Предыдущая публикация
Меня всегда интересовали детали.
Уже в пятом классе средней школы, когда мы начали изучать историю Древнего мира, я вдруг понял, что меня интересуют больше всего не пирамиды, не грандиозные храмы, не завоевательные походы фараонов, а быт древних египтян – чем питались, что носили, в каких домах жили, как ловили рыбу в Ниле, как готовили пойманных на охоте уток, на каком масле жарили яичницу из крокодильих яиц и о чем думали, когда ложились спать. О чем разговаривали перед тем, как закрыть глаза. Жаловались ли на жару, на маленькую зарплату, на отсутствие бесплатных обедов на строительстве гробниц в Долине Царей и на мозоли, натертые новыми сандалиями. О чем думал фараон перед тем, как заснуть – о том, что жрецы плетут интриги, что царица рожает каждый год девочек или о том, что завтра вставать ни свет ни заря и идти в поход против гиксосов или хеттов.
О чем думал, засыпая средневековый монах – переписчик, к примеру «Географии» Страбона. О чем он размышлял, прикрыв покрасневшие от напряжения за день глаза – о дальних странах, которые он никогда не видел, или о людях с песьими головами или совсем без головы с глазами на груди, которых он сам же и выдумал из головы, или об Индии, которая в те времена была восточным краем ойкумены, или о крае земли, на котором стоит преогромная гора, с вершины которой можно дотянуться до низко висящих звезд или ухватить за хвост небольшую комету, или о том, что бобы и чечевица пища стоят поперек горла, что хочется съесть целиком зажаренного каплуна, а потом замаливать этот грех, что пропущен твердый знак в слове песьеглавцы, что нужно его как-то втиснуть, но как..., что яйца и сыр нужно ждать до субботы, что монашки соседнего монастыря...
О чем думал, падая вечером от усталости на лавку, черносошный крестьянин, в деревню которого пришли царские писцы и давай описывать все подряд – и трех кур, и тощую корову, и, курную избу и коробья ржи, и коробья овса, и огород, на котором, кроме репы, капусты и гороха ничего толком и не росло, потому что зима семь месяцев в году, и паханную землю, и непаханую, и покосы, и каждую копну сена, и пятеро детей, и кошку, и собаку… Ничего он долго не думал, а только успевала мелькнуть в его голове мысль о том, что хорошо бы улететь отсюда за тридевять земель в тридевятое царство… или дать денег подьячему, чтобы записал он земли не столько, сколько есть на самом деле, а…
О чем думали мои бабушка, дедушка и мама, ложась спать двадцать первого июня сорок первого года в Киеве. Маме было пять лет, и она который день подряд думала о кукле, которую ей обещал купить мой дедушка. О чем думала бабушка, работавшая медсестрой в больнице... Наверное, о том, что лето жаркое, о новых туфлях, на которые денег нет и неизвестно когда будут, о вечной игле для примуса, о том, как хорошо было бы переехать из полуподвальной комнаты, в которой они жили, на второй или даже на третий этаж… Точно знаю, о чем она не думала – о том, что через пять месяцев получит похоронку на мужа, погибшего где-то в районе Чернигова, о том, что следующие четыре года они с мамой проведут в эвакуации на Урале, о том, что одна из ее сестер вместе со всей своей семьей погибнет в Бабьем Яру, о том, что ровно в четыре утра Киев станут бомбить.
О чем думали немецкие летчики, ложась спать пораньше, чтобы проснуться часа в два, получить свои полетные задания, на которых обозначены мосты, военный аэродром и заводы, и полететь в Киев, до которого часа полтора лета. Может и вовсе не ложились спать, а сидели, пили свой кофе, курили сигареты «Oberst», и думали о том, как отоспятся после возвращения в расположение своего полка или эскадрильи, о целях, которые им предстояло бомбить, о том, что привезут из России в подарок жене и детям, о Киеве, который представлялся им… бог знает как он им представлялся. Точно знаю, о чем они не думали – о моей бабушке, о моем дедушке и о моей маме, которым придется выбегать на улицу в чем мать родила и прятаться от зажигательных фугасных и бомб, падающих с безоблачного неба.
Михаил Бару
Следующая публикация
Нет комментариев