Я просну́лась от стрáнного чувства:
То ль тревóги, то ль рáдости, гру́сти ли;
За окно посмотрéла: чу́дно!
Не видáть под снéгом тавы́!
Зелень яркая сочная вперемéшку
С белым снéгом – калейдоскóп!
Кое-где, как будто внасмéшку,
Дерзко калу́жница полыхнëт!
Хохоту́шка рябина смеëтся:
– Ох, морóзец пощекотáл!
Молодая берëзка смущëнно:
– А меня за колéнки хватáл...
Клëн трясëт головóй кудревáтой:
– Не испóртил б причëску снег мне!..
А черëмуха виновáто:
– Он сва'таться приходил ко мне...
И трещáт недовóльно сорóки
( Сáми рáды снежку́, да характер такой!) :
– Он давнó уж просрóчил всё срóки!
Ишь, яви́лся, охáльник какóй!
Пересу́ды со вздóхами, смéхом
То стихáют, то снóва слышны́
Как люблю вечерá заду'мчивые,
Ти́хо-свéтлые по веснé,
Зеленовáтой ды́мкой оку́танные,
Невесóмой и нéжной, как улыбка младéнца во сне.
Пти'чье пение – на полувы́дохе,
С нóткой гру́сти, лëгкой устáлости;
Едвá рéчки журчáнье слы́шится;
Обмирáет душá от блáгости.
За берëзовой рóщей солнце
Прилеглó на óтдых корóткий,
А луна ещё только-только
Примеря́ет наря́д свой небрóский.
И не ночь, и не день. Междуврéменье.
Заворáживающая порá.
В этот миг с сами́м собóй можно встрéтиться
На тропи́ночке у ручья.
Посмотрéть в глазá себé при́стально,
Разглядéть, чтó там ждëт тебя;
А можно себе улыбну́ться и́скренне,
Чтобы просто поня́ть себя.
Чтобы жить с собóй в ми́ре и рáдости;
Чтобы рáзум с
А сугрóб под окном растáял,
Уступив ночнóму дождю́ с грозóй;
И на пáмять он мне остáвил
Куст калу́жницы золотóй.
Не ушëл, не исчéз бесслéдно,
Будто не' было и его;
А остáвил свой след; наверно,
Чтоб верну́ться сюда ещё.
По привы́чке с зарëю ранней
Посмотрéла в окно; и вот
Там, где он возлежáл валья́жно,
Мокрый след, и цветóк цветëт.
Рядом куст можжевéльника кóлкий
Тоже гру́стно гляди́т на след:
Ря́дом бы́ли всю зи́му дóлгую,
А теперь товарища нет...
Нет, конечно, грустить не стóит,
У всего же своя порá;
Только сердце от боли стóнет,
Если друг покидáет тебя...
На нéбе облако, совсéм как кот,
(Четыре лáпы, хвост, усы и уши)
В прозрáчной синевé плывëт,
На землю смóтрит, будто что-то и́щет.
Над лéсом, лугом и рекой
Проплы́ло, не останови́лось;
А вот над до'мом с кра'сною трубóй
Стоя́ло дóлго и не шевели́лось.
Седóй мужчина показáлся на крыльцé;
Присéл устáло на скамéйку;
Прикры́л глаза. И на его лицé
Блуждáла грусть с улыбкой впереме'шку.
И облакó рвану́лось с вышины!
Хвост распуши́лся, вы'тянулось тéло!
Но... зáмерло на полпути́,
Вдруг вспóмнив, что нельзя ему на землю.
А так хотелось потерéться возле ног,
Запрыгнуть на хозя́йские колéни
И, ощути́в знакóмое теплó,
Зажму́риться и замурлы́кать мéрно.
Но невозможно, умерéв,
С небес ве
Под окном у меня сугрóб всë никак не растáет;
Лежи'т и лежи́т, распластáвшись у всех на виду
И всéм обли́чьем свои́м выражáя:
Вы как хотите, а я никуда не спешу́...
Он грéет на солнышке спи'ну и бок
И улыбáется (че'стное сло'во!),
Жму́рясь, как сы́тый довóльный кот,
Слáдко потя́гиваясь снóва и снóва.
Ветер порóй налети́т на него,
Толкает под бочóк игри́во;
Только совсéм, ох совсéм не легко
Расшевели́ть его в дрëме лени'вой!..
И если запля́шет вдруг дождь озорнóй
На ширóкой спинé сугрóба,
Поëжится лишь лежебóк снеговóй
И ми́рно задрéмлет снова.
А сегодня присéла ему на плечо
Лéгкая бабочка, лишь на мгновение, –
Óбмер сугроб; затаи́л он дыхáнье своë,
Не спугну́ть чтоб это видéнье.
Как мало дéтям я своим любви далá!
Рабóта, муж, домáшние делá...
А сыновья росли́, как придорóжная травá.
Как мало, мало как я им свой любви далá!
Крути́лась, будто бéлка в колесé,
День изо дня по зáмкнутому кругу.
А сыновья́ взрослéли сáми по себé
И шли с проблéмами свои́ми не ко мне, а к другу...
Я их любила так, как может только мать люби́ть;
Моли́лась в ежеднéвной суетé за них я только;
Но не хватáло врéмени порóй спросить,
Как день у них прошëл сегодня...
Теперь ни суеты и ни рабóты. Врéмени – полнó!
Теперь бы я от них не отходи́ла,
Да только... дéти выросли давно,
И жизнь своя у них установи́лась...
Теперь жду я. (Навéрно, так же ждáли и они),
Чтоб только посидéть