Первому и последнему Учителю Зима белой сукой выматывает, просит Снег летящими перьями сугробы наносит Ты также летел стрелой по скользкой дороге Но оказались изменчивы проклятые Боги И вот ты Учитель в гробу мирным прахом Я – Волк, но кручусь и вою позорной собакой Душа не на месте, и кровью заходится сердце И слезы ручьями, души горьким перцем Ты сделал людьми оголтелое злобное стадо Улыбка твоя – была нашей лучшей наградой Мы дети разлома, мы дети цепи Перестроек Мы раньше точили ножи, чем любили девчонок И твой гроб мы несли как последнее знамя Твой облик-икона надолго останется с нами Я вспомню тебя в этот день со своими друзьями Граненый стакан, тишина и всхлипы мужские Уж годы про
амерзающие бомжи, голодные дети, тринадцатилетние принцессы на иголочке, их бойфренды прокуренные, пропитые и агрессивные. В карманах – презервативы, мобильники и чудом оставшиеся деньги. Проссанные подъезды, кровь на снегу у разбитого фонаря. Это – родина моя. 30-й микрорайон, трущобы, остров свободы – «Куба», на сленге теперешней молодежи – гетто. Я вырос на этих улицах, в подвалах становился мужчиной, шел на нож и на ствол, ломал носы и челюсти, плюясь кровью приползал домой…иногда мое избитое тело приволакивали мо друзья, иногда и кто-то из девушек… И это гетто я не поменяю ни на золоченый таунхаус, ни на коттедж в престижном зеленом экологически-чистом районе. И здесь же волчьей тропой