Образование

Мичурин мог часами разговаривать с погибающим растением, и оно возвращалось к жизни. Мог спокойно войти в любой двор и огромные сторожевые псы не лаяли. Более того, птицы без опаски садились ему на шляпу, плечи, ладонь и клевали зерна. Только в 51 год он начал печатать свои научные работы. Популярность мичуринских методик шагнула за пределы России, и плодовые сорта селекционера занимали значительные площади в США и Канаде. В 1898 году Всеканадский съезд фермеров, собравшийся после суровой зимы, констатировал, что все старые сорта вишен как европейского, так и американского происхождения в Канаде вымерзли, за исключением «Плодородной Мичурина» из города Козлова. Голландцы, знающие толк в цветах, предлагали Мичурину большие деньги (20 тысяч царских рублей золотом) за луковицы необычной лилии, которая выглядит, как лилия, а пахнет, как фиалка, с условием, что этот цветок больше не будет выращиваться в России. Причем предлагали ему большие деньги. Мичурин лилию не продал, хотя жил бедно. На памятнике в центре Мичуринска пиджак ученого застегнут на «Женскую» сторону. Многие полагают, что это ошибся скульптор. Однако Матвей Манизер, которому был заказан памятник, ваял его по фотографиям. Из-за крайней бедности Мичурин сам перелицовывал старую одежду. Сам шил рукавицы, туфли носил, пока не развалятся. Все, что он зарабатывал, уходило на оплату труда работников. Ему ничего не оставалось. Летом 1912 г. канцелярия Николая II послала в Козлов к Мичурину одного из своих видных чиновников — полковника Салова. Полковник был удивлен скромным видом усадьбы Мичурина, которая состояла из кирпичного флигеля и плетневого сарая, а также бедной одеждой её владельца, которого он принял сначала за сторожа. Салов ограничился обозрением плана питомника, не заходя в него, и рассуждениями о святости «патриотического долга», малейшее отступление от которого «граничит с крамолой». Через полтора месяца Мичурин получил два креста: Анну 3-й степени и Зелёный крест «за труды по сельскому хозяйству». В гражданскую войну, когда в город приходили белые, он прятал в своем подвале раненых красных, и наоборот: когда приходили красные – прятал раненых белых. Как случилось, что на него никто не донес – тайна. На другой день после октябрьской революции 1917 года, несмотря на продолжавшуюся на улицах стрельбу, Мичурин явился в только что организованный уездный земельный отдел и заявил: «Я хочу работать для новой власти». И она стала ему помогать. В 1918 году Народный комиссариат земледелия РСФСР экспроприировал питомник Мичурина, впрочем, тут же назначив его самого заведующим. Комната Мичурина служила кабинетом, лабораторией, библиотекой, мастерской точной механики и оптики и даже кузницей. Мичурин сам изобретал и конструировал свои инструменты: секаторы, барометры, прививочное долото, изящный портативный аппарат для выгонки эфирного масла из лепестков роз. Имел уникальную мастерскую по изготовлению муляжей фруктов и овощей из воска. Они считались лучшими в мире и были настолько искусны, что иные пытались их надкусить.. Все оборудование он ковал и паял при помощи печи собственной конструкции. Ивана Владимировича соседи любили и боялись одновременно. За ним в народе закрепилась слава знахаря и колдуна. Он знал множество трав, которые обладают лечебными свойствами, готовил из них всевозможные мази и отвары, исцелял мигрень, свинку, почечные колики, фурункулез, сердечную недостаточность, даже рак, удалял камни из почек. Он обладал способностью влиять на рост растений и поведение людей. Бывало, шел с тросточкой и показывал: «Этот, этот и этот оставить, остальные выкинуть». Из 10 тысяч сеянцев каким-то чутьем определял два-три. Его помощники втайне от него пытались пересадить отвергнутые им саженцы, но ни один не приживался. Так называемая «черноплодная рябина» – это не рябина (Sorbus), а арония (Aronia melanocarpa), также из семейства «Розовые». Выведена Иваном Мичуриным в конце XIX века как особая разновидность аронии черноплодной, с другим набором хромосом. Так что черноплодная рябина – это не совсем арония, но и совсем не рябина. Алексей Лазарев, «Вечерняя Москва».

