Ревность - здоровое чувство мужика. Твоя самка – это часть твоей территории, отстаивать её - твоё верное право. Звериное право выживания, если пожелаешь. Ни черта нет унизительного в том, что ревнуешь. Это инстинкт - не подпускать к ней другого самца. Зазеваешься, отступишься хоть ненадолго, считай, тебя на хрен сожрут, а женщину твою заберёт и поимеет сильнейший. Добро пожаловать в наши с Далласом ряды везунчиков, Али! – цинично оскалился вожак, когда глаза его вспыхнули тем самым дьявольским пламенем, грозящим бедой каждому, кто встанет на его пути. – У меня огромная территория за спиной - Каледония.
голове, потому что эту руку в волосах она никогда не сможет выбросить. Это станет частью жизни, частью историй. Однажды она выбросит все — мои подарки, мои фотографии, сметет мои книги со своих полок, но тепло руки на макушке она никуда не сможет деть. Типичная жизнь типичного социофоба. Она запоминает мои чувства, как зверь безошибочно чует и запоминает запах своего дома. Она будет знать меня только по ним, минуя любые слова и поступки.
- А что значит…?
Я не знаю. Я не знаю ответов ни на один из ее вопросов. Более того, их не нужно знать. Это запрещено законами ее маленького мира. Их нужно прожить и понять прямо сейчас, вдруг обнаружив в себе юношу, только открывающего для себя все много
К каждому придёт счастье.
Не обязательно в ночь со среды на четверг,
Не обязательно в феврале или августе,
И даже нет уверенности, что в хорошую погоду,
Но обязательно вдруг. )))
Закончится эпоха бега, эпоха листьев на груди.
Я сяду в маленький автобус, я уроню свой взгляд в окно
как горсть блестящих безделушек, как сброшенный с плеча мундир,
как голубей бумажных писем, всю жизнь летающих за мной.
И я подумаю «как скоро?»,
я улыбнусь в разбитый пол,
сомну уже пустую пачку мне отслуживших сигарет.
Автобус тронется неспешно — пускать людей в свое тепло,
автобус тронется безгрешно,
как мотылек большой — на свет.
И я доеду.
У подъезда замру, весь воздух охвачу,
чтобы запомнить его сладость, его родимость и уют.
А дед на сломанной скамейке — былой лихач, теперь ворчун,
мне скрипнет: «что ж ты встал, тетеря? Иди, тебя, похоже, ждут».
Пойду.
Приветствуя ступ
Она застынет в коридоре у зеркала, /тонкие руки её/ поправят волосы. Здесь эти старые фильмы без голоса. Чайные ложки и звёзды, летящие /кувырком/ в решето. Она снимает своё пальто. Солёные губы ёё /всё ещё/ пахнут ветром. А кто – то за стенами жжёт надушенные Диором конверты. Ломает пальцы и сигареты. /но больше уже не будет плакать/ а этот город влюбился в дожди и слякоть, в красные уголки губ, в танцующих ночами на крышах.
А я отчаянно сплю и совсем не слышу. Как где – то падает сбитый Боинг, джаз вумен в клубе рисует свой свинг, студентка ставит себе статус «Flying».
Зелёные фантики, девочкасолнце и брюки клёш. А ты так тихо ко мне войдёшь. Твои глаза полюбили дождь. И эту живущую здес
А знаешь, так бывает…так бывает, что люди друг друга любят…
И ещё бывает, что налетает взаимность ветром стремительным…
А ещё бывает, что влюблённых молчание долгое губит…
И бывает, что жизнь урезается чьим-то мерилом невидимым…
А ещё бывает, что плакучие ивы рыдают над берегом…
И бывает так, что от страсти кровь бурлит металлом кипящим…
И бывает такое, что кто-то становится вечным пленником…
А ещё бывает, что тот, кто пришёл, изначально был уходящим…
А ты знаешь, бывает, что кто-то находит то, что давно утеряно.
И находит…и не знает, что теперь с этой редкой находкой поделать…
А бывает такое, что мы в правоте своих слов не так уж уверены…
И бывает, что ни горя, ни радости бурной, не пережив