ГЛУБИНА (1)
Ему до отвращения не хотелось начинать жизнь с чистого листа. Но это происходило будто помимо его воли, само собой. Он сидел в парке и пил пиво. Просто тупо сидел и пил из бутылки, а вокруг была сказочная красота апрельского приморского городка.
Он подумал, что хотел бы остаться тут, в этом маленьком парке возле двухэтажного белого Дома культуры. Здесь не было ни одного человека, только теплый ветер, запах хвои, и свежая легкая горечь распустившихся тюльпанов. Сидеть тут до самой ночи… А потом пойти вон в тот двухэтажный дом – типичная «сталинка», но эта чуть потрескавшаяся старая штукатурка, виноград и розы, оплетающие стены наводили на мысли о Шекспире. На этом балконе легко было представить Джульетту, и она стояла бы здесь в самый глухой час, когда уже погасли все огни в окнах, и лишь светлячки вились бы вокруг нее как звезды.
Он отхлебнул еще.
Вместо этого придется идти в отель – в безликий дорогой номер, а завтра выходить на работу. Откуда взять силы?
Он вспомнил старый-старый фильм. Измученная балерина, репетиция идет уже не первый час. Наставники, жалея, дают ей передохнуть. А после – получается еще хуже. И тогда они говорят ей:
— В танце отдохнешь…
И ведь находит балерина в себе что-то, что позволяет ей — и ритм, и нужные черты сценического образа.
«В танце отдохнешь», — так говорил он себе, когда покупал в этом городке фирму. За этим было желание – уехать подальше, чтобы ничто не напоминало. Нужно будет думать и о своем доме – не век же в гостинице жить…
Он бросил опустевшую бутылку в урну – стекло звякнуло о железо, но не разбилось.
Теперь Олег сидел, закрыв глаза, подставив лицо солнцу – бесцельно, бездумно. Вот чего он хотел меньше всего – так это думать.
…Это случилось восемь месяцев назад. Они с Оксаной договорились ехать в Питер вместе. Они часто так куда-нибудь срывались. Это называлось – протестировать. Это был их бизнес – автодома. Аренда, продажа…Время от времени они брали одну из «яхт на колесах» и уезжали куда-нибудь, чтобы проверить машину в деле. Бывало, что и за Полярный круг гоняли, и на Дальний Восток. Тогда было больше сил, и романтики в душе.
А тут они нацелились на Карелию. Но за две недели до поездки Олег слег – с ветрянкой. В тридцать четыре года, ага. Бог знает, как он избежал этой хвори в детстве, но тут заболел — от пацана во дворе, разукрашенного зеленкой как индеец.
Через несколько дней Олег случайно коснулся шеи, нащупал волдыри. Он не чесался, не мучился – только температура зашкаливала и в зеркало на себя хотелось смотреть через вуаль, будто он – какая-нибудь дама из девятнадцатого века.
Оксана настроилась на поездку и не могла скрыть раздражения. Понимала, что Олег не виноват, и все равно злилась. Потом смягчилась настолько быстро, что он понял – она что-то задумала.
— Котик, я поеду одна…
— Ты не поедешь одна, — сказал он спокойно, — Я тебя не отпущу. Если тебе приспичило отдохнуть, бери билет на самолет и бронируй номер в гостинице. Но не в одиночку - на этой колымаге, по нашим дорогам.
Оксана и тут уступила. И даже сделала как в вальсе – и раз-два-три – третий шаг навстречу. Решила не замахиваться на Карелию, а поехать к шапочной подруге, бывшей однокласснице, которая работала на турбазе под Питером.
— Одиннадцать дней, - поклялась Оксана, — Вместе с дорогой – две недели. И я вернусь.
Она не вернулась. Исчезла, не доехала до этого клятого Рощино. Испарилась. У Олега было чувство, что ее и не искали толком. В полиции ему намекнули – а не решила ли ваша девушка бросить вас, молодой человек? Вы ей просто, знаете ли, надоели…
Олег нанял частного детектива. Всё, что тому удалось узнать ценою долгих стараний – Оксана приехала в Питер уже затемно, поезд опоздал. И решила не добираться в этот поздний час до базы отдыха. Иди-от-ка, вместо того, чтобы снять хотя бы койку в хостеле – повелась на настойчивые предложения одной из теток, что стоят вдоль платформы:
— Квартира на ночь!
— Комната на сутки…
А утром Оксана ушла из этой комнаты, куда глаза глядят, оставив свои вещи. Даже сумочку, в которой лежал кошелек, карточки, немного налички, и футляр с украшением, которого Олег не помнил. Потом у него всплыло в памяти название– фероньерка.
Странный желтый камень, в центре которого свет сужался как зрачок — держался на цепочке. Цепочка обвивалась вокруг головы, а камень лежал на лбу. Эту побрякушку Оксана купила где-то на Востоке. В Китае? А может, в Египте.
Сыщик пожал плечами, передав Олегу вещи и забирая гонорар:
— Больше ничем не смогу вам помочь. Дальше все следы обрываются.
Все эти месяцы Олег жил, не веря в произошедшее, не слишком ясно соображая. Ночами он почти не спал, а днем чугунную голову впору было поддерживать руками.
— Рви когти, — сказала ему Марго, старшая, не знай-сколько-раз – многоюродная сестра, — Поезжай туда, где ты еще не был, и считай, что прошлого у тебя нет.
И вот — приехал. Олег сам не знал, почему выбрал именно этот городок. Что вообще за привычка такая у людей – лечиться морем? Нет, не привычка – что-то сродни инстинкту. Как птицы безошибочно знают, что им надо– на юг. Так и люди. Когда на душу надвигается зима, чтобы не заледенеть, чтобы выжить – добраться, доползти, припасть головой к этой первородной колыбели, чтобы волна трепала волосы и пела: «Ш-ш-ш-ш».
Еще когда он подъезжал – после бесконечных степей его встретила полоса гор — невысоких, теснящихся, покрытых ярким зеленым бархатом далекого леса — дорога закружилась серпантином, и появилось чувство, что горная гряда отделила его — от прошлого, от прежней жизни. А впереди ждало море – не знающее забот, живущее своей жизнью, беспечное и исцеляющее.
— Э-э-эй, — услышал Олег.
Голос был нежный, почти вкрадчивый. Олег не заметил, как подошла девушка. Когда он открыл глаза, она стояла перед ним, поставив ножку на край скамьи, опершись локтем на колено, и опустив подбородок на открытую ладонь. Девушка улыбалась. У нее были жгучие черные глаза, выбеленные волосы до плеч, и челка почти до бровей. Красивое лицо. Но эти яркие краски – глаза, ресницы, брови – говорили о том, что она, скорее всего, нерусских кровей. Армянка, может. Тут много армян.