После развода Юле с дочкой достался домишко у чёрта на куличках. Километрах в ста пятидесяти от города, где они, как ей казалось, жили счастливо втроём: муж, она и их дочка. В один прекрасный день любимый муж заявил: -Знаешь, Юлька, я честный человек и не могу жить на две семьи. Поэтому ухожу. -Куда? – как-то глупо спросила я. -К любимой женщине. Если тебе интересно, то её Светланой Ивановной зовут, - спокойно ответил Сергей. -А почему Светланой Ивановной? – опять же глупо спросила я. -Я ещё до неё не дорос. Она намного круче меня в бизнесе будет! Вот как дорасту, так Светочкой называть буду. -Значит, ваши отношения на деньгах строятся? А у нас дочь растёт! И ей папа нужен так же, как и мама. Тут Сергей разозлился и повысил голос: -Тысячи матерей воспитывают не одного, а двоих-троих детей! И ничего. Не переломились! А ты уже ныть начала. Эгоистка несчастная! Только о себе и думаешь! А моё счастье, вижу, тебя нисколечко не волнует. Я даже разрешаю тебе несколько месяцев пожить в квартире. А потом – уж извини! – тебе придётся съехать. - И куда же? -А это уж твоё дело. Можешь на съёмную квартиру, а можешь в деревню. Там же есть у тебя бабушкин дом. -И что я там буду делать? Я же насквозь городская! -Опять повторяю: ты теперь меня не волнуешь. -Но со мной же будет и твоя дочь! Она-то должна тебя волновать. -Ты же не учитывала моё желание не иметь пока ребёнка. Сама забеременела. -Я, доложу тебе, не от святого духа забеременела, а с твоей помощью. -Ну, это ещё проверить надо, чей ребёнок. А начнёшь алименты требовать, девчонку к себе заберу. Тут я поняла, что надо его отпустить, иначе, со зла ещё чего-нибудь натворю. Чтобы меня вывести из себя, надо крепко постараться, но если это случилось, то берегись! И муж об этом прекрасно знал, поэтому с опаской посмотрел на меня. -Что ж, собирайся! - вдруг весело сказала я. – Не буду тебе мешать. Сама пошла на кухню, села на табурет и задумалась о своей дальнейшей несчастливой жизни. -Мужа нет. Брошенка. Специальности никакой. Муж ни учиться, ни работать мне не давал. Да что греха таить! И мне так удобно было. Всегда у любимого под рукой. Поэтому сейчас устроиться на какую-нибудь работу, чтобы прокормится и оплачивать квартиру, не удастся. На алименты надеяться нечего. Выросла без матери, которая беспробудно пила, в детском доме. Про отца она говорила, что бросил нас, когда узнал, что я должна родиться. Бабушку со стороны отца отыскала, когда уже выросла. Но съездить к ней так и не пришлось. Даже не познакомилась. Только по телефону и пообщались. Видимо, и у неё никого из родных не было, раз домишко мне оставила. Сынок, наверняка, и её бросил. У меня же будет крыша над головой – остальное приложится. Какую-нибудь работу всё равно найду. Ведь деревня живёт. Уборщицы тоже везде нужны. А на еду картошку посажу. Живут же там люди. Не умирают. В общем, делать нечего. Поеду в деревню. А там что-нибудь да придумаю. Собрала дочкины вещички, кое-какие свои и отправилась на электричку. На нужную станцию приехали к вечеру. Автобусы до деревни ходили два раза в день. Утром и в обед. С ребёнком не будешь ночевать на вокзале, поэтому пошли искать попутный транспорт. Транспорт нашёлся. Но, когда подошли к нему, ожидая легковую машину, увидели мотоцикл, который, показалось, здесь же и развалится. Увидев мою реакцию на «транспорт, Михалыч, как он потом представился, с усмешкой и даже с некоторой обидой сказал: -Ничего, дочка, не робей. Мне этот мотоцикл ещё в 1967 году вручили за хорошую работу. «Урал» называется. И он до сих пор ездит. Потому что тогда делали всё с умом и уход хороший был. Нас с Василиской он усадил в коляску. И мы понеслись! Надо сказать, что «Урал» не посрамил чести своего