Стихия

Я сяду в поезд электрический, уеду в загородный лес. И отвернет соседка личико, ко мне теряя интерес. Закрывшись мятою газетою, как за кулисами актер, я «зал» сквозь дырочку исследую не потому, что я хитер, не то чтобы озорничая так или скрываясь, как злодей, а потому, что в час отчаянья я не хотел пугать людей. Глеб Горбовский

Только утро любви хорошо: хороши Только первые, робкие речи, Трепет девственно-чистой, стыдливой души, Недомолвки и беглые встречи, Перекрестных намеков и взглядов игра, То надежда, то ревность слепая; Незабвенная, полная счастья пора, На земле — наслаждение рая!.. Поцелуй — первый шаг к охлаждению: мечта И возможной, и близкою стала; С поцелуем роняет венок чистота, И кумир низведен с пьедестала; Голос сердца чуть слышен, зато говорит Голос крови и мысль опьяняет: Любит тот, кто безумней желаньем кипит, Любит тот, кто безумней лобзает... Светлый храм в сладострастный гарем обращен. Смокли звуки священных молений, И греховно-пылающий жрец распален Знойной жаждой земных наслаждений. Взгляд, прикованный прежде к прекрасным очам И горевший стыдливой мольбою, Нагло бродит теперь по открытым плечам, Обнаженным бесстыдной рукою... Дальше - миг наслаждения, и пышный цветок Смят и дерзостно сорван, и снова Не отдаст его жизни кипучий поток, Беспощадные волны былого... Праздник чувства окончен... погасли огни, Сняты маски и смыты румяна; И томительно тянутся скучные дни Пошлой прозы, тоски и обмана!.. Семен Надсон

Я говорю сейчас словами теми, Что только раз рождаются в душе. Жужжит пчела на белой хризантеме, Так душно пахнет старое саше. И комната, где окна слишком узки, Хранит любовь и помнит старину, А над кроватью надпись по-французски Гласит: "Seigneur, ayez pitie de nous»*. Ты сказки давней горестных заметок, Душа моя, не тронь и не ищи... Смотрю, блестящих севрских статуэток Померкли глянцевитые плащи. Последний луч, и желтый и тяжелый, Застыл в букете ярких георгин, И как во сне я слышу звук виолы И редкие аккорды клавесин. Анна Ахматова

В самую полночь дверь отворится. И прилетит вдруг ко мне Странный волшебник, Синяя птица В образе детства, на лёгком коне. Он прилетает с рифмой скользящей, Ну-ка попробуй, поймай. И, ускользая, голос манящий, Слышу, зовёт меня вдаль. В даль одиночества, в даль расставаний, В слёзы, прощанье и радость потерь. Всадник, летящий с рифмой скользящей, Ты в наговоры не верь. А попроси у меня на прощанье В час недомолвок, в час звёздной зари Маленький дар – за крылатую рифму – Сердце моё забери. Ника Турбина

Когда теряет равновесие твое сознание усталое, когда ступеньки этой лестницы уходят из под ног, как палуба, когда плюет на человечество твое ночное одиночество, — ты можешь размышлять о вечности и сомневаться в непорочности идей, гипотез, восприятия произведения искусства, и — кстати — самого зачатия Мадонной сына Иисуса. Но лучше поклоняться данности с глубокими ее могилами, которые потом, за давностью, покажутся такими милыми. Да. Лучше поклоняться данности с короткими ее дорогами, которые потом до странности покажутся тебе широкими, покажутся большими, пыльными, усеянными компромиссами, покажутся большими крыльями, покажутся большими птицами. Да. Лучше поклоняться данности с убогими ее мерилами, которые потом до крайности, послужат для тебя перилами (хотя и не особо чистыми), удерживающими в равновесии твои хромающие истины на этой выщербленной лестнице. Иосиф Бродский

Приедешь всего на неделю. О сердце, не смей привыкать К блаженному этому хмелю: Смотреть, отзываться, ласкать. Но сердце не слушает трезвых, Разумным не внемлет речам, На взмыленных гонит, на резвых, Ведь сердце сродни лихачам. А после стоит под попоной, Вбирая морозную дрожь, Ведь нету для сердца закона... Влюбленного сердца не трожь. Елена Шостак

Невыносимы становятся сумерки, Невыносимые вечера... Где вы, мои опоздавшие спутники? Где вы, друзья? Отзовитесь. Пора. Без колебаний, навстречу опасности, — Без колебаний и забытья, — Под угасающим факелом «ясности», Будто на праздник пойдем, друзья! Под угасающим факелом «нежности», — Только бы раньше не онеметь, — С полным сознанием безнадежности, С полной готовностью умереть. Георгий Адамович

Я не любви Твоей прошу. Она теперь в надежном месте... Поверь,что я Твоей невесте Ревнивых писем не пишу. Но мудрые прими советы: Дай ей читать мои стихи, Дай ей хранить мои портреты- Ведь так любезны женихи! А этим дурочкам нужней Сознанье полное победы, Чем дружбы светлые беседы И память первых нежных дней... Когда же счастия гроши Ты проживешь с подругой милой, И для пресыщенной души Все сразу станет так постыло — В мою торжественную ночь Не приходи. Тебя не знаю. И чем могла б Тебе помочь? От счастья я не исцеляю. Анна Ахматова

собери про меня всё что можно найти собери все тетради блокноты где птицы мои снегири краснопёрая стая креплёных сибирских кровей свет и розовый снег и тебя не отыщешь правей собирай по слогам всю мою несусветную чушь может я хоронюсь может родину спрятать хочу в тополиной пурге зазеркалье слезящихся фраз спрыгнуть с красной строки мы с тобою пытались не раз спотыкаясь прыг-скок вдалеке от подмётных кадил и давали нам срок только срок раньше нас выходил и опять по пятам щипачи наших снов стукачи тут кричи не кричи а попробуй дружок – соскочи как бездомных котят нас пытались любить утопить собирай со стола всё что можно допеть и допить разноцветные фантики тоже как гильзы от пуль безутешный февраль талый март ненаглядный июль собирай мою верность живущим не так невзатяг всех моих рыбаков моряков остряков работяг дураков и блаженных поэтов бандитов менял но забудь про меня позабудь про меня про меня Лада Пузыревская

Почему мы исчезаем, превращаясь в дым и пепел, в глинозем, в солончаки, в дух, что так неосязаем, в прах, что выглядит нелепым,- нытики и остряки? Почему мы исчезаем так внезапно, так жестоко, даже слишком, может быть? Потому что притязаем, докопавшись до истока, миру истину открыть. Вот она в руках как будто, можно, кажется, потрогать, свет ее слепит глаза... В ту же самую минуту Некто нас берет под локоть и уводит в небеса. Это так несправедливо, горько и невероятно - невозможно осознать: был счастливым, жил красиво, но уже нельзя обратно, чтоб по-умному начать. Может быть, идущий следом, зная обо всем об этом, изберет надежный путь? Может, новая когорта из людей иного сорта изловчится как-нибудь? Все чревато повтореньем. Он, объятый вдохновеньем, зорко с облака следит. И грядущим поколеньям, обоженным нетерпеньем, тоже это предстоит. Булат Окуджава