машины делают?
Уж сколь раз Марфушка Тоньку- то спасала, и не счесть. Научила её Конифатьевна погибель на скотину переводить. Хоть и жаль было зверей невиновных, а подруженьку и того жальче, вот и выбирай, человеку уйти или али курице? Тут и думать, гадать ненадобно, что Марфа выбрала, сколь скотины в Тонькином дому извела, чтобы только подруженька милая жила, да детушек малых ростила.
***
Уход Конифатьевны.
Бабушка! Баба Лиза! Я увидала! Я знаю, кто ведьма!
-А ведьма-ли, Марфушка?
-Да не ведомо мне, как её кличут, только знаю я теперь, кто Тоньке зло делат-то!
-То не ведьма, доченька. Чтобы ведьмой быть- мало одну злобу людям нести. Хорошу ведьму люди не столь боятся, сколь уважают, она и не прячется от глазу людского. Напускное у ей, не по роду передалось, сама тот дар переняла, по своей воле. Ты вспомни, как в то лето, когда Петр Антонину засватал, как бабка Никитична помирала? А рядом кто у ей крутился? Вот то-то же. Никитична-то меня все звала, чтобы я с тобой к ей пришла, да ты её за руку подержала, дар свой тебе отдать хотела, да я не позволила, тебе и со своей силой сладу нет, а уж из двух сил и так ясно, котора побеждать будет. Я ить думала, что ты давно скумекашь, да поймешь, кто тут вредит людям, а ты все никак не дотумкашь!
-А почто же ты мне не сказала-то? Кабы ты мне сразу показала на её, так давно бы я с ей справилась, а так- сколь времени пропало? Али сама бы её обуздала, ты -то можешь, я знаю .
-Кабы я тебе сразу сказала, когда бы ты всю науку познала? Сколь бы лет-то прошло? А я- да не мне она теперь врагиня, твоя теперь забота, как вы с ей уживаться будете, я свое отвоевала, мы с Никитичной-то по молодости уж как бодалися, враждовали! Это ить когда люди-то узнали, кто им вредит, а по первости все меня виноватили- костерили, ведьмой кликали, сжечь хотели, да на окраину я ушла, тута вот жить и осталась. Было дело, и в собаку Никитична оборачивалась, и в свинью, да вся прыть- то и ушла, когда Петров- то отец не испугался, да с вилами на её и пошел. Проткнул ей ногу- то, она насилу копыта к дому приволокла, молода ить девка ишшо была, вот тогда народ и скумекал, что к чему, когда она с протянутой ногой на людях явилась. И как бабки отшептали, перестала народ ночами пугать. Стала мелкие пакости творить, сила- то наружу просится, а коли зло не делать, так и самой представиться недолго. Так и повелось у нас, коли какой бабе соседка дорогу перешла- та бежит к Никитичне, а та и рада стараться, пакостит вволю. Ну а уж обижена баба ко мне ступат, я ей подсобляю. Так и прожили всю жизнь, друг с дружкой боролись. Одна меж нами разница, я к праотцам свободно уйду, нет у меня преграды, а ей, чтобы представиться, надо было дурость свою передать, а то ломать будет, крутить будет, а избавление не придет. А только мало ить охотников добровольно душеньку свою загубить, ить не просто так сила злымская в руки придет, с душой прощаться придется. А эта- то, ты поглянь- ка, не побоялась.
***
Прибавилось Марфе забот, пуще прежнего стала девка-то знания впитывать, все новые и новые науки впитывала, да так ладно у ей все получалось, что Конифатьевна совсем успокоилась, от дел отошла, болезных да страждущих уже не принимала, а все больше у икон стояла, да молилась, молилась.
-Ну все, Марфушка, ждут меня тама-то, домой мне пора, зажилась я на этом свете, загостилась. Все, чем сама владею, тебе передала, чему сумела- научила тебя, почто я теперь буду землю топтать? Собираться мне пора, сроку неделю дали мне, дела земные закончить, помолиться о душеньке моей грешной, авось, который грех и простят мне там, дома-то.
-Да как же , бабушка? Можа показалось тебе, что пора-то? Авось, поживешь ишшо маленько? Как жа я без тебя-то тут останусь?
-А ты не кручинься, не печалься, о чем не надо. С Тонькой крепко дружить будете, а вскорости-то и суженый твой явится. Детушек у тебя двое будет, вырастут- глазом моргнуть не успешь, а уже и внуки тут, как тут.