хозяина. Я же приехала чуть живая, хотя больше половины пути ехала, зажмурившись. Боялась, что колёса отвалятся. Зато Васька была в восторге от такой езды. Визжала от восторга, подпрыгивала. Подлетев к каким-то воротам, Михалыч закричал: -Наталья! Принимай гостей! Нашей соседки внучка прибыла. Да ещё с правнучкой. Приглашай в дом, накорми с дороги. А то вон, как побледнели! Я буркнула про себя: -Это мы от вашей езды побледнели, а не от голода. Но такое же вслух Михалычу не скажешь! Человек доброе дело сделал. На место всё-таки доставил. Васька выскочила из коляски и, приплясывая от возбуждения, начала осматривать эту чудо машину. Она без ума была от всяких разных машинок. Она и играла не куклами, а машинками. На крылечко выплыла дородная моложавая женщина и, глядя на Михалыча, строго сказала: -Опять летел как бешеный? Разобью я твой этот дикий транспорт! Как есть разобью. Михалыч подмигнул мне и виновато засмеялся: -Да ты что, Наташа! Еле-еле тащился. Километров сорок. И, заканчивая неприятный для него разговор, засуетился: -Заходите, гости дорогие, да отведайте нашего хлеба-соли. Я залепетала: -Да вы что! Мы уж домой пойдём. Продукты с собой привезли. Чем-нибудь поужинаем. -Это зачем же чем-нибудь?! – воскликнула Наталья. – Когда у меня всё уже на столе стоит. А вам ещё готовить надо. Заходите. Знакомиться будем. Меня Натальей Ивановной зовут, но лучше тётей Наташей называйте. Мы же с твоей бабушкой подругами закадычными были. Где она только тебя не искала! Сколько разных бумаг исписала. Да только ответ всегда один приходил: «Такая не значится». А уж, когда ты, Юля, нашлась да поговорила с ней по телефону, она так ждала, так ждала твоего приезда. А болезнь не дала вам встретиться, унесла её на тот свет. Только и успела мне сказать: «Встреть да пристрой мою внучку с правнучкой. Наказ тебе такой даю». Ладно. Ещё наговоримся. А сейчас за стол! Давай тащи девчонку в дом. Смотри, как прикипела к этой адской машине. Отец её тоже без ума от машин был. -Я её ещё ездить научу на мотоцикле, - пообещал Михалыч. -Я тебе научу! – грозно прикрикнула тётя Наташа. Описать, что было на столе, нет возможности. Будто дорогих гостей встречали. Но у меня аппетит начисто пропал. Или от нервотрёпки, связанной с разводом, или от этой быстрой езды. Зато Васька ела за двоих. Вскакивала, глядела в окошко, не исчез ли мотоцикл, и опять ела. На мои замечания есть спокойно, она укоряюще смотрела на меня: -Мамочка, ты что, не понимаешь? А вдруг, пока я тут ем, мотоцикл кто-нибудь украдёт! Наталья Ивановна смеялась: -Да кому такая рухлядь нужна! Тут за чудо машину уже вступились двое. -Ничего ты не понимаешь в технике! – возмутился Михалыч. А Васька с благоговением сказала: -Это же машина, тетя Наташа! И никакая не рухлядь. Вон, как мы сюда летели. Прямо как на самолёте! -Как есть, разобью эту чёртову машину! – буркнула чуть слышно тётя Наташа. Потом деловито скомандовала: -Всё! Давайте спать. Утро вечера мудренее. А то, Юля уже носом клюёт. Я сейчас посуду ополосну и тоже лягу. Я ринулась помогать, но Наталья Ивановна отправила меня в кровать. -Помощь - завтра. Разговоры о вашей дальнейшей судьбе - завтра. На удивление Юля выспалась хорошо. Или успокоилась после развода с мужем, или воздух в деревне такой, что все неприятности отметает прочь, а возрождает надежду. Ни разу здесь не побывав, Юля чувствовала, будто приехала домой. Вошла Наталья Ивановна. -Как спалось на новом месте? – спросила она. -Очень хорошо! – искренно ответила Юля. -Прекрасно! – радостно сказала хозяйка. – А теперь завтракать. Потом уже будем беседовать, девонька, о вашей дальнейшей судьбе. -Мне надо Василиску разбудить! -Она уже давно встала и позавтракала! – засмеялась Наталья