— Что-то рано вы к нам приехали, — продолжала девушка, по-прежнему улыбаясь ему так, словно он единственный в этом мире, — Купаться еще нельзя, холодно. Может быть, вы приехали ко мне?
Олег бездарно пропустил этот комплимент – он же намек – мимо ушей.
— А почему вы решили, что я приезжий? — спросил он.
Девушка слегка присвистнула, как будто он задал ей вопрос элементарный, вроде того – день сейчас или ночь.
— Хотите сказать, городок этот так мал — что вы знаете всех в лицо?
— И не только людей. Я тут могу с каждой собакой поздороваться. Но мне удивительно, что вы забрались в этот район. Обычно народ, который к нам приезжает – это или командировочные, они обычно селятся в гостиницах вдоль трассы, или курортники – эти выбирают поближе к морю. Они и не видят ничего, кроме набережной и прилегающих улиц. И экскурсионные автобусы туда за ними приезжают. А это местечко, оно, так сказать, только для своих.
Олег хотел сказать, что тоже уже почти свой. Но что-то удержало его.
— Я живу в гостинице у моря, — сказал он, — В «Флибустьере».
Она вскинула соболиные брови – видно, немногие из ее знакомых могли позволить себе там остановиться. Впрочем, сейчас, когда сезон еще не начался — цены были божеские.
— Меня зовут Юля, — сказала девушка, стоя все так же, не меняя позу – и глаза ее жгучие были совсем рядом.
Это певучее имя ей подходило.
— Хотите, я покажу вам город таким, каким вы его не увидите? Я тут родилась, и тут выросла – я облазила тут все горы, все крыши домов, босиком прошлась по здешней реке…
Олег видел, что она принимает его за туриста, которого через несколько дней в поселке уже не будет. Значит, девушка не рассчитывает на долгий роман. Сам он, впрочем, и короткого не хотел.
— Ты похож на кастри-рованного кота, — без обиняков говорила ему Марго,— И что, оставшаяся жизнь пройдет у тебя под знаком Призрака Оксаны?
Почему он вспомнил про кота? Потому что Юлька напомнила ему кошку. Которую – гони не гони, она продолжит тереться о ноги, виться между ними, мурлыкая и игнорируя то, что тебе не до нее.
— Хорошо, — сказал он, — Покажи…
С ней просто невозможно было говорить «на вы». Она заулыбалась еще пуще, и протянула ему тонкую руку, делая вид, что способна поднять его со скамейки. И весь дальнейший путь она просто не способна была идти рядом с ним – забегала вперед, пританцовывала, и руки ее не знали покоя – то она взмахивала ими, как крыльями, то указывала на что-то, то касалась плеча Олега, будто ласкала его.
…Действительно, таким город он бы без нее не увидел. Юлька провела его и по местному Арбата, где первые этажи были сплошь – стеклянные витрины магазинов, и по маленькому крытому рынку – почему-то в этот день там было почти пусто, торговали только сыром – самодельным, зато с травами и орехами. Потом Юлька сворачивала в какие-то переулки, чтобы показать ему дворы – она знала, в которых из них сейчас особенно пышно цветут цветы. Даже на одуванчики указала, ткнула пальцем:
— Гляди, какие они, как звезды на на траве – завиваются в спирали…Будто золотые галактики. На зеленом небе.
Она тоже перешла «на ты».
Они забрались на склон горы – и Олег подумал, что именно тут была бы лучшая смотровая площадка. Городок лежал внизу, и видно его было – от края до края. И не только городок.
— Смотри, — говорила Юлька, — Если приедешь к нам еще, уже по теплу, упаси Боже, не ходи на общий пляж, особенно туда, где впадает в море река. Ф-фу… Хочешь отдохнуть здоровым – не ходи. Вон – по той дорожке идешь себе и идешь, огибаешь мыс, и будет тебе такой дикий пляж, что закачаешься. Там сначала отмель, а дальше… Вода прозрачная-прозрачная, и подводные скалы… На них можно сидеть, на них можно стоять. И с берега покажется, что ты святой – ходишь по морю…
Потом они сидели в чебуречной, которая тоже была «только для своих» - в каком-то подвальчике. Всего четыре столика умещалось тут. И огромного роста чернобородый хозяин принес им чебуреки, вкуснее которых Олег не пробовал в жизни. Юлька обмакивала поджаристые края в острый соус, улыбалась гордо – знай наших! Больше всего, Олег был благодарен за то, что она ни о чем не расспрашивает его.
Спросила только:
— Ну как?
И это относилось к чебурекам.
Когда они вышли из подвальчика, солнце стояло уже низко, и Олег знал, что закат тут будет быстрым, молниеносным. Только что было еще светло, и вот – уже ночь.
— А теперь, — сказала Юлька, — Я бы хотела взглянуть, как выглядит «Флибустьер». Я там никогда не была.
…Она не надеялась, что утром ей удастся уйти так, как этого хотелось – еще до того, как ее новый знакомый проснется. Но все получилось. Был шестой час утра, а Олег спал крепко, как мертвый.
Юльке казалось, что он устал – страшной какой-то усталостью, смертельной, запредельной, той, что не дает уснуть. И только после этой ночи, проведенной с нею, его, наконец, отпустило.
Юлька нечасто позволяла себе такой праздник души и тела. Она действительно родилась в этом городе и прожила тут двадцать с лишним лет, «варилась в собственном соку».
Давно уже стало тесно здесь ее беспокойной натуре, но уехать она пока не могла – на то были свои причины. Время от времени у нее случались «курортные романы», но вчера она вовсе не была настроена ни на что такое. Обычно к Юльке клеилась – одинокие курортники так просто напропалую. Если не в настроении – только успевай отбиваться и шлепать по рукам.
Но этот красивый парень ничего от нее не хотел. Он просто сидел, откинув голову на руки, и подставив лицо солнцу. Даже не смотрел на нее. Почему же ее повело к нему как магнитом?
И странно – еще несколько часов назад она не думала, что сможет его «отогреть». Да, он шутил и приветливо говорил с нею, но где-то в глубине души – был замерзший как ледышка. Юлька уж не надеялась, что он и в гостиницу ее позовет. Разве что она приклеится к нему намертво, сделает вид, что не замечает отказа.
Юлька перевела дыхание, когда — будто заболтавшись — вошла вместе с Олегом в роскошный вестибюль отеля. Они поднялись по лестнице. Он отпер номер…
Юлька знала, что его занесло в их городишко (который лучше назвать поселком) – ненадолго. Пара дней, от силы – неделя, и Олег исчезнет. И черт знает что, она сама от себя такого не ожидала, но все, что накопилось у нее в душе за эту долгую зиму, все одиночество, всю тоску по чему-то яркому, прекрасному… всю жажду любви, которой она еще собственно и не знала толком – все досталось ему в эту ночь. Ей хотелось, чтобы под этим теплым душем – ее рук, ее губ, прикосновений – он оттаял хоть немного. Давно ей не хотелось ничего с такой силой. И давно ей самой не было так хорошо – пронзительно хорошо, до слез.