-Да кака дружба-то, когда Петр бранится, на порог меня не пускат, во всех бедах винит. А суженый, бабушка, какой он? Не станет-ли обижать -то меня? Ладно-ли жить станем?
-От ты ж егоза! Все ладно у вас будет, не кручинься.
***
Вот, тебе, Марфа, мой наказ.
Перво- наперво про себя не забывай, кажный год защиту для себя делай, не ленись, а кажно полугодие, на молодую луну усилять не забывай, защиту-ту, тогда чужие беды да хвори на тебя не перекинутся, к тебе не пристанут. Молиться не забывай, Господь он все видит, авось что и простит, за молитвы-то.
По мне не плачь, слезы почем зря не лей, меня в домине слезами топить даже не думай. А как захочется тебе меня вспомнить, так ты только хорошее, доброе вспоминай, не кручинься обо мне, да молись иногда о душе моей грешной.
Людям помогай только по зову сердца да души. Коли хоть маленько сумлеваешься, надобно-ли помогать страдальцу- гони его со двора, и ни об чем не думай, не ровен час, себе во вред така помощь-то будет.
Слова людские не слушай, оне тебе наговорят. Ты в нутро, вглубь смотри, душа- то врать не может, всю себя показыват. А коли увидишь такое, что и помогать не хочешь- не помогай, ладу от такого не будет.
Про травы помни- не навреди.
На уговоры да соблазны не соглашайся, не искушайся. Оне, люди-то, не всегда добрые да ладные, уговаривать умеют, о своей шкуре пекутся, твоя-то душа им без надобности.
Ну, вроде все сказала. Иди давай, я готовиться буду.
***
А к утру Лизавета Конифатьевна преставилась.
Ох, и бушевала природа в ночь , что вслед за похоронами пришла! И не гляди, что днем солнышко весеннее пригревало, людей радовало. Только полночь наступила, захмурело небушко, тучи страшенные поползли по ему, ветер подул, да такой, что старые деревья к земле гнуло, ветви ломало- корёжило, да ливень такой припустил, что землица влагу уж питать перестала, насытилась, страдалица. Реки дождевой воды хлестали страшным потоком, да сливались со взбешенной рекой. Блазнилось, что сама природа плакала, горевала по Лизавете-то. Люди в хатках своих позакрывались раным- рано, только редкие смельчаки в окошки-то и выглядали, да все дивились, что давно такого ненастья не видовали.
И каждый, кто в ту ночь у окна- то стоял, наутро сказывали, что собака все бегала по лужам, скакала, к домишкам морду свою оборачивала, да выла, страшно так выла, натужно, что аж кровь в жилах стыла. А тут ишшо дед Василий, что по нужде из дому вышел в ненастье, тоже собаку углядел, сказывал, что насилу отбился от бешеной псины, задрать она его норовила, все зубы скалила да укусить норовила.
-Точно, точно вам говорю, Марфа то была, не иначе. Собака больша, черна вся, а глаза-то, глаза- человечьи, Марфы ведьмы глазишши-то у собаки, таки же черные. Гнать, гнать надо ведьму отсель, пока она нас всех со свету не сжила!
Мужики, бабы, старики и старухи, вооружившись, кто чем чем может, кто палками, кто вилами, кто и просто каменьев с дороженьки набрал, двинулись к дому Марфы.
Ведьма! Ведьма проклятущая! Вон! Иди вон из деревни, чтобы духу твоего тут не бывало! И что тебе не живется спокойно? Бабка Конифатьевна как померла, так и началась чертовщина в деревне. Вон! Вон отсюда! Ишшо этого не хватало, чтобы люди зверями оборачивались!
Марфа стояла в сенях и смотрела на разбушевавшуюся толпу со странным спокойствием, словно была уверена, что так и надо, что это просто очередное испытание, которое выпало ей, Марфе, в ее нелегкой и непростой судьбе.
-Удержи, порог, удержи, скоба,
Удержи, мать-вода, моего врага,
Чтобы не ступила его нога.
Ангел у двери, Ангел за дверью.
Ключ, замок, язык, Аминь.
Проговорив эти слова, Марфа открыла дверь и выплеснула ушат воды на разъяренную толпу.
-Что это вы, люди добрые, как за помощью бежать, так Марфушка, помоги, избави, а чуть что, так сразу и ведьма? А ить все , все вы знаваете, что никто в роду нашем худо не делал людям, сроду зла не творили, пакостей не делали. Почто на меня с палками да вилами пошли? Думали, испужаюсь вас? А ить вот она я, стою пред вами! Бейте, колите, коли видите злодейку во мне, а коли дурости много, а ни смелости, ни умишки не хватат, так и ступайте отсель , расходитесь восвояси.