Ивановна. – Вон, с дедом у мотоцикла крутится. Когда позавтракали, Наталья Ивановна спросила: -Юля, ты какое учебное заведение закончила! Это чтобы о работе подумать. Юля покраснела: -А никакое! Я ведь после школы сразу замуж вышла. И муж уговорил меня не учиться. «Зачем тебе это? - недовольно сказал он. – Пыль и без институтов вытирать научишься. Я же тебя обеспечу полностью». А я, дурочка, его так любила, что верила всему, что он мне пел. А теперь эта песня к несчастью привела. -Какое несчастье! – строго сказала тётя Наташа. – Несчастье – это когда близких теряешь. А всё остальное наоборот к счастью ведёт. Жизнь-то строится в полоску: белое – чёрное, чёрное-белое. Сейчас женщин кликну. Поможем тебе с уборкой в доме. Там работы не очень много. Зоя дом всегда в порядке содержала. -Да зачем женщин! –запротестовала Юля. – Всё сама сделаю! -Ты сильно не гордись! В другой раз ты кому-нибудь поможешь. У нас тут так. Девочка должна в чистоте жить. А я пока в детский сад схожу. Егозу нашу в детский сад надо срочно устроить. Иначе, куда-нибудь влезет. А потом насчёт работы решать будем. Алименты хорошие присудили? -Алиментов не будет, - сообщила я со слезами и рассказала об условиях, выдвинутых бывшим мужем. -Ну, что ж… Такое сплошь и рядом. Измельчали мужики, измельчали. Ничего, девочка, с голоду не умрёшь. Пойдём. Помощницы уже пришли. Да с собой столько продуктов принесли, что и за месяц не съешь. К вечеру и дом, и усадьба сверкали. Но главное было не это. Юля, которая трудно сходилась с людьми, со всеми женщинами подружилась так, как будто она их знала всех с детства. Они ей многое рассказали о её бабушке и об отце, который, оказывается, не бросал её вовсе, а умер в больнице во время приступа аппендицита. Вместо больницы он поехал за невестой, чтобы познакомить её с будущей свекровью. Вот дорогой его этот приступ и прихватил. Упрямство довело. Надо было в больницу, а он… За ужином Наталья Ивановна радостно сообщила: -С Василисой всё уладилось. Завтра можно вести в детский сад. -Но мне пока нечем заплатить! -Девочка, не волнуйся! Плата внесена. -Я Вам отдам, тётя Наташа! Только бы на работу устроиться! -И с работой решено. Завтра можешь выходить уборщицей в библиотеку. Ты же не против? -Конечно, нет! Спасибо Вам большое, тётя Наташа! Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить Вас! -Ладно-ладно! Ты, девочка, вот что… Готовься для поступления. А с Василиской мы тебе поможем. -Да, за зиму подготовлюсь и буду поступать. -Зачем же зимы ждать? Подготовиться тебе мой внучок поможет. Он в 11 класс нынче пойдёт. И ему польза будет. Куда после школы-то думала поступать? Пока любовь свою не встретила. -В педагогический. -Ну, вот и хорошо! Туда и готовься. Чего время тянуть? Завтра вечером учитель заявится! – засмеялась Наталья Ивановна. – Ох, и строгий! Расслабиться не даст. А ты уж постарайся. Мы его с первого класса Анатолием стали звать. На другие имена он не отзывался. Запомни. Анатолий. Пока мы решали мои вопросы, Василиса вела разговоры исключительно про машины с Михалычем, которого сама начала называть дедом. И даже поведала ему самый большой секрет про городской садик. -Я заметила, - захлёбываясь от возбуждения, рассказывала она, что в садике совсем мало игрушек-машинок. А мальчишек много. Да я ещё. Вот и подговорила своих друзей Димку и Сашку, посадить машинки в землю, чтобы их выросло много-премного. Лучше всего земля копалась на клумбах. Вот мы туда и посадили все машинки, какие были. Как семена. -И что? – заинтересовался Михалыч, улыбаясь. -Тебе вот улыбочки! А мне, знаешь, как досталось. И за клумбы, и за машинки, и за то, что мальчишек сговорила. Маме пришлось потом все цветы на этих дурацких клумбах