Очень редкая причуда
появилась с пьяных глаз:
то ли краб, то ль барракуда,
то ли джин единоглаз.
Заглянул сосед с охоты,
мы рыбачили вдвоём.
Выпил залпом до икоты
и сказал: - Беру, моё!
Может в доме пригодится,
может, в сад его снесу,
он тоску наводит в лица,
прицеплю к руке косу.
- Может нам его заложить
под большой как шиш кредит,
он же весь из чёрной кожи,
кожа, брат, не повредит?
- Заложить всегда не вредно.
Я бы тёщу заложил.
Жил бы я тогда безбедно,
жил себе б и не тужил.
- Сколько мы сорвать за это
сможем с глупых простофиль?
- Ты, какой-то без портрета,
примем маленькую, Филь?
Мы немного посидели,
поменяли лишь места,
цену клеили, потели,
эх, задача не проста.
Стала невидаль двоиться,
- Размножается, небось!
Надо слишком не напиться,
разбредутся с нами врось.
- Мы по утру их стреножим,
приготовь шнурки, Филюк.
Глянь, как, сидя, корчат рожи,
жмурят морды, будто юг.
По всему видать, что праздник
у безрогих чертенят.
Видишь, Филя, тот тя дразнит,
этот целится в меня.
Наша общая кручина
их пригреть в большой сачок.
Можно, скажем, для почина
положить их на бочок.
Дай-ка я их попужаю,
чтоб притихли сей же час:
слева этого ужарю
в шибко наглый синий глаз.
- Что же ты такой не меткий?
Съездил в ухо мне, болван.
Мы сидим не в птичьей клетке!
Мимо рта несёшь стакан.
- Это я перестарался,
чтобы им, чертям, пропасть!
Вставим щас за то фингал им,
или, Филь, порвать им пасть?
Пошумели мы с соседом,
как в былые времена.
Бросил Сева чёрным кедом,
лил и лил взахлёб вина.
Ночь прошла за разговором,
тары-бары, закусь есть...
Мы очнулись в восемь сорок,
но в участке, честью честь,
как обмытые подмётки.
Записали нам разбой,
слишком много было водки
у соседа за трубой.
Пока хлопали глазами,
Сеня всё ещё икал,
объяснили, как нас взяли
за погром среди зеркал:
- Весь хрусталь в стеклянном шкапе
разбросали там и тут.
Всё пытались чёрта схапать.
Всем не дали ночь уснуть.
У соседки, тёти Маши,
опрокинули трельяж.
Завязали дядю Пашу,
тут и прибыл экипаж.
- И кричали подзаборно
про заклады и деньгу.
- Очень были вы проворны,
но скрутили вас в дугу.
Судьба-злодейка
Жизнь как кладезь бессрочных психушек.
На верхушках у сосен гром.
У соседки моей, завирушки,
муж навеки покинул свой дом.
Растопорщилась баба рылом,
утопиться хотела в вине.
И мальчонку с девчушкою крыла
так, что стёкла звенели в окне.
По дороге тащился дворник,
поутру ухмыляясь котам.
Баба бросила в дворника коврик
и в лицо прокричала: "Хам!"
В перелеске неяркое солнце.
Жмутся женщины тихой гурьбой,
вторят батюшке молча поклонцем,
да возводят глаза: "Упокой..."
Длинный стол разобрали как к свадьбе.
Много свеч и капусты цветной.
Эту жизнь можно пиром прозвать бы,
если б часто не слышался вой.
Из записной книжки авантюриста
1
Тот, кто шел на вершину пешком,
изуродовал пальцы и крючья.
Он попутчиков очень измучил,
хоть совсем с ними был не знаком.
2
Не делай из работы культа,
ведь пот присущ любым делам.
Все, что придумал ты как скульптор,
текучесть дней предаст слезам.
3
Остановить и заморозить
нельзя навечно ничего.
Стих прорастает словом в прозе,
чтоб совершенствовать его.
4
Всегда есть доля совершенства,
нам с телом выданный аванс.
Беспечно тратим как блаженство.
А вечность подведет баланс.
5
В поэзии еще не все сказали,
и глупости не все еще нашли.
Поэтов столько разных развенчали!
Они, напротив, шли, и шли, и шли.
6
В каждом человечке есть сюрприз
совершенно нешколярского пространства.
Только умник знает верх и низ,
бесконечность прет из дилетантства.
7
Исток движения
Старым привычкам не изменяйте.
Они вам нимало еще пригодятся.
Циркач по канату идет изгаляться:
в масках застывших есть смысл
сомневаться.
Дешевое кафе
Обложилось небо
мокрыми салфетками.
Пилит дядя розовый
на пеньке доску.
Мелкий мусор носится,
оживляя позы.
Уважать всех просит
тряпка на суку.
Крашенные пакли
вырвались из плена,
так ли иль не так ли
врезались в толпу.
Растряслись поджилки
для спасенья хлеба.
Свистом капли редкие.
Кружки на боку.
Скачут к пиву раки
на подносе бега.
И болтун замедлил
сочинять строку.
Лица нараспашку
В ярком воссиянье.
Не успев зажмуриться,
кошки на бегу.
Скоро, очень скоро
справит новоселье
барабан природный,
отдавив ногу.
Хлопнули ладоши,
от души со звоном,
взвизгнули калоши,
как «прощай» в мозгу.
Повар мелко мелит
перец и горошины,
когда ветром сносит
прямо на корню.
Пей вино назло пожарам.
Лишь вино спасает враз.
Время - прожитое даром,
коль любовь не вспыхнет в нас.
