книга "Универсальный суфизм" Хендрик Йоханнес Виттевин
После Байазид Бистами и Ал Халладжа, последующая галерея интересных выдающихся личностей приводит нас в 11 век, к учителю Аль-Газали. Далее, в 13 веке, классический Суфизм достиг своего зенита в Ибн аль-Араби, испанском философе и мистике, и Мавляна Джелал-уд-Дин Руми, персидском суфийском поэте, чьё произведение Маснави, очень хорошо сочеталось с теоретическими трудами Ибн аль-Араби. Это был период расцвета суфийской поэзии в Персии. Поэтическое воображение Персов стало плодоносным источником для такого выражения Суфизма. Большое количество суфийских мистиков предпочитали выражать себя в поэмах, историях и литературных символах, так как таким способом они могли избежать преследования ортодоксами; и потому, что поняли, что ни в коем случае истина не может быть помещена только в теориях. Как и Руми, Фарид-уд-Дин Аттар, Саади, Хафиз и Омар Хайам стали известны на Западе как великие поэты. Несколько коротких отрывков из знаменитых суфийских произведений могут передать аромат суфийской атмосферы, так воодушевившей Хазрат Инайят Хана, который часто цитировал эти же поэмы в своих лекциях.
Джелал-уд-Дин Руми, чей отец был учёный богослов, изучал Суфизм с ранних лет и сам обрёл духовного учителя. Внутреннее просветление пришло к нему через встречу с Шамс Табризским, дервишем, который вел себя удивительно и необуздано, но в котором он видел совершенный образ божественной возлюбленной. Годами они не расставались. Шамс Табризи показал Руми возможность подняться над книжным обучением; легенда гласит, что это он выбросил манускрипт, над которым Руми трудился годами. Так Табризи вдохнул в него внутренний свет, духовную любовь; и так Руми стал вдохновлённым поэтом, во многих формах, символах и историях выразившим пыл любви к божественной возлюбленной. Так же он выражал своё мистическое вдохновение танцами крутящихся дервишей, которые практиковались в его суфийском Ордене Мевлеви, традиция этого мистического танца продолжается и по сегодняшний день. Часто Руми писал свои поэмы в состоянии экстаза, и поэтому они до сих пор живы и являются неисчерпаемым источником вдохновения, несмотря на то, что они не всегда легки пониманию. Их нужно воспринимать внутренним слухом. Несколько цитат будут наилучшим способом передать впечатление великолепной атмосферы поэзии Руми. Его самое знаменитое произведение начинается хорошо известным сравнением с флейтой из тростника:
Прислушайтесь к рассказу свирели, что жалуется о разлуке:
«С тех пор, как меня разлучили с родным стеблем,
плач мой рождает стон в сердцах мужчины и женщины.
Каждый, кто остался вдали от своего источника жаждет
Вновь обрести единение».
Это огонь Любви живёт в флейте,
Это пламя Любви, что хранится в вине.
Флейта товарищ каждому, кто был разлучен с другом;
её мелодия разбивает наши сердца.
Хазрат Инайят Хан говорил об этом сравнении Руми:
«Под флейтой он подразумевал душу; душу, вырванную из её источника, от её стебля, стебля, который есть Бог. И постоянный крик души, знает она это или нет, есть стремление найти стебель, от которого она была отделена».
И в другом месте Инайат Хан добавляет следующее объяснение:
«Человек это часть тростника, отрезанного от стебля; стебель есть целое, совершенство; часть несовершенна; жизнь вырезает отверстия в его сердце, для того, чтобы оно могло воспроизвести все ноты. Когда отверстия готовы, оно начинает играть музыку, покоряющую душу человека».
В другой серии поэм Руми показывает наслаждение этой тоской:
«О, Звук сладкоголосой флейты; твои ноты имеют вкус сахара;
ночью иль днём, твои ноты наполняют меня благоуханием преданности.
Ещё раз, напой эту мелодию ещё;
О, солнце, красота присутствия, сияние великолепия!
Молчи, не поднимай вуаль;
осуши чашу молчания;
стань вуалью, научись милосердию Бога».
Последние строки затрагивают два других важных аспекта:
1) молчание, чаша молчания, которую мы должны выпить; и которой мы должны;
2) снять вуаль с божественной тайны.
Другой аспект: вуаль Бога является его милосердием, ибо он не желает видеть слишком много нашего несовершенства.
Следующее стихотворение также поёт о молчании сердца:
«Если ты ищешь в вере защиту, ищи её в уединении.
Где место для него?
Дом сердца; сделай привычным находить покой в сердце;
в доме сердца тебя ждёт чаша благотворного и вечного вина.
Будь молчалив, твори искусство тишины;
оставь все ловкие, хитрые уловки, ибо сердце – место веры,
здесь, в сердце содержится верность».
Но мы должны идти по пути, взбираться ввысь для того, чтобы достичь небесных сфер.
Я прошу, «Покажи мне лестницу, что поможет мне подняться к небесам».
Он ответил мне, «эта лестница – твоя голова; опусти голову к своим ногам».
Когда вы опускаете голову к ногам, вы становитесь на звёзды;
когда вы разрушаете ваш ум, ваша нога воспаряет в воздухе, потом, идите!
Сотни путей к райским небесам открываются вам; вы будете подниматься к небесам с каждым восходом, подобно молитве.