пересаживать. А главное, машинки за ночь не успели вырасти. Вот там теперь мои друзья так и страдают без машинок. Но ничего у нас теперь адская машина есть. Она же твоя и моя, дедушка? -Только, внучка, давай не будем её в землю садить! Новая не вырастет. -Да я же не маленькая! Понимаю, что она давно выросла. И даже немножко старенькая стала. Вечером, когда улеглись спать Василиска спросила: -Мамочка, мы же теперь отсюда не уедем? Даже если папа к нам вернётся. -Нет, не уедем, маленькая! Мы же приехали домой. От добра добра не ищут. Ноябрь, 2022 год Автор: Людмила Белькова

Мой зять. В соседней комнате раздался звон. Опрокинув кастрюлю, Устинья бросилась туда. Мальчишка растеряно смотрел на разбитую вазу. — Ты, что наделал? – закричала хозяйка и огрела внука мокрым полотенцем. — Баба, сейчас уберу! – бросился тот к осколкам. — Я тебе сейчас уберу, — и полотенце вновь опустилась на спину мальчика. – Сядь на кровать и не шевелись! Убрала, вернулась на кухню. На полу лужа, в которой лежит картошка, хорошо хоть, сырая. Собрала, перемыла, поставила в печь. Села и заплакала, мысленно ругая дочь: «Ну, почему, почему у всех нормальные семьи. А у меня? Своего мужа – нет, и у дочери – тоже. Хоть бы так всё и осталось. Так дочь в город на вокзал поехала, привезёт на мою голову нового мужа… тюремщика. Видите ли, хороший он. Она с ним три года переписывалась. Любовь у них, а сама его в глаза не видела. И он теперь у меня жить будет. Мало, что я её саму с внуком кормлю, так теперь ещё и его кормить придётся. Ну, я этого «зятя» со света сживу! Убежит, как миленький». — Баба, можно на улицу. — Иди, иди! Только оденься хорошо. И к реке не ходи, со дня на день ледоход начнётся. — Ладно, баба! «Вроде, приехали, — Устинья посмотрела в окно. – Отсюда видно, что всё рожа в шрамах. Что же она, дyра, делает? Мало того, что тюремщик, так ещё и страшила». Дверь открылась. Зашли. — Мама, знакомься! Это – Харитон. Устинья, смерила его взглядом, едва кивнула, и стала доставать картошку из печи. Выложила в тарелку. Поставила рядом грибы, огурцы, капусту. И бутылку с мутной жидкостью. — Садитесь! – хмуро кивнула на стол. — Спасибо, тётя Устинья! — произнёс мужчина. — Но я не пью. — Что, совсем? – ухмыльнулась хозяйка. — Совсем. Устинья скривила лицо – непьющие мужики в деревне всегда вызывали подозрение. — Ну, как хотите. Обедайте! — накинула на голову платок. – Пойду, посмотрю, где там Ярослав. *** Вышла хозяйка во двор. И тут участковый: — Привет, тётя Устинья! — Привет, Юра! — Что такая хмурая! — Фаина жениха привела. — Во, я как раз к нему, — ухмыльнулся участковый. – Справочку об освобождении проверю. Да, и посмотрю, что за человек твой зять. — Иди! Они как раз обедают. Только никакой он мне зять, и никогда зятем не будет. *** Пошла Устинья за внуком. А что его искать? Вон с мальчишками бегает. Но так ей домой идти не охота. Постояла, с соседками поговорила. Хочешь, не хочешь, а домой идти надо. Зашла во двор. Огляделась. «Совсем дров не осталось». Посмотрела на огромные чурбаны. Разве их разобьёшь? Зашла в сарай, взяла топор, и стал откалывать от самого маленького чурбаны щепы. Размахнулась в очередной раз и…, чья-то сильная рука перехватила топор. — Тётя Устинья, дай-ка попробую! — Попробуй! – хмуро взглянула на зятя. Тот провёл пальцем по острию, покачал головой: — Брусок какой-нибудь есть? — Зайди во времянку, там, у мужа мастерская была. *** Зашёл Харитон в мастерскую и глаза разбежались. Чего там только нет? Включил наждак. Работает! Наточил топор. И колун взял, который рядом стоял. Вышел и давай чурбаны разбивать на две части. А затем уж топором эти части на поленья разрубать. До вечера все дрова перерубил и в сарай стаскал. Вышла тёща