Она сидела в ресторане
За щедрым праздничным столом...
Открыто морщились сельчане –
Смеялись над беззубым ртом.
– Уйдём, сынок... К чему реклама?
Я что, посмешище для всех?
А сын её твердил упрямо:
– Ну, что ты, мама... За успех!
Он на колени опустился –
Могучий, сильный и... смешной! –
К рукам так чувственно склонился,
Промолвив тихо: «Ангел мой...»
Дрожали слёзы на ресницах,
Язык предательски немел...
Она ведь только из больницы –
О, Боже, как он повзрослел!
... Чуть слышно музыка играла –
То танго – молодости знак...
Она, как птица трепетала,
В душе творился кавардак...
А сын смотрел и улыбался –
Он понимал её без слов...
Мгновенно рядом оказался
И закружил меж двух рядов...
О, Боже, как
"Мне не раз доводилось бывать в покинутых русских деревнях. Ох, какое это зрелище! К нему не притерпеться, не привыкнуть. Я, во всяком разе, не смог. Ведь некоторым селам, которые так поспешно, охотно, вроде бы с облегчением списывали со счета, - тыща лет! А может, и более. И самое печальное зрелище - это оставленная, заброшенная русская изба, человеческое прибежище.
Я заглянул в окно покинутой избы. В ней еще не побывали городские браконьеры, и три старенькие иконы тускло отсвечивали святыми ликами в переднем углу. Крашеные полы в горнице, в середней и в кути были чисто вымыты, русская печь закрыта заслонкой, верх печи был задернут выцветшей ситцевой занавеской. На припечке опрокинуты чуг