***
Гвоздь- защитник, зло в дом не пускает
-Здравствуй, Антонина. Вот, явилася проведать тебя. Как жизнь, как здоровье? Детушки как, Сам-то жив-здоров, не хворает -ли?
-Здравствуй, Наталья, здравствуй. Почто давно не наведывалась? Я уж, было, заволновалась, думки всяки в голову идут, уж не обидели- ли мы тебя чем, что и носа к нам не кажешь?
-Да кака обидка-то? Недосуг мне, Тоня, по чужим углам скитаться, весна ить, будь она неладна, дел- невпроворот
-Ты проходи, проходи, чего в пороге-то стоять? Чай, не ругаться ить пришла. Садись, сейчас самовар излажу, чай пить будем.
Наталья, переступив через порог, так сильно споткнулась, что зашибла палец на ноге.
-Да почто порог-то у вас такой высокий? В другой раз кажись ниже был, а тут и нога не подымается, чтобы ступить сквозь него.
-Да тот же порог, Наталья, все тот же. Ты ноги-то выше задирай, вот и не споткнешься.
-Ай, да ну тебя, Тонька! Скажешь тоже, ноги выше! А куда ишшо выше-то? Итак, словно цапель, ноги подымаю, а они, знай себе, заплетаются. Ну, погостила, пора и честь знать. Пойду я, Антонина, до дому. Дел-то, дел- с три воза, это ты при мужике живешь, Сам-то все у тебя делат, ты тока как сыр в масле, знай себе, каташся.
-Айда к столу, Чай пить будем, успешь дела свои сделать, никуда не убегут.
-Ой, Тонька, а все ж лодырь ты, не баба, ну каки таки чаи, когда робить надо! Пойду я. Да растудыть твое коромысло, что с порогом-то у вас? Опять ногу убила. Лучше бы и не ходила к вам.
-А что приходила-то? Что хотела? От ить шальная баба! Ходит туды, сюды, от работы отвлекат! И что прибегала, коли даже не до чаю ей?
***
"-На первый раз гвоздь завистника пропустит, только суетиться злой человек станет, домой вскорости засобирается."- Слова Марфы сами по себе всплыли в голове Тони.
-Да ну, словно морок какой кто навел. Ну кака така с Натальи завистница! Она ить сестра Петру, дак рази быват тако, чтобы сестра брату зла желала? Глупости, поблазнилось, Притомилась Наталья, вот ногу и зашибла, да с обиды домой и поплелась. Жалко её, непутевую, уж сколь ей лет, с Петром почти одногодки, а все замуж никак не выйдет.
От ить как быват, сначала выбирала Наталья, тот некрасив, этот не мил, другой не люб, а нынче-то- И рада бы за кого пойти, а ить кавалеры словно перевелись, глядят скрозь Натку-то, как на пустое место, и не замечают её.
***
Ой, Тонюшка, мимо бежала, дай-ка, думаю, зайду, погляжу, как вы тута?
-Наталья, ты заходи скоренько, да дверь-то прикрывай, у меня ить опара стоит, не ровен час, с открытой- то дверью упадет ишшо.
-А что это ты, Антонина, белым днём опару ставила? Добры-то бабы в ночь хлеб пекут, пока домочадцы дверьми не шлындают, опару не тревожут, а ты все через зад делашь, ох, кака же с тебя хозяйка-то?
-Ты заходи, Наталья, что из сенок-то беседы вести? В хате-то ловчее разговоры разговаривать, сподручнее все же, коли друг перед дружкой сидишь, да глотку-то не надрывашь.
-Иду, Тоня, иду. Да что ж такое-то? Ну все лапти-то отшибла на ваших порогах! Да ну тебя, Антонина! Пойду я.
-Постой, Наталья! Ну куда опять подалась-то? Айда в хату, я уж с хлебом-то все, управилась.
-Недосуг мне с тобой болтать, домой пошла .
***-
"-На второй раз переступит плохой гость порожек, да назад возвертается, не сможет дальше пройти."-Снова сгорбленная фигурка Марфы встала перед очами Антонины, а слова , словно сами собой всплыли в голове.
-Ой, лишеньки! Да что же это деется-то? И Марфе верю я, жаль мне её, окаянную, и Наталью жалко, не может она зло нам делать, на что ей это? Да рази же быват так, что сестра брату зла желат? Ой, горюшко, да как жа мне быть-то? Надобно Петру все рассказать, он умный шибко, сразу и покажет мне, как быть-то.
Пока Антонина думала, да гадала, глядь- Наталья ворочается, уж и к порогу подходит.
-Ой, Наталья! Проходи, проходи скорее!
- Ты двинься с порога- то, аочто встала, как корова, что и с места не сдвинуть?
- А почто это ты со мной так говоришь, а? Али рассердила я тебя чем? Сама ходишь, все вокруг да около, а я ей виноватая! Тут ить бричка проедет, мимо меня- то, а тебе, ты поглянь-ка, помешала я!
-Ой, люди добрые! Вы погляньте- ка не её! Стоит! Стоит она тута, выстаиват! Да рази путева- то баба белым днём будет стоять, косяки подпирать, когда в дому дети голодные да сопливые! От засранка ты, Тонька, засранка и есть! Уйди с дороги, уйди по хорошему, кому сказано! Ты Каво тама под порог- то наклала? А ну, счас же вынай, кто тама у тебя лежит?
- Кто тама у меня лежит- не твоего ума дело.
- Марфа однако надоумила тебя? А ну, немедля убирай, каво наклала тама, да в хату меня пусти.
-А я ить тебя и не держу нисколь, проходи, коли с добром пришла, а коли со злом- так назад ворочайся, неча мне тута ходить, воду мутить.
-Ну я вам! Ну я вас! Вы у меня ишшо попляшете, вместе с Марфой своей, от ить ведьмы окаянные! Все одно тебя изведу, змеюка подколодна, все одно Петр моим будет!
***
Брат и сестра.
Вот, Петро, Настасья это, маткой тебе теперича будет, а то Наталья, дочка ейная, сестра твоя сводная, стало быть. Ты уж не забижай её, махонька она , да натерпелась вдоволь.
- Тятька, а на что оне нам сдалися? Два лишних рта кормить ишшо!
- А ну, цыц! Ты поговори мне ишшо, поговори. Трудно мне без бабы- то жить, да и тебе без мамки не сладко. Мужик без бабы- то, он ить хиреет, да хата в упадок приходит. Настасья без мужика осталася, да у нас мамка- то преставилась, вот и станем теперича вместе жить, деток народим, все у нас ладно будя.
***
Долго ли, коротко ли, а ить прижилась Настасья в Кондратовой хатке. Петьку- то не сказать, чтобы любила, но и не обижала, обмывала- обстирывала, да и ласку- то иной раз давала, жалела его, сиротинку. Да и Петро вскорости оттаял, ходил за Настасьей, что телок, во всем подсоблял ей, а уж когда понесла она, так и вовсе хвостом за ей ходил, берег да лелеял. Ажно Кондрат, батька- то Петров, бывало и прикрикивал на сына- то, мол, чегой- то ты с ей носишься, как с торбой писаной, чай, не сахарна, не развалится от работы, не она перва, не она последня рожат- то.
Вот таки дела- то были у их.
А Наталья, девчушка - то Настасьина, тожа ить от Петра ни на шаг не отставала, мол, братик мой , люб ты мне шибко.
Пришла пора, заневестилась Наталья- то, кавалеры стали пороги обивать, да девка- то с гонором была, мол, тот горбат шибко, этот стар, тот соплив, этот и не мил мне.
- Да за кого бы ты пошла- то, Наталюшка, спрошала мать дивчину.
- А вот за Петра бы и пошла! Люб он мне шибко, от с им , чую я, все бы у нас и сладилось. Он ить тоже мается, один, как перст, годков уж не мало, а все пару себе никак не сыщет.
- Господь с тобой, Наталья! Ты что тако говоришь-то! Вы ить сестра да брат с им, ты смотри, никому боле не скажи тако, а то не ровен час, люди- то скажут, что совсем Настасьина девка ополоумела.
- Матушка, дак ить не рОдные мы с им , так стало быть и вовсе не брат он мне, так почто же не сладилось бы у нас все?
- Ох, горюшко ты мое, ох, лишеньки! Да почто же ты у меня глупа- то така? Толи мало женихов тебе, что ты за брата выйти собралась, толи точно любовь-то все мозги тебе застила, умишко напрочь отшибла? Родный, не родный, кто теперича разбираться станет, кто теперича об том помнит, а только скажут, что совсем Авдеевы стыд потеряли, что детей своих подженили.
-Дак ить плевать мне, что те люди скажут! Им делать неча, они всю жисть брешут, и тут, поговорят, да забудут.