головой покачала. И даже улыбка, по лицу скользнула. — Тётя Устинья, — говорит он тут. – У забора, брёвна лежат. — Они уже третий год лежат. Распилить-то некому. — А я в мастерской бензопилу видел. — Не работает она. — Может, я посмотрю? — Вот завтра и посмотришь, — проворчала Устинья. – А сейчас баню затопи! Помыться тебе надо. Да, и мы все помоемся. — Сейчас истоплю, — улыбнулся зять. *** На следующий день вытащил Харитон бензопилу во двор. Разобрал по частям. И понял, что не заработает она – звёздочка маленькая полетела и всю цепь размолотила. А тут старик, какой-то подошел: — Привет сосед! — Привет! — Тебя, как зовут, мил человек? — Харитон. — А меня – Анисим. Вот моя изба! – кивнул он на соседний дом, затем над запчастями наклонился. – Что не работает? — Не! И уже не заработает. — Пошли ко мне у меня такая же. И тоже не работает. Может, из двух одну соберёшь. Пришли к деду. У того бензопила совсем убитая, а звездочка – цела, и цепь вполне справная. — Забирай всё! – улыбнулся Анисим. — Спасибо! А чего я должен? — Ну, если заработает, и мои брёвна перепилишь. — О чём разговор? — Да, Харитон, у меня мотоплуг есть. Забери, может, и его починишь. — Дядя Анисим, а ты как? — Мне уже восемьдесят скоро, и без плуга-то кое-как хожу. — Ну, тогда я тебе огород вскопаю и картошку посажу. — Ну, лады! – улыбнулся старик. *** Собрал Харитон бензопилу. Перепилил дрова и тёщины и деда Анисима. И даже соседа – бизнесмена. Тот для камина целую машину березовых брёвен привёз. А сосед этот и говорит: — Слушай! Ты мне переколи их и в сарай перетаскай! – и две пятитысячные купюры суёт. Сделал Харитон, всё как тот бизнесмен просил. Вернулся домой, положил деньги на стол: — Тётя Устинья, возьми деньги! Покачала та головой, на лице довольная улыбка мелькнула. В деревне редко деньгами расплачиваются. Обычно, другая валюта в ходу. *** На следующий день Харитон мотоплугом занялся. Пора и огороды пахать. Сидит во дворе запчасти перебирает. Тут пацан забегает, глаза перепуганные. Как закричит: — Мы на льдинах катались, а вашего Ярослава унесло… он спрыгнуть не может… Выбежала и Устинья с дочерью, и все к реке побежали. Льдина, со стоящим на ней мальчишкой медленно отходила всё дальше и дальше от берега к средине реки. А по течению другие, огромные, льдины надвигались, видно, где-то, выше по реке, затор прорвало. — Сейчас раздавит мальчонку, — раздался чей-то испуганный голос. Завопила Фаина. Но Харитон уже бросился в холодную воду и поплыл к льдине. Доплыл. Забрался на неё. А к ним уже огромная льдина приближается. Сейчас сомнёт их. — Слушай, Славик! – наклонился Харитон к мальчишке. – Ты ведь настоящий мужик. — Да, — утвердительно кивнул головой пацан. — Когда большая льдина приблизится, нам нужно перепрыгнуть на неё, иначе она нас раздавит. У нас будет всего пара секунд. Сможем? Давай руку! Приготовься! Прыгаем! Харитон схватил мальчишку за руку и, буквально, бросил на льдину. Прыгнул и сам, сильно ударившись о край ногой. Штанина брюк стала окрашиваться в красный свет. Мальчишка с испугом смотрел на свои расцарапанные руки. А льдина уже на средине реки, где течение набирает силу. И их понесло в неизвестность. *** С берега все с ужасом наблюдали за удаляющейся льдиной. — Пропадут ребята! – вновь раздался чей-то голос. Его заглушил женский плач. — Может и не пропадут, — вслух стал размышлять участковый. – Впереди река делает резкий поворот…, а Харитон, вроде, человек умный. И Юрий бросился к своей «Ниве», стоящей здесь же на берегу. Харитон обнял мальчишку, стараясь, хоть немного его согреть: — Слушай, сынок! Одно испытание мы преодолели. Сейчас будет другое. Льдина не сможет обогнуть вон тот выступ суши, и мы в него врежемся. Очень сильно