Бессонные ночи, гулянья, кормления,
Крики, пеленки, стабильный бардак...
И кажется то, что близка к помутнению,
И верится в то, что всегда будет так...
Всегда он с коленом разбитым до крови,
К тебе подойдет и попросить подуть,
Глаза твои теплой ладошкой закроет
"А ну, угадай кто закрыл как нибудь..."
Всегда, распахнув в быстром беге обьятия,
Повиснет на шее, прижмется к груди...
И грустно ответит дворовым приятелям
"Мне мама туда не позволит пойти..."
Всегда оборвав кое как одуванчики,
Тебе принесет этот смятый букет...
Всегда будет сладеньким маминым мальчиком...
Но эти мгновенья не вечные...нет...
Вздохнуть не успеешь, как школа закончится,
Затихнет веселье, пройдет вы
Она сказала: «Он уже уснул!»,—
задернув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съежившись, халат упал на стул.
Мы с ней не говорили про любовь,
Она шептала что-то, чуть картавя,
звук «р», как виноградину, катая
за белою оградою зубов.
«А знаешь: я ведь плюнула давно
на жизнь свою... И вдруг так огорошить!
Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.
И вдруг — я снова женщина... Смешно?»
Быть благодарным — это мой был долг.
Ища защиту в беззащитном теле,
зарылся я, зафлаженный, как волк,
в доверчивый сугроб ее постели.
Но, как волчонок загнанный, одна,
она в слезах мне щеки обшептала.
и то, что благодарна мне она,
меня стыдом студеным обжигало.
Мне б окру
Пора задуматься, быть может уяснить....
другой возможности, наверное, не будет...
Есть люди не умеющие жить,
живые, но безжизненные люди.
Таких не радует весенняя гроза,
не замечают, не хотят ее прохлады,
наверное, им стоит рассказать.
Возможно, но рассказу будут рады?
Таким не интересен и рассвет,
и утро зябкое, когда его ты ожидаешь
как луч от солнца докоснется твоих век.
и воздух мерно потеплеет, нагреваясь.
Нет радости естественной у них,
есть цели, достижения, проблемы.
Их хочется встряхнуть, сказать"живи!"
такие мертвые в живом, напротив, теле.
Как им не хочется своей душой парить?
Возможно, что то держит, не пускает.
Они так могут и до старости дожить,
а жиз