Мы должны преклонить голову, сложить на землю свой интеллект. И этим преклонением, мы возвысимся. Сердце должно быть открыто; тогда мы сможем стать единым.
Слушай, ибо я за дверью! Откройте дверь; засов на двери, не знак добрый ли.
В сердце каждого атома обитель для Тебя; пока ты не откроешь дверь, она останется в тени.
Ты есть Наполняющий Утреннюю Зарю, Господь Рассвета;
Ты открываешь сотни дверей и говоришь, «Входи! За дверью не Я, но Ты; Путь свободен, открой дверь Себе».
Эти короткие выборки из великой сокровищницы поэзии Руми могут дать нам первое представление о той пламенной сердечности древнего Суфийского мистицизма.
Другой великий поэт Суфиев, Хафиз из Шираза, был мастером Персидской газели, близкой по стилю к известным нам сонетам, в которых он поёт о любви и вине; о забывании ограниченного «я». Некоторые короткие отрывки из поэмы Хафиза, передают нам переживание восторга в песне божественной любви:
«О нет, рукой, что протянула мне вино,
клянусь, что не коснётся губ моих наполненная чаша,
Пока не озарит мой пир сияние чела возлюбленной моей –
пока не промелькнёт её
Любви загадка, как пламя со свечи;
хоть я, лишь мотылек, к великому позору,
не смею восхвалить тот негасимый свет любви».
Пыл Любви заставляет желать, чтобы эго погасло. Сравнение с мотыльком, сгорающим из-за любви к пламени свечи, очень часто используется в Суфийской поэзии. Эта любовь вне мирских потерь или приобретений:
«Взгляни на злато всё в аукционе мира,
На слёзы укрываемые тщетно;
Утолят ль они твоё жаждущее сердце?
Я в жизни многое обрёл и потерял;
Но есть Любовь моя, что больше мне достичь?
Я счастлив тем, что рядом с ней, её живительные губы
Коснулись губ моих –
И мне не надо больше ничего!»
Очень важно преодолеть своё ограниченное эго:
«Сам, Хафиз, сам! Преодолей! Послушай мудрость дочери таверны!
Тщеславная плутовка – что ж, клянусь!
Ты, волшебный плод воображения, созданный из глины и воды,
Как птица занята красой. Итак, Хафиз, жизнь решето – оставь её:
На неё ответа нет, но это ранит».
Другой очень важный аспект Суфизма развит в трудах Мусли-уд-Дин Саади. Его простые истории и сравнения показывают важные духовные качества, которые можно развить в ежедневной жизни. Таким образом, он ставит акцент на развитии личности. Он сравнивает сердце с великолепным цветущим и благоухающим цветком. Два самых известных произведения Саади это Гулистан, «Розовый сад», и Бустан, «Благоухающий сад». Благодарность, вера в Бога и поклонение Богу – являются ключевыми концепциями. Так же он обращается к королю и правителям:
«О, Король! Не покрывай себя одеждой королевской, когда идёшь к молитве;
твори молитву, подобно дервишу, и говори: «О, Господь! Всесилен Ты и Всемогущ.
Я не монарх, но нищий при Твоём дворе. Без помощи твоей, что могу я сделать?
Помоги и покажи, как жизнь народа мне улучшить?
Если днём ты правишь, ночью пламенно молись:
«Великий из твоих слуг ждёт тебя за дверью;
так должен ты служить, с головой склонённой перед порогом Бога».
Это идеальное отношение человека, имеющего власть и ответственность. Хазрат Инайят Хан приводит очень похожую историю, имеющую отношение к открытию сердца:
«В той степени, в какой открыто сердце человека, горизонт красоты шире открывается его взору. Не только открытое сердце приближает человека, но живое сердце приближает и Бога. Есть история о Персидском короле, которому сказал Великий Визирь: «Весь день, напролёт, ты занят работой на благо государства, а ночью, ты преданно служишь Богу. Зачем?» Король ответил, «Всю ночь я ищу Бога, а в течение дня Бог следует за мной!»
Другая история из «Гулистана» Саади, знакомит нас с великим Суфием Дзун-Нун аль-Мисри, о ком мы говорили ранее как о связи между Суфизмом и Египетикими мистериями. Здесь он выражает важность развития чувства зависимости и боязни Бога, так же реально как и в отношении земных законов.
Визирь (министр) пришёл к Дзун Нун Мисри и попросил у него совет, говоря, «Я день и ночь занят службой султану и надеюсь получить вознаграждение, но я боюсь его гнева». Дзун Нун заплакал и сказал: «Если бы я так боялся Бога, великого и великолепного, как вы боитесь султана, я был бы одним из самых праведных людей».
«Не будь надежды на покой или беды,
Ноги дервиша стояли бы на небесах.
И если бы визирь боялся Бога
Как короля, он стал бы королём».
Мы находим так же другой аспект в истории визиря, испытавшего благословение пребывания с дервишами (Суфийскими мистиками) и ставшего безразличным к тому, что может предложить руководящий пост:
«Визирь, которого сняли с его поста, вошёл в круг дервишей, и благословение их общества произвело на него такой эффект, что он получил удовлетворение в своём уме. Когда король опять стал благосклонным к нему и предложил занять своё положение, он отказался и сказал: «Отставка лучше, чем временное занятие».
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев