В красном, под клены, драповом польтишке,-
Ремни к сапожкам, на высоких каблуках.
-Осень, представь, нас, своему братишке?!
Холод, сжимает кисти на руках.
Ему не важны долгие беседы.
И нелюдим, гуляя под дождем,
Считает он, что люди- домоседы,
Забыли все, на улице, о нем?!
Лицо жжет, и прохладны кисти пальцев,
Тем, и торопит в дом, всех, встреченных, им, прочь
Так, кожи, как растянутой на пяльцах
Горит румянец в неживую ночь.
Ему не важны долгие беседы
И нелюдим, гуляя под дождем,
Считает он, что люди -домоседы,
Забыли все на улице о нем?!
В шенели серой, он, бродит в переулках
Бывает, чуб седой, взбивает на ветру
В арках домов печатаются гулко,
Его шаги, не многим по нутру.
Ему не важ
Он, безвести пропал, как в море,
Как в поднебесья синеву,
Ушел, чтоб передать мне вскре
-Я, в твоей памяти живу!
Службой рождённой в этом море,
Встающую пред нею твердь
Катясь волнами, одолеть,
Вскипев дружиною при шторме!
Вдруг оказаться в поднебесьи,
Чтобы на головы, гурьбой,
Успеть с прицелов перекрестий,
Сойти, дав рукопашный бой!
Службой, рождённой в этом море,
Встающую пред нею твердь,
Катясь волнами, одолеть,
Вскипев дружиною при шторме.
Он безвести пропал как в море,
Как в поднебесья синеву
Ушел, чтоб передать мне вскоре
-Я, в твоей памяти живу!