-Ты вот что, Наталья, забудь про разговоры эти, да приглядись получше к кавалерам. И так ты шибко балована у нас, других девок и не спрошают, с кем родители сговорятся, за того девка и выходит, а у тебя воли шибко много, Кондрат разнежил тебя шибко, вот ты все и выбирашь. Смотри, довыбирашься, останешься вековухой-то. Бабий век-то, он ить недолог, махом с лица краса сойдет, вот тогда и завоешь. А об Петре даже и не думай, люба ему девка одна, с соседней деревни, давеча с отцом-то он говорил, надобно идти, с её родичами сговариваться.
-А и пусть сговаривается! Все одно со мной он будет! Разведу, разлучу, изведу- погублю соперницу, не видать им счастья, никому его не отдам! Все одно моим он будет, я - не я буду, коли от своего отступлюсь!
Ничего не сказала Настасья, только головой покачала, да слезу украдкой смахнула. От ить характер, нрав крутой! Ну чисто мать мужа покойного, та ить тожа, как что удумат, так и не отступится, покуда своего не добьется. Да дело молодое, поди-ка уладится все, мало -ли парней-то, глядишь, и засватат кто Наталюшку-то, слюбится можа с кем.
***
Ой, бабоньки! Слыхали? Никитична помират уж какой день, все никак отойти не может!
-А как жа отойдет-то она, коли грехи на землице держут? Вишь-ты, и на земле уж неугодна она, и на небушко не берут!
-От дура ты, Нюрка, дура и есть! Грехи! Да до грехов-ли тут? Не уйдет она, покуда силу свою ведьмину не передаст. А много-ли охотников до силы этой? Кому она сдалась? От тебе, Нюра, нужна та сила? Сходи, забери, одним разом отмучается ведьма-то.
-Даром мне эта сила не сдалася! Я каво с ей делать-то буду? Поди сама отойдет? А то страшно ить, вы слыхали, как орет-то она? Хоть и худа всем много сделала, а ить жалко её, живая все ж.
-Да иди ты, жалостлива кака! Неча её жалеть, сама таку судьбу выбрала, кто ей виноватый-то?
Бабы, подхватив ведра с водой и продолжая беседовать пошли от колодца. Наталья задумчиво посмотрела им вслед, взяла свои ведра и побежала домой.
***
-Хто тама? Проходи, коли страху нет.
Наталья, жмурясь от страха прошла в хату. На полатях, в куче тряпья, лежала Никитична.
-Что, страшно? Да не боись, оне у меня смирные, никто тебя не тронет. Сказывай, что надобно?
-Люди брешут, что вы помереть не можете, пока дар свой не передадите.
-А тебе что за дело, об чем люди брешут? Али себе дар взять хочешь?
-Да, хочу. Отдайте его мне.
-А не забоишься? Не испужаешься? И так вижу, что не испужаешься! А ить нелегко с таким подарком-то жить, всю жисть маяться будешь. ну да мое-то дело маленько. Коли все решила, так подь сюды, да руку свою мне давай, и что бы не увидала, руку свою не убирай, пока сама не отпушшу.
Подала Наталья руку ведьме, а тут как все заухало в дому-то, как засвистело, закричало, задрожало. Со всех углов то морды свинные, то рожи страшенные полезли к Наталье, пишшат, верешшат, шум да гам такой стоит, что ажно в ушах у девки заложило, А Никитична, знай себе, под нос что-то бубнит, да руку Наталкину так крепко держит, словно тисками зажало. Так страшно стало Наталье, что хотела она руку-то свою вырвать, да бечь без оглядки из дома страшного, да не тут -то было. Лежит Никитична на полатях, глазами дико так вращает, тело в дугу выгибается так, что кажется нет ни единой косточки на теле старухином, до того гибкая вся, гнется- извивается, а голос все громче да сильнее становится, и кричит уже ведьма заклятье страшное на языке непонятном, а тут раз- и затихло все. Упала Никитична на полати, глаза закатила, язык изо рта вывалился, тело обмякло, и только тогда выпустила она Натальину руку. Обвела Наталья избу взором своим помутненным, глянула на Никитичну, и тут только дошло до неё, что натворила она, что наделала, каку беду на душу свою грешную навлекла. Вздохнула девка глубоко, и повалилась без чувств. Толи морок-то был, толи сон, а много чего Наталья видала, пока в сознание не пришла, наговорили ей друзья новые, да нечистые, как Петра завоевать, да невесту его извести...
Продолжение в следующем посте..
Автор
Язва Алтайская