Лучшей наградой ей было то, что он уснул. И вот теперь она собиралась выскользнуть из номера на цыпочках, чтобы не разбудить его. И чтобы никогда – никогда он не сказал ей этих слов: «Ну что ж, прощай»…Он не должен был расстаться с ней вот так, по доброй воле. Лучше уж по-английски.
…Она знала, что на улице в этот час слишком холодно для ее тоненького как чулок платьица. Но делать было нечего.
Она шла к двери на цыпочках, держа в руке туфельки на каблучках-шпильках. И вдруг увидела приоткрытый сейф.
***
Позже Юлька не смогла бы объяснить, что заставило ее заглянуть в глубину сейфа. Она не была воровкой, хотя к вещам и деньгам относилась легко. Могла забыть, что брала у кого-то в займы, или наоборот — давала кому-то в долг. Одалживала у подружек вещи, или что-то из косметики, бижутерии. Бывало, что и без спроса. Но никогда ей не пришла бы в голову мысль кого-то обокрасть.
Она увидела аккуратно сложенные пачки денег. Валюта, вроде бы – доллары. Так сложилась жизнь, что иностранные деньги Юлька в руках еще не держала. С математикой же у нее вообще был полный ш-вах. Мать даже не надеялась, что дочка сдаст выпускные экзамены.
— Хуже то, что тебя будут обсчитывать в магазинах, ты не сможешь расплатиться за коммуналку…Тебе ж без разницы – пять умножить на пять или пять плюс пять — ты всё одно двадцать пять насчитаешь. – вздыхала она.
Юлька искренне хлопала ресницами.
— Но в телефоне же есть калькулятор….
Экзамен по математике Юлька сдала против всяких правил. Ей нужно было получить хотя бы минимум баллов, одолеть «базу». А директору школы намекнули: если кто-то из его учеников завалит ЕГЭ, школу возглавит другой человек. В экзаменационной комиссии нашлись те, кто симпатизировал Анатолию Юрьевичу – молодому, обаятельному, из хорошей семьи.
И Юльке каким-то чудом умудрились подсказать, так что она заработала баллов — на «тройку».
И сейчас, хоть режьте ее на месте, не смогла бы она сказать, сколько вон та зелененькая бумажка будет в пересчете на рубли. А если две бумажки?
И без всякой задней мысли Юлька решила воспользоваться случаем. Осторожно вытянула купюру, полюбовалась на нее, даже на свет посмотрела (а интересно, водяные знаки там есть?) и сунула банкноту в сумочку – больше на память, чем из расчета.
А потом Юлька заметила еще кое-что интересное. Коричневый кожаный футляр. Из него высовывался край какого-то украшения. В этом Юлька разбиралась лучше, и навскидку определила, что вещица дешевенькая – вряд ли стоит даже пару тысяч, рублей, конечно.
Металл, из которого сделана цепочка – даже на серебро не тянет, а камушек – соколиный глаз, что ли…или тигровый… Что-то в этом роде. За эту фи-гню уже точно никто не будет в претензии. Юлька даже сомневалась, что вещь принадлежала Олегу. Может, побрякушка уже лежала в сейфе, кем-то забытая, когда он перекладывал туда деньги.
Не трогая футляра, Юлька осторожно подцепила кончиком длинного ноготка цепочку, и украшение тоже перекочевало в ее сумочку. В качестве «памятки» о встрече - оно годилось даже лучше, чем доллар.
…Выйти из гостиницы удалось без всякого труда.
Утро было чудесное – солнечное. Воздух еще чистый и прохладный. Юлька шагала по набережной широким танцующим шагом. Она почти не спала ночью, но это всё была ерунда, она знала, что сегодня ей будет сопутствовать чувство полета: расправь руки – и лети.
На набережной никого почти не было, только Наташа готовилась уже открывать киоск, раскладывала товар. Никто из ее соседей-торговцев еще не пришел.
Юлька не стеснялась Наташу, впрочем, сейчас она бы никого не стеснялась. Она закружилась, переступая, постукивая каблучками по каменным плиткам – закружилась грациозно, как в вальсе. Наташа засмеялась – и окликнула ее:
— Откуда идешь?
Но Юлька – обычно открытая душа — на этот раз лишь головой покачала – мол, не скажу, чтобы не завидовала. И неожиданно для себя предложила.
— Давай, я у тебя что-нибудь куплю. Я сегодня счастливая, у тебя торговля хорошо идти будет.
У Наташи, как у большинства других торговцев, был настоящий мини-маркет. Тут можно было купить все – начиная от никому не нужных «магнитиков», и до кремов от солнечных ожогов, пользовавшихся громадным спросом. Шляпы и платки, мыло ручной работы и специи в ярких баночках, сувениры и украшения из ракушек, отдельно раковины всех размеров, подушечки и саше с душистыми травами.
Юлька, падкая на духи и вообще все яркие цветочные запахи, облюбовала маленький пробник, аромат которого показался ей каким-то неземным.
— Вроде жасмин…а может, и ладан. И еще какая-то горьковатая нота…Будто райский сад, куда только после смерти и попадешь…
Юлька вытащила из сумочки зеленую бумажку.
— Я вот таким вот расплачусь, ладно? Все равно мне его, у нас, деть некуда. Возьмешь?
А вот чего не заметила Юлька, пряча склянку с маслом, это того, что неплотно застегнула замочек. И когда забежала домой – надо же было переодеться перед работой – сколько ни перетряхивала она сумочку, но так и не смогла найти побрякушку. Выходит, на память об Олеге, и об этой ночи у нее не осталось ничего, совсем ничего.
*
Соня жила у самого моря. Ветхий домик стоял так близко к воде, что бабушка каждую весну говорила:
— Вот увидишь, еще несколько лет, и нам придется отсюда переселяться. Рано или поздно вода подмоет берег – сначала рухнет наш сад. А потом и дом.
Сад было не особенно жалко – всего-то и росло в нем, что яблони в высокой траве. Бабушка уже ходила с палочкой, ей трудно было заниматься землей, а Соню она не принуждала («Проснется если тяга, тогда сама…»)
Когда наступал сезон, яблоки в две недели осыпались дождем. И тогда бабушка пекла пироги, и варила варенье. И ставила яблочный сидр на всю зиму, а запах во всех комнатах стоял такой, о каком говорят – хоть ножом режь.
В детстве Соня думала, что не будет ничего страшного, если сад переселится на дно моря и достанется какой-нибудь Русалочке. Ведь у дочерей Морского Царя из сказки Андерсена были же свои сады?
Вот уж чего Соня не боялась – так это моря. Когда-то ее, крохотную, двухлетнюю, родители привезли сюда и отдали бабушке.