*
Я куплю бутылку коньяка.
Эта книга свяжет на века.
Там, где нить засохнет - оросить.
Ведь не вечно нам любви просить.
*
Карты раздаются для игры.
Страсти возникают как порыв.
Что предшествует чему - не так уж важно.
Круг побед и поражений до поры.
*
Если милость раздается нам,
я ее нисколько не предам,
коль наполню кубок за здоровье
и не стану потакать слезам.
*
Если долго бродишь по полям,
много приоткроешь там и сям.
Но себя открыть навряд ли сможешь:
смог ли ты душе сказать "салям"!?
*
За толикой славы
История не знает исключений.
За капелькой вина ловкач-юнец
рванулся, извернулся, молодец...
Итог: пролил бокал, разбил сервиз,
кругом хлопот доставил и мучений,
но каплю эту изловил под визг,
прибавив разговоров и значений.
Памяти Б.Ахмадуллиной
Реквием. Наткнувшийся локоть.
Я потерял тебя, кумир.
И мир приятельствующий вздрогнет.
Войдешь ли ты зерном в сапфир
Иль истиной меня наполнишь?
Случайность – тоже торжество.
Мы разминулись в полустанке.
Какой был милым тот застой,
И тишина в застывшем танке.
Небесной песнею своей
Ты вечный страж тысячелетий.
Прощай искрящий хвост кометы
И таянье снегов и неприметий.
И вам идет наживки блеск.
Такое в клавише начало.
Какой был гром, какой был треск…
И интерес… кричало чадо…
Вот, замирительный прием,
Шепчу, ругая ловко сливки.
Я пела бы с ведром наливки.
Но, боже, бесконечен окоем.
Прощай. И волею чудес
Мы воскрешаемся стихами.
В волнах прибоя слышен плеск.
И шепчемся с песком гостями.
Сомнений нет.
Приверженцы восхода
ласкают взглядом чудеса.
Такая вот несчастная порода.
А поезда по свету колесят.
Расческой облаков
расправлены лучи.
Зеленоглазая колдунья.
Роман горит твой.
Красочная лгунья,
пропой покой.
А ты хрипишь в бока.
Твой хохот перезрел.
Остановись. Любимая.
Все океаны. Кипарисы.
И только пчелы. Только лисы.
Займись работой мужика.
Подумай о звезде.
Ей вновь за горизонт.
Вчера ты на груди
кота пригрела.
Он врачевал прострел в душе.
Ты пела. Без предела.
Эфес наперевес.
Смела ты больно,
вкусив полмира смело.
И вот твое последнее туше.
Звенят рапиры тихо на ветру.
И звезды исчезают по утру.
На этот сеновал я больше не приду.
Ты обратись к наставнику, гуру…
Цветные рапиристы так опасны.
Твоя улыбка – пулемет.
Ты – в маскхалате – так прекрасна.
И бьешь радаром, взглядом, влет…
Пух и перья
Загалделое болото вширь и вкось
спозаранку гвалтом птичьим занялось.
Сколько встало в кепках зорких усачей,
чтоб по зорьке взрезать воздух побойчей!
В дым пыжами салютуют усачи,
очумели близсидящие грачи.
Целый год держать на привязи собак
не заказано по рангу им никак.
Отзвенели и отлаяли взахлёб
карабины, спаниели, ног прихлёб.
Посвист уток в заколдованной ночи
лишь в ушах азартом памяти звучит.
В пух и перья распатроненный ландшафт,
дрожью звёзд налитый сверхом брудершафт,
на брезентах звон и чмоканье до слёз,
разговоров нескончаемый понос.
В это время другие планеты
изменяли свой облик любви.
Но осталась любимой вот эта,
что в букетах цветов и травы.
Их собрали на площади в вазах.
Лик один был свидетель Луны.
Все народы замолкли Кавказа
с первых солнечных звуков струны.
Эта скорбь по ушедшим талантам
горных рек в рыке слез бывшим дням.
Каждый в красках остался как в фантах
блеска брызгов, и радуг огня…
Короли пролетели над башнями.
Тонких троп бриз рисунков на склонах.
Они все еще живы вчерашние.
А сегодня сиротствуют троны.
Этих каменных блоков и грязи
дали цвет рамок в новых ручьях.
Мы участники в фазе и фразе.
Их – победа, теперь уж – ничья.
Ленты льются, журча разговором.
Брат за брата, сестра за сестру.
сняли мы головные уборы,
чтоб послушать глубин тишину.
Нам остановиться невозможно,
попадая в камни и песок.
Если б можно осторожно
нам тянуть почаще свой носок.
Прапорщик – наш главный хореограф.
Он нам – муза, стряпчий, господь-бог.
Без разгону выровняем гору.
Марши отчудим на нужный слог.
Взять всегда и все готовы с боем.
Здание? – вот это? Бутерброд!
Такая саранча. Стрекочем, но не воем.
- Эй, ты, с открытым гротом,
поправь на шляпе козырек.
Правильно сказал майор Белявый:
- От шнурков все можно ждать!
Эти за свободу и халяву
могут даже мать свою продать!
- Завяжи удавкою свои сандалии.
В чувствах стадных есть всегда баран.
Чтоб там про Луну нам не болтали,
воду экономит только кран.
В каждом есть прилив, отлив, кокетство.
В строе ты найдешь отлаженный прием.
Это вы, случайные, из детства.
мы в беретах рождены, в рубашках, сразу, днем.
Жалко, испугались две папашки.
Столько лет пахали на Союз!
В Австралию рванули, к тете Глашке.
В центр баянов и других искусств.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 5