В портрет
Бориса Григорьева Всеволоду Мейерхольду 42 года. В молодости он был очень красив, но и со временем огрублённые возрастом черты лица лишь подчёркивали артистизм великого режиссёра, его высочайший уровень культуры, феноменальную эрудицию и оригинальный, живой ум.
В жизни у Мейерхольда были не просто театры, а «театр имени себя», поклонники и злопыхатели, последователи и отступники, друзья и враги. И все они, несмотря на полярность позиций, сходились в одном – считали режиссёра гением.
Актёр Михаил Чехов на примере Всеволода Эмильевича очень точно объяснил разницу между талантом и гением:
«Талант попадает в цель, в которую никто не может попасть, гений – в цель, которую