— У нее одна пневмония за другой. Врачи говорят: «Такие дети долго не живут» Разве что морской воздух спасет ….
Может, Соня действительно была так плоха. А может, ее родители искали какой-то «спасательный круг» для бабушки, только что потерявшей мужа. Бабушке снова нужно было отыскать для себя смысл жизни, и беспомощная внучка подходила для этой роли как нельзя лучше.
Анастасия Николаевна, сначала повинуясь чувству долга, а потом всей душой привязавшись к девочке, исполняла свои обязанности сверхдобросовестно.
Тут был и сон на свежем воздухе, и солнечные ванны, и обливания морской водой. А плавать Соня научилась будто сама собой. Хотела обняться с морем, а получилось – поплыть.
Анастасия Николаевна придерживалась строгих правил: дети купаются только на мелководье, и только под присмотром взрослых. А именно – без бабушки Соне запрещалось даже по краю воды ходить. И несколько лет правила эти строго соблюдались. Но потом появился Митя и все полетело в тартарары.
Митя был практически их соседом – жил в том же районе, только на несколько улиц дальше от берега. Познакомились они с Соней, когда ей было восемь, а ему двенадцать лет.
Митя спалил Соню «на горячем». Она выпускала рыбу. Бабушка объясняла внучке, что рыбаки уходят в море не просто так. Анастасия Николаевна подбирала понятные слова. Семьям рыбаков не обойтись без улова. Его или съедят или продадут, и на вырученные деньги будут жить.
Ну ладно, с этими большими рыбинами, что мужчины привозили в лодках, всё понятно, хотя их тоже жалко. Но вот эта мелочь, которая плещется в ведерках – ей же еще жить и жить. И что там, простите, есть или продавать?
И Соня подкрадывалась неслышно, на цыпочках, за спинами рыбаков, выхватывала из ведерка мелкую рыбешку – одну или несколько, как повезет – и неслась прочь, чтобы выпустить ее в море.
Чаще всего это удавалось сделать незаметно. Если рыбаки и замечали, то ругались, как правило, беззлобно. Все равно эту мелюзгу они по большей части отдавали кошкам, что дежурили поблизости в ожидании и надежде.
Но один раз Соня заметила, что за ней наблюдает смуглый мальчик, что загорал на камнях рядом с пирсом. Он сидел, обхватив колени, подставив дочерна прокаленную спину солнцу и внимательно смотрел на нее.
Соня метнула на него взгляд гневный и одновременно испуганный – она равно боялась, что он окликнет рыбаков и укажет на воровку, и в то же время не хотела унижаться перед ним, делать умоляющий знак, чтобы он этого не делал.
Но мальчик лишь смотрел на нее – и только. А потом другой пацан, у которого Соня утащила рыбешку, заметил это, взъярился, п погнался за ней. Он мог бы и не догнать ее — Соня бегала быстро, неслась как ветер. Но тут дорогу пацану заступил тот, черноволосый мальчик. И Соня издали смотрела на их разборку. Вот один схватил другого за рубашку, вот они гневно говорят что-то друг другу, вот белобрысый парень ослабляет хватку, и возвращается на пирс, где осталась его удочка…
Соня приблизилась к мальчику, вступившемуся за нее – осторожно и нехотя. Надо было поблагодарить, но она боялась услышать что-нибудь грубое. Например, что она ведет себя как ду-ра.
Но он сказал только:
— Рано или поздно тебя побьют.
Соня дернула плечом. Что ж делать, такова плата, и она на нее подписывается. А потом она заметила, что на камнях рядом с мальчиком лежала зеленая резиновая маска со стеклом. Соня давно о такой мечтала, но бабушке даже заикаться не стоило. Анастасия Николаевна не умела нырять. А кто проследит за ребенком под водой?
— Ты с ней плаваешь? — спросила она едва ли не с благоговением, — А можно мне….посмотреть.
По версии бабушки – Соня сейчас играла на детской площадке, той самой, где качели и алюминиевая ракета – в парке, в одном шаге от дома. Бабушка варила варенье и отпустила внучку под честное слово.
Но сейчас девочка забыла обо всем. Нагретую солнцем и вместе с тем еще мокрую маску она надевала с таким чувством, будто ей протянули корону. Соня даже заходить в море далеко не стала – дно здесь понижалось круто, и ей хватило нескольких шагов от берега, чтобы стало – по грудь.
Она опустила лицо в воду.
И пропала.
Исчезли звуки – море будто ладони к ушам приложило, делая знак: слушай только меня. Исчезло небо, люди, все… Был голубой, чуть туманный мир, гладкие камни на дне – такие яркие и крупные… Все точно во сне.
….Кто-то рывком поднял голову Сони. Мальчик смотрел на нее с искренней тревогой.
— Ты утонула, что ли? Вторая минута пошла, а ты – лицом в воду…
— Я и не заметила.
Когда мальчик убедился, что с ней все в порядке, тон его стал недоуменным:
— Да на что тут смотреть-то… Вода и камни. Тут же пляж. Ни водорослей, ничего, даже рыбы не заплывают, медузы только если… Вот на диком пляже…
— Ты мне его покажешь? — спросила Соня, глядя на мальчика, как на божество.
Да так оно и было. Мальчика звали Митей, и на все последующие годы детства и юности Сони, он стал для нее не только непререкаемым авторитетом, но и тем, кому она едва ли не поклонялась.
Позже бабушка познакомилась с Митей и сделала вывод, что ему можно доверять. Воспитанный мальчик, из хорошей семьи – родители интеллигентные люди. Митя старше Сони, голова не плечах есть…Бабушка лишь самой себе могла признаться, какое испытала облегчение – есть с кем отпустить девочку погулять, не нужно теперь сопровождать ее всюду.
Знала бы Анастасия Николаевна, что эта парочка ее безбожно обманывает! Нет, Митя и Соня гуляли и по городу, выучив его до последнего камушка, до того, что – глаза им завяжи – они пришли бы туда, куда им нужно, безошибочно, не споткнувшись. Они катались на аттракционах, и просиживали по два сеанса подряд в открытых кинотеатрах. Но все же главной страстью их было море, и скоро не было бы такого подводного уголка у берега, который бы они не изучили.
Начиная с ранней весны и до поздней осени, каждую свободную минуту они проводили, если не на самом берегу и не в воде, то где-то поблизости. Как другие девчонки скрывают от близких запах табака, когда начинают курить, так и Соне приходилось нюхать свои вещи, и поспешно бросать их в стирку, так как тянуло от них этим непередаваемым запахом моря – йода, рыбы, водорослей – а нечего бросать шмотки, где придется, если вам приспичило именно тут нырять.