врежемся! Давай отойдем на другой край льдины. Суша всё ближе и ближе. Удар! С огромной силой они перелетели всю льдину и очутились на прибрежной гальке. — Жив! – поднял Харитон мальчишку. — Руку больно и ногу – тоже. — Пустяки! – улыбнулся мужчина. – До свадьбы заживёт. — Ага! А кровь течёт. — Терпи! На дорогу выбираться надо. — Болит, — потер мальчишка локоть. — Не ной! Ты мужик. *** Через пару минут они вышли на дорогу. И тут из-за поворота показалась «Нива». Из неё выскочил участковый: — Живы?! — Вроде, живы! – кивнул головой Харитон. — Ой, что-то вы мне не нравитесь! Быстрей садитесь! В город в больницу поедем! *** Дочь лежала на кровати и ревела. Устинья не отходила от окна. Мелодия на сотовом заставила вздрогнуть обеих. Фаина схватила телефон. На дисплее высвечивалась надпись: «Участковый». — Что, что с ними? — крикнула она, прижав телефон к уху. — Ярослав, твой вон сидит, весь перевязанный и заклеенный. Сейчас ему трубку дам. — Мама, — послышалось в трубке. — Сыночек, сыночек, с тобой всё в порядке? — Нормально, мама! Я не мужик что ли? — Вот видишь, Фаина, всё нормально! – раздался голос уже участкового. Устинья выхватила телефон из рук дочери: — Юра, Юра, а как там мой зять? — Зашивают его… Подожди, вон вышел. — Что, Харитон? – послышалось в трубке. — Да, нормально всё. — Тётка Устинья, всё нормально! – послышался голос участкового. – Сейчас привезу тебе и внука и зятя. Устинья облегченно вздохнула и махнула дочери головой: — Хватит лежать. Сейчас наши мужики приедут, голодные, поди, с утра не ели… Автор: Александр Паршин

Я ввела в наш с дочкой язык понятие "пирамидка из камушков" для описания того, как может произойти эмоциональный взрыв, казалось бы, на ровном месте. Для меня было важно, чтобы она понимала это по отношению к себе и другим и не относила на свой счет случаи, когда сильные взрывы эмоций несоразмерны её проступку или ошибке. Когда какая-то досадная мелочь становится последней каплей, за которой слышится громовой отголосок близкого эмоционального взрыва, я говорю: "Смотри, сегодня утром я разбила блюдце - это был первый камешек в моей пирамидке. Потом я промочила ноги и теперь беспокоюсь, что могу заболеть (а это ни-ког-да не происходит вовремя!), в обед мне недодали сдачу в магазине и пришлось отстаивать свои права, твой брат получил двойку, а вечером ты просто разлила суп. Все эти события были камешками в моей пирамидке, и суп просто становится последним, понимаешь? И я взрываюсь не потому, что разлить суп - это ужас и преступление, а потому что моя пирамидка терпения рухнула именно на нём. И мой взрыв не направлен на тебя. Он просто от того, что я сегодня больше не могу терпеть и мне нужно как-то дать выход своей ярости от всех этих досадных происшествий. Здесь нет виноватых." И после взрыва моя пирамидка начнёт складываться заново. Каждый день. Иногда она будет высоченной, но у меня будут силы спокойно дожить до вечера. Иногда - нет. Это нормально, это жизнь. Так бывает. Важно не свалиться в обвинения ребенка, что он тебя довел, - вменение вины действительно страшно. А остальное - это жизнь, в которой нам можно злиться, чувствовать боль, раздражение, ярость. И можно позволять своим детям это чувствовать, не запирая их эмоции на замок убеждениями "хорошие девочки не злятся" и "мальчики не плачут". Злятся. Кричат. Плачут. Негодуют. И это нормально. Рухнуть пирамидка может у каждого, большого и маленького человека. Главное - понимать это. Автор: Евгения Галышева

Давайте поиграем?😜

Правильно: наутро он ничего не помнил Когда мы имеем в виду «утро следующего дня» — верно писать «наутро». Например: наутро он проснулся больным. Не путайте наречие с существительным: отложить важное дело на утро.

Сочетаемость слов это самое сложное в русском языке для иностранцев! И как правило, самое простое для нас, носителей языка. Мы чувствуем, что орехов может быть горсть, а соли – щепотка! Что можно купить пучок редиски или морковки, а если покупаешь цветы, то это уже не пучок, а букет. Сена стог, мусора куча, книг стопка… Почему? Ответ только один – потому! Других объяснений нет и быть не может! Уморительно слышать, когда иностранец говорит: «стадо лошадей» и «табун коров». Казалось бы, и те и другие – животные! И те и другие пасутся себе на пастбище, жуют травку! Но коровы желают объединяться только в стадо, а лошади – исключительно в табун! И никак иначе! Почему? Потому что им так хочется и по-другому их не заставишь! Такую привередливость филологи называют лексической сочетаемостью. Как объяснить иностранцу, почему склонить можно голову, а колени преклонить? Кстати, юмористы нарочно нарушают лексическую сочетаемость, чтобы придать речи комический или философский оттенок. Что же получается? Сочетать несочетаемое нельзя? Но если Вы юморист или гений – можно! А иначе не было бы в нашей литературе «Живого трупа» и «Обыкновенного чуда»! Помните! Слова, как и люди, выбирают себе пару! Гениев оправдывает красивый термин «оксюморон». Оксюморон в переводе с греческого – «острая глупость».

Однажды в Англии скончался богатый суконщик – то есть производитель сукна. Его вдова заказала в типографии карточки траурных писем – для того, чтобы известить о печальном событии всех родных, близких и компаньонов покойного. Доставленные из типографии бланки писем получил молодой подмастерье суконной фабрики. Он, то ли от скуки, то ли ради интереса, вздумал прокатать бумажные карточки между валиками специального станка, на котором обычно гладили сукно. Нежданно-негаданно произошло чудесное превращение: ворсистая и грубая бумага под воздействием горячих валиков выгладилась и стала блестящей – глянцевой, из-за чего печальные траурные письма-извещения стали красивыми. Получив их, многие заинтересовались – откуда взялась такая красивая бумага? Среди адресатов были также бумажные фабриканты, которые заинтересовались нечаянным изобретением и запустили его в массовое производство. С того времени началась выработка лощёной (глянцевой) бумаги, на которой теперь пишет и печатает весь глянцевый мир. Э. Щербина

Сегодня расскажу вам о двух магазинах, где продавали конфеты. Конфеты в обоих магазинах стоили примерно одинаково, но дети любили один, а второй – недолюбливали. Почему? Потому что в одном магазине ребенок говорил: – Мне 300 граммов конфет, – и продавец клал на весы сначала много конфет, ну, граммов 500, а потом «отнимал» конфеты, пока не получалось 300. И ребёнок смотрел, как конфет на весах становится всё меньше. А в другом, любимом магазине, продавец клал на весы мало, 100 граммов, а потом докладывал и докладывал. До трёхсот. И детям нравилось смотреть, как им кладут конфеты, а не отнимают. И они приходили туда, где не отнимают. Хотя в итоге и там, и там – 300 граммов леденцов. Что бы вы ни делали в своей жизни, делайте так, чтобы «добавлять», а не «отнимать».