…Но вот и долгожданный гость показался. У них так давно никто не бывал! Все должно пройти, как задумывалось. Не мешкая, княгиня Голицына растворила окно, и по взмаху ее белого платочка свет в господском доме погас, а сад осветился тысячами бенгальских огней и над прудом взлетели в небо огненные змеи.
…Княгиня Александра мельком бросила взгляд в зеркало, еще раз прошлась пуховкой по смуглой коже. Может быть, сегодня наконец муж попросит ее спеть. Давно уже не просил. Не так было раньше — когда он только привез ее в Кузьминки. Она пела, а он садился на пол у кушетки, возле ее ног, мог так сидеть часами и слушать ее. «Бриллиантовый мой, скучно, поди, тебе со мной, — тревожилась Сашенька. — Ведь я неучена, тонкой беседе не обучена, как барыньки… И что тебе за радость со мной здесь в четырех стенах сидеть?.. Ведь ты барин».
Но он лишь смеялся, звал ее «моя Земфира». Она сначала ревновала — скажи да скажи, кто ж такая та Земфира, пока муж не объяснил — это, мол, героиня поэмы Пушкина. Она тоже полюбила гадже Алеко, но вот только разлюбила после, полюбила своего, цыгана. А гадже тот не стерпел и ее вместе с любовником и зарезал. Сашенька охнула и попросила мужа не звать ее больше Земфирой, не к добру это… А беспокойство ее томило — ох, заскучает с ней ее сердечный друг. Но «князенька» все свое — что никто и ничто ему, кроме нее, не нужно. И, бывало, читает на память:
«Что шум веселий городских?
Где нет любви, там нет веселий.
А девы... Как ты лучше их
И без нарядов дорогих,
Без жемчугов, без ожерелий!
Не изменись, мой нежный друг!
А я... одно мое желанье
С тобой делить любовь, досуг
И добровольное изгнанье!»
…И вот — она-то не изменилась. Изменился ее «князенька». Почти и дома теперь не показывается, все ездит, все, говорит, дела да дела.
Но своего старого друга детства и юности графа Андрея, только что приехавшего из Франции, Сергей Михайлович решил принять по высшему разряду. Несколько дней подряд не выезжал из Кузьминок, вместе с женой готовился к приему.
Видно, не зря Сашенька мучилась, годами осваивая светские манеры, сидела на уроках своих детей, вместе с ними постигая премудрости грамматики и истории. Княгиня держалась раскованно и свободно и все ожидала, когда муж попросит ее спеть. Не дождавшись, сама приказала принести ее гитару, взяла несколько аккордов и запела — начала тихо и протяжно, а когда закончила, казалось, звуки ее волшебного голоса заполнили все дальние уголки огромного поместья.
Без жемчугов, без ожерелий!
Изумленный гость почтительно склонился к ее руке и сказал, почти дословно повторив слова, сказанные когда-то Густавом Фоксом, что, должно быть, вся Москва стремится в салон прекрасной княгини Голицыной. Александра Осиповна с помрачневшим лицом ответила, что, увы, нет. Да и как можно — ведь она цыганка. Сергей Михайлович объяснил старому другу: «Все так, дорогой Андре, к сожалению, ничего в России не меняется. Уже и крестьянам дали волю, а в обществе до сих пор живы дичайшие предрассудки». Явно шокированный гость выразил надежду, что такие дикости скоро в России изживутся, а Александра Осиповна подумала с грустью, что, к сожалению, на ее веку этого не будет.
Комментарии 4