Потом Митя окончил школу и уехал учиться далеко, на север, в Питер. Соня же в старших классах подрабатывала тем, что сопровождала туристов на «подводных экскурсиях» — показывала начинающим дайверам, где лучше нырять, чтобы увидеть что-то красивое или хотя бы необычное. Если не затопленный корабль, то живописные подводные скалы или пещеры.
Летом Митя приезжал – такой незнакомый и такой родной – высокий, раздавшийся в плечах, в черной куртке с заклепками. С новой татуировкой дракона – от запястья до плеча. И первая же их встреча заканчивалась тем, что они бежали к морю, чтобы заново встретиться – уже на глубине.
***
Зимой, конечно, купаться было нельзя. Да и к той поре, когда Соня возвращались из школы, светлого времени оставалось всего-ничего. Вот-вот должно было начать темнеть.
Но и зимою жить было можно, особенно, когда сделаешь уроки и уляжешься на ковер возле камина – самую большую комнату в доме Анастасия Николаевна не позволяла называть «залом», она так и именовалась «большая комната».
Соня читала. Бабушка сумела привить ей любовь к книгам. А если приходил Митя – он утраивался рядом, то есть, плюхался на ковер – и они немедленно начинали строить планы. На следующее лето центр дайвинга, где подрабатывала Соня, хотел открыть новую подводную экскурсию – к тому месту, где в восьмидесятые годы затонул корабль. Ребятам это было давно известно, и Митя отнесся к плану скептически.
— Фиг-ня, — сказал он, — Во-первых, это довольно далеко от берега, значит, придется всех этих лопоухих туда на катере везти. Во-вторых, сорок метров. Ну и сколько они у тебя там пробудут? Восемь минут? Десять? Сколько среди них будет подготовленных? Кто будет готов идти на такую глубину? А поплавать над корабликом, посмотреть на него сверху не получится. Всегда найдется кто-то, кому нужно нырнуть, руками потрогать, что-то на память приволочь. Тебе это надо – нести за таких кр-етинов ответственность?
Соня пожала плечами. Ее саму глубина в сорок метров не пугала, она уходила и на большую. Но друг был, конечно, прав. И ладно бы еще туристов сопровождал сам Митька – он мог любого поставить на место – и словами. А если надо – то и взяв за грудки. Соню же туристы часто воспринимали, как бесплатное приложение к навигатору. Спасибо тебе, девочка, привезла на место, а дальше мы сами разберемся, что к чему.
— Я в Испании нырял, я в Турции нырял, я Египте нырял, — зло передразнил Митя, — И чего я, в нашем Черном море не нырну, что ли?
И добавил:
— Как ты их потом вытаскивать будешь?
Соня еще не дала согласие тем, кто предложил ей поработать в этом проекте. Единственный аргумент «за» был тот, что плату предлагали уж очень заманчивую.
Митя перевернулся на спину, лежал, положив руки за голову, рассматривал посверкивающие подвески хрустальной люстры.
— Мой тебе совет – никаких пещер, никаких глубоководных погружений. Вон, катерок на отмели лежит, да еще музей подводных скульптур – и хватит с твоих туристов за глаза. Пусть ош-иваются по барам и пьют. Это – да, это – по теме.
Тут Митя не мог рассуждать спокойно, потому что в прошлом году, в Италии, в подводной пещере погиб его троюродный брат. Дайвер-любитель, в одиночку сунувшийся туда, куда соваться не следовало. Акваланг зацепился, освободиться самостоятельно парень не сумел. Единственный сын у матери был, между прочим…
Анастасия Николаевна сидела в кресле и вязала. Ребята забывали о ее присутствии, потому что бабушке и в голову не приходило включить телевизор, или начать болтать просто потому, что иначе – скучно. Анастасия Николаевна обычно думала о чем-то своем, только чуть слышно позвякивали спицы. Но в этот раз она прислушалась к разговору молодых людей.
— Я знаю это место, — сказала она, — Там иногда не просто не вытащишь, там и не найдешь человека.
Два лица поднялись к ней. Ребята смотрели на старую женщину с откровенным удивлением. Никогда прежде она не вмешивалась в их «морские темы».
— Подводные течения? — предположил Митя, — Тела уносит?
И добавил, обращаясь, к Соне:
— Твои парни из центра окончательно рехну-лись, выискивая «интересненькое». Пусть сами туда плавают… Хоть с туристами, хоть без. И ныряют хоть с камнем на шее.
Бабушка опустила вязание на колени.
— Я даже не знаю, Митя, в течениях ли там дело. Ведь я еще помню времена, когда тот корабль, о котором вы говорите, спокойно плавал по морю, и не было никакого интереса дайверам в том районе нырять. Обычное морское дно. И все же желающие находились, и кое-кого из них самих потом не нашли. Причина в миражах…
— В чем? — Соне показалось, что она ослышалась. Миражи – это про пустыню, море-то тут причем…
— Время от времени, очень правда, редко – один раз в двадцать-тридцать лет, а то и еще реже, люди видели над этим местом что-то вроде миража, — пояснила бабушка, не обращая внимания на скептическое выражение лиц молодежи.
Анастасия Николаевна поднялась, хотя ей и через комнату перейти было уже трудно.
— Бабушка, что тебе подать?
Она сделала знак рукой – мол, все в порядке, я сама. Добралась до старинной этажерки из потемневшего дерева, и в стопке журналов отыскала тот самый. А когда вернулась в кресло, открыла журнал на месте, где у нее, оказывается, и закладка лежала.
"Из ночного моря поднялся город, - читала она с выражением, — Он светился различными цветами, словно ночная радуга, опустившаяся на землю. Возносились многоцветные стены и башни, словно россыпь драгоценных камней была брошена со звездного неба на землю. Но даже отсюда было видно, что от многих дворцов остались одни руины. И все это окружал некий сложный клубок эмоции, будто время иных миров царило здесь. Нам казалось, что мы слышим странный пульсирующий звук - тихую погребальную песню, несущуюся над волнами и над этим волшебным городом.
Он был то мягким и нежным, то становился яростным и вызывал боль. Звук нарастал, делался невыносимым, а затем замирал. Но даже тогда ощущение скрытого ужаса не пропадало. И в сиянии города, всё, что было лишь легендами для нашего мира, становилось реальным, рождая страх и некую древнюю ненависть.
Этот город пропал так же внезапно, как и появился. Но у нас с этой ночи начались неприятности..."
Вот с той поры туда и влечет ныряльщиков. Все думают, что может быть, там что-то было…когда-то. Действительно, древний город, своего рода Атлантида, и на дне можно найти его следы. Но там, скорее, Бермудский треугольник…Если хотите, я потом расскажу вам продолжение этой истории. Не сейчас, попозже. Вы сначала это переварите. Я вижу, что вы мне не верите….
Соня смотрела на Митю, на выражение его лица, на котором явно читался скептицизм, но парень был слишком хорошо воспитан, чтобы сказать что-то язвительное пожилому человеку.
— Честное слово, детка, — сказала Анастасия Николаевна, — Ты сейчас – моя главная и единственная радость, но мне было бы легче на душе, если бы родители в свое время забрали тебя. Когда тебе исполнилось лет семь, и ты перестала болеть. Но ты же в курсе, Митя, как у нас все получилось…К той поре отец и мать Сони развелись, потом делили квартиру, была неустроенная личная жизнь. Дальше отец женился, потом моя дочь снова вышла замуж, родились дети. И теперь уже ясно, что Соня останется со мной. Но это море…Я уже точно знаю, когда я умру – во время ваших очередных погружений.
Соня кинулась возражать, но сама себя поймала на том, что теперь решение отказаться от погружений к кораблю – не казалось ей таким уж окончательным.
*
До девяти часов утра – времени, когда открывался офис – Юлька успела.
Принять душ и вымыть голову. Подружки говорили, что этим выбеленным цветом она погубила волосы, теперь они мертвые. Но Юлька ничего не могла с собой поделать - это были ее, именно ее – цвет и прическа, с другой головой она не могла себя вообразить. И теперь мыть длинные, жесткие точно у куклы пряди приходилось долго – с разными масками и лечебными составами.
Еще Юлька успела выпить литр кофе. Она могла позволить себе пить его сколько хочется – хоть с сахаром и сливками, хоть с пирожными. Тонкая в кости, она оставалась худенькой, почти бесплотной, что бы ни ела. А сейчас кофе ей был необходим. Хоть адреналин еще и переполнял ее, но ко второй половине дня это спадет, а работать с чугунной головой будет трудно.
Основная работа Юльки была – на телефоне, уба-лтывать клиентов. Но когда клиенты приходили в офис, их тоже часто получали ей – особенно если речь шла о мужчинах. Изящная, красивая блондинка, которая – от недалекого ума – готова, кажется, к самым рискованным приключениям – заставляла даже самых почтенных из них, почувствовать себя мачо. И вот уже очередной дядька лет шестидесяти готов был не только арендовать машину или автодом, но и приглашал Юльку провести с ним отпуск.
В самом начале, когда она только пришла сюда, ей пробовали поручить и работу с бумагами, как и прочим сотрудникам, но быстро убедились в ее полной неспособности к этому. Юлька не только считать не умела, над ее ошибками коллеги ржали украдкой аки кони. Написать «Египет» черед «б», а не через «г» - это было еще самое невинное. Но клиентов она притягивала как магнитом, поэтому и не волновалась, что ей рано или поздно укажут на дверь.
…И вот она уже сидела на своем месте, поворачивалась то туда, то сюда на вертящемся офисном стуле. На ней было черное мини-платьице «чуть ниже стри-нгов» и бархотка с крестиком на шее.
— Это ты так понимаешь «строгий деловой стиль»? — спросила Галя, проходя мимо с папками, — Гляди-ка, черный надела… Перед новым начальством хочешь предстать в лучшем виде?
Юлька захлопала ресницами. Она не понимала, что тут плохого, и что она сделала не так. Во всем мире черный считается строгим цветом. А нарядов длиннее этого у нее собственно и не было. Крестик, вот опять же, в тему…
Вместе с тем Юлька чувствовала, что то самое чувство полета, сопутствовавшее ей с раннего утра, постепенно покидает ее. Хорошее настроение сменяется плохим.
Она сломала ноготь. И думала еще об одной чашке кофе, хотя сердце уже билось где-то в горле. Но тут оно сделало скачок и остановилось. Потому что в офис вошел Олег.
Юлька сразу решила, что он пришел за ней. Как он ее нашел? Мог ли он и вправду в нее влюбиться, и совершить ради этого хотя бы такой подвиг – отыскать ее в незнакомом городе? Она-то в него влюбилась почти с головой. Но до этого момента прекрасно понимала, что безнадежно всё. Что для таким как он- такие как она – это девушка «на один отпуск» или «на одну командировку».
И вот теперь он здесь.
Выглядел он так, словно и не было этой почти бессонной ночи. Свежая голубая футболка, джинсы…выбрит… «Наши девчонки будут пи-сать кип-ятком», - подумала Юлька мрачно. И наверняка какая-нибудь из них начнет клеить Олега прямо здесь.
Юлька смотрела на Олега неотрывно, а он будто не чувствовал ее взгляда – говорил с Галей «первой после Бога». Галей, которая была заместителем и правой рукой прежнего хозяина фирмы.
Галя повернулась к коллегам, сказала, трогая дужку громоздких очков.
— Представляю вам нашего нового начальника. Олег Викторович…Думаю, сегодня-завтра он с каждым из вас познакомится лично, поэтому представлять вас не буду. Пока занимайтесь той работой, которая у вас есть, а потом поговорим о новой концепции….
Олег чуть сморщился – его раздражали такие слова. И тут он заметил Юльку, которая даже чуть приподнялась, так ей хотелось поймать его взгляд. Но странное выражение приняло его лицо – брови сдвинулись, он смотрел на нее вроде бы с тревогой.
Может, не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что у него завязался спонтанный роман с одной из подчиненных. А может – Юльке это впервые пришло в голову – он…обвинит ее в воровстве? Неужели он пересчитывал с утра деньги, и заметил отсутствие той несчастной зеленой бумажке? В конце концов, она потратила на него вчера весь день…не считая ночи. Неужели он такой жмот? Кстати, сколько она у него все-таки свистнула? В пересчете на отечественные рубли?
Юлька не могла сосредоточиться на делах. Ей нужно было позвонить как минимум полудюжине клиентов, а она то брала телефон, то клала его на место, пока Наташа, сидевшая за соседним столом, не спросила ее удивленно:
— Да что с тобой сегодня?
Олег вместе с Галей сидел у себя в кабинете, и она вводила его в курс дела. Девчонки по этому поводу хихикали, хотя уж заподозрить Галю во флирте с руководством – мама дорогая, придумали бы что-нибудь поостроумнее!
Наконец, оба вышли, и вот тут-то Олег направился прямо к Юльке. Она уже откровенно нервничала. А он, видимо, прикидывал – поговорить с ней прямо здесь или лучше наедине. Решение он принял быстро.
— Пойдем ко мне в кабинет, — сказал он.
Юлька поплелась за ним покорной овечкой, и, хотя комнату эту знала, как свои пять пальцев, не решилась даже сесть на стул, а замерла у двери. Она всей шкуркой своей чувствовала, что речь пойдет не о том, кто в кого влюблен, ох, не о том.
— Юля, ты взяла фероньерку?
— Чего? — она распахнула глаза.
— Ну ту… штучку… на железной цепочке. С камнем. Верни ее, пожалуйста.
Щеки Юльки загорелись — ее таки уличили в воровстве. Будь побрякушка при ней, она немедленно выложила бы ее на стол и постаралась бы отшутиться. Но что она могла сделать сейчас?
— А что я? Почему я? — лепетала она.
— Я знаю, что это ты. Юля, ее надо вернуть.
— А что… она дорога тебе как память? Или.. ты ее сам украл? — Юлька даже фыркнуть попыталась.
— Это очень опасная вещь. Я даже не могу объяснить тебе – настолько. Поверь мне на слово.
***
Если бы Олег знал, что Юлька окажется одной из его будущих подчиненных, то не допустил бы этой случайной связи. Всю вину за то, что произошло, он брал на себя. Это ему захотелось погреться пусть даже у такого маленького костра человеческого тепла. Это он счел Юльку пустоголовым мотыльком, который беспечно полетит дальше, когда они расстанутся.
И вот она сидела здесь, эта девочка, хлопала ресницами, такими тяжелыми от слоев туши, что казалось – они сейчас обвалятся. К тому же ресницы были уже мокрыми. И как ей было все объяснить, причем так, чтобы не напугать, и при этом она его послушалась?
Когда Оксану перестали искать уже все – остались лишь выцветшие, изорванные объявления на столбах и строчки где-то в отчетах – Олег пошел к экстрасенсам, ясновидящим – всем тем, кого он обычно считал шушерой, что наживается на страдании людей. Друзья видели, что он не совсем в себе, и, в конце концов, один из них принес телефон той самой тетки.
— Говорят, она не совсем безнадежна, — пояснил он, — То есть, не окончательная аферистка. Кое-кому реально помогла.
И Олег пошел. Оказывается, экстрасенсы тоже ведут прием «для своих». По рекомендации эта самая Надежда приняла его не в «магическом кабинете», куда к ней стекались клиенты, и где были свечи разных цветов, и хрустальные шары, и благовония, и черные карты, и прочая ерунда.
Тетка позвала его к себе домой. Это оказалась самая обычная квартира, и сама она была самая что ни на есть обыкновенная. Грузная, не накрашенная, в халате. Даже открыла ему не сразу – только что помыла голову и замывала мокрые волосы красным махровым полотенцем, укладывала его в импровизированный тюрбан.
Надежда провела его в комнату, они сели в кресла друг напротив друга, между ними был лишь низкий журнальный столик.
— Расскажите мне то, что вы знаете, - попросила экстрасенс.
Кивала, слушая его рассказ. А потом попросила дать ей фотографию Оксаны и что-нибудь из ее вещей.
Олег был готов к этому, и достал из бумажника снимок – один из последних, где Оксана смеялась, и в помине не было никакой тревоги, никакого отчаяния. И платочек – легкий как лепесток, сине-голубой, который она любила носить на шее, он принес. И вот это самое украшение, которое было с ней почти до конца.
Надежда долго смотрела на снимок – то касалась его пальцами, то просто держала над фотографией ладонь. Потом то же самое проделала с платком. Машинально, не глядя, потянулась к цепочке – и отдернула руку. Будто перед ней паук, или змея – или чего там еще априори до потери пульса боятся женщины.
— Уберите это! — велела Надежда.
Она сдерживала страх, но он звучал в ее голосе. И Олег тогда тоже испугался.
— А что? Это как-то связано…, — начал он.
— Нет-нет, эта вещица не уби-ла вашу подруга…но это ужасная вещь… слишком сильная. Уберите ее из моего дома…Ладно, хорошо, сидите… Я вам сейчас скажу, то, что я вижу…А потом вы сразу уйдете, и ее унесете.
Экстрасенс говорила взволнованно, протягивала вперед руки с растопыренными пальцами. Точно защищалась. Олег спрятал украшение обратно, нагрудный карман. Но еще несколько минут потребовалось женщине, чтобы овладеть собой.
Она стала рассказывать про Оксану, но всё банальное – о том, что не видит девушку мертвой, что та, возможно, потеряла память и прочее, прочее. Надо не отчаиваться, надо искать. Олег не был экстрасенсом, но он чувствовал – до какой же степени женщине хочется, чтобы он ушел и унес с собой то, что сейчас лежало у него на груди.
И только тогда он заинтересовался самой фероньеркой. В одну из бессонных ночей он неожиданно вспомнил, где Оксана купила ее – это было в Греции, в маленькой лавочке, куда они случайно зашли. Оксане хотелось серьги, Олег же убеждал ее не покупать золото у кого попало, практически у уличных торговцев. Надо найти хороший магазин, где, во всяком случае, все изделия из драгоценного металла, без подделок…..
Но ей глянулись серьги с бирюзой, которые торговец отдавал за малую плату, а ведь еще можно было поторговаться. И Олег не стал возражать, а когда сделка свершилась, старик, загорелый настолько, что его кожа казалась черной, достал словно из ниоткуда – эту самую цепочку с камнем и вложил Оксане в ладонь, сжал ее пальцы.
— Это ваша вещь. Берите, берите… Подарок, — говорил он.
…Олег сидел в библиотеках, обращался к ювелирам, к специалистам по антиквартиату – но никто не мог сказать о фероньерке ничего, что объяснило бы страх ясновидящей.
И лишь случай свел его с историком, специалистом по Средневековью. Этому седому человеку с орлиным носом, хватило одного взгляда, брошенного на золотистый камень, напоминающий глаз хищника.
— Жутковатым украшением вы обзавелись, — сказал он.
Олег готов был вцепиться в этого мужчину.
— Да расскажите же! — Олег двигал фероньерку по столу, поближе к ученому, — Что это такое? Мне все говорят – ничего особенного, и лишь одна женщина напугалась этого камня до такой степени, что у нее затряслись руки.
— Надеюсь, никому в вашей семье не придет в голову носить эту вещицу, — ученый, тем не менее, не побоялся коснуться цепочки, пропустил ее между пальцев. — У этих камней, и у этого вида украшений – своя мрачная история. Если надеть фероньерку с этим камнем, так, чтобы он лежал на лбу – да еще при натуральном, природном свете – солнечном или лунном – вас впечатлит эффект. Он будет подобен действию сильнейшего нар-котика, того, что дарует состояние блаженства. Такие украшения могли давать – как милость тем – кто приговорен к смертной казни, даже самой страшной, вроде сожжения на костре.
— Вместо общего наркоза? — попытался пошутить Олег.
Но ученый не принял его лёгкого тона.
— Жертвоприношения, сожжение… что угодно… надев это не себя, человек находился будто в ином мире, он не чувствовал боли. Случалось, толпа, собравшаяся посмотреть на казнь, считала, что ее обманули, потому что жертва не издавала ни звука. И палачу приходилось разгребать багром пылающие дрова, и показывать человеческие ост-ан-ки, чтобы люди поверили. При этом ни камню, ни цепочке ничего не делалось – они легко переносили огонь.
Узнику получить такое украшение перед смертью – было большой милостью.
Но если этот камень женщина надевала просто так… Я говорю женщина, потому что – какому же мужчине придет на ум нацепить на себя женскую побрякушку? Так вот…особа эта впадала в состояние транса – особенно, если на камень падал свет – солнца …или луны… Не знаю уж, что за прекрасные миры она там видела, райские кущи, что ли… Как вы понимаете, надежных свидетельств тут быть не может – уж о каких экспериментах говорить! Но, - голос ученого изменился, будто за насмешкой скрывалась тревога, — Когда неосторожная дама возвращалась в реальный мир, ей тут было, простите, тошно. После того, что она видала, лицезреть нашу действительность она уже не могла. Слишком уж разительный контраст. Оставалось только наложить на себя руки. Есть воспоминания о таких случаях…
— Что же, и моя Оксана могла?...
Олег не договорил. Ученый пожал плечами.
— Только не говорите тем, кто занимался ее розыском, — посоветовал он, — И вас примут за сумасшедшего, и меня – заодно с вами. А подругу свою…Ну, не следует так уж, наверное, полагаться, на старинные свидетельства. Давно я не слышал о таких камнях, не всплывало ничего подобного. Я уж полагал - их и не осталось вовсе. Спрятаны, или уничтожены… А вот поди ж ты.
— Что же мне теперь с ним сделать? — Олег поднял камешек за цепочку и покачивал его, — Он же не должен больше принести кому-то вред…
Но ученый уже отвлекся, уже обдумывал что-то иное.
— Если его никто не будет носить, то никакого вреда он не причинит. Положите его куда-нибудь в укромное место, в сейф, что ли… А выбрасывать не советую. Лучше при случае продайте знатокам…коллекционерам. Хорошие деньги получите, если найдете того, кто в этом разбирается. Ба-а-альшая редкость у вас сохранилась.
С тех пор вестей от Оксаны так и не было, камень хранился в футляре, а когда Олег приехал в этот маленький городок, он не нашел ничего лучше, чем положить его в сейф.
И вот как все это было объяснить Юльке?
— Послушай, — мягко сказал он, — Я не собираюсь ни поднимать шум, ни – Боже упаси – как-то тебя наказывать. Но, пожалуйста, верни мне это украшение. Иначе может случиться беда…
— Да не знаю я!
Наконец, слезы брызнули. Чувствовалось, что Юльке хочется сорваться на крик, на визг даже – но его непременно услышали бы из-за двери.
— Потеряла я его… Сама не знаю, зачем взяла. Ну ерунда же, ну скажи, что это дешевка…Взяла! На память просто. А теперь – не знаю, где… В сумочке эта дрянь лежала, где выпала – да х…
— Ты пробовала искать?- он говорил нарочито спокойным тоном, чтобы и она успокоилась.
— Да по дороге я потеряла! — ей было уже все равно, услышат ее или нет, — Наверное, уже сто раз кто-то поднял! Скажи, сколько она стоила, эта дрянь, я тебе отдам…
Олег махнул рукой.
— Иди, — сказал он.
Юлька поняла это по-своему.
— Ты меня увольняешь? — она часто моргала, и тушь растекалась все больше.
— Иди работай, Юля… Больше ни ты, ни я ничего сделать не можем. Никто тебя не тронет, иди…
Олег отошел к окну, и смотрел в него. Он стоял спиной к Юльке, но она все равно понимала, что он смертельно устал.
*
Это был тот уголок пляжа, который Соня не любила больше всего. Здесь река разделяла берег надвое. В море уходил длинный пирс, по правую руку была небольшая гавань, где стояли яхты, дальше начинались частные пляжи баз отдыха. Слева же – тянулся общественный городской, и вот тут-то, возле реки и было самое бойкое его местечко.
Платные шезлонги и зонтики, вышка спасателей, чуть выше – набережная, где всегда музыка, и шум, и выкрики торговцев, и эти несчастные расписные попугаи, которых фотограф приковывает к жердочке металлической цепочкой….
Загорелые ребята-спасатели уже не раз предлагали Соне присоединиться к ним, но она шарахалась, как черт от ладана.
— А чего так? — недоумевал Артем, — В следующем году школу окончишь, восемнадцать лет…зачем тебе куда-то уезжать. Если что, ты ныряешь лучше всех нас, пока мы лодку заведем, да пока до места доберемся, ты уже вытащишь уто-пленника… Как тогда, помнишь?
Вот из-за этого «тогда» Соня и не согласилась бы на такой вариант ни за что. Это случилось дальше отсюда, ближе к горам. Двое совсем молоденьких парашютистов – парень и девушка… Их отнесло ветром, запутались в стропах, стали тонуть… Как та девочка кричала… И довольно далеко от берега. Соня тогда бежала к морю – как была – в сарафане, шлепки сбросила только. Не потерять глазами место, где девочка ушла под воду, не потерять, успеть…
Девчонку эту она тогда вытащила на берег. А парня…когда спасатели нашли его – было уже поздно. Какая там слава… Соня держалась только пока была вся эта суета на берегу. Отвечала на вопросы, еще что-то этой девочке говорила успокаивающее.
А потом ведь не домой пошла, а к Митьке – слава Богу, он тогда приехал на каникулы. И он возился с ней до поздней ночи, как с маленькой – и чаем отпаивал, и обнимал, и плакала она у него на плече. Он же и бабушке позвонил, и в третьей часу пошел ее провожать.
— Почему у меня такое чувство, что я человека уби-ла? — в сотый раз спрашивала у него Соня, и ее трясло крупной дрожью.
И он в сотый раз ей отвечал:
— Ты не убила, ты спасла…
— Но я выбрала… Ее выбрала, а не его…У меня же не было права делать какой-то выбор… Кто я такая? А он – единственный сын был у матери.
— Девушка тонула ближе к берегу, шансов спасти ее было больше. Твой мозг как компьютер все за тебя просчитал. Поплыла бы туда, где он – скорее всего, они бы оба погибли…
…Да, это место возле мыса видно было и отсюда. Соня до сих пор избегала на него смотреть. Но ей нужно было в дайвинг центр, она собиралась сказать, что подумала – и все-таки согласна сопровождать туристов к тому самому затонувшему кораблю. Только, конечно, сначала надо побывать на месте и посмотреть на все самой.
А пока Соня увидела девочку лет пяти, которая плакала, стоя у края воды, и мама ее утешала. Рановато приехали для туристов.
Соня хотела пройти мимо. Но девочка плакала так горько, что остановилась Соня почти против своей воли.
— Что случилось?
— Кукла у нее утонула! — в сердцах сказала мать, — Говорила, не подходить к морю… Так нет, решила украдкой выкупать свою игрушку. Теперь вот найти не может. Я тоже не полезу искать – вода ледяная…
Продолжение далее..
Автор Татьяна Дивергент
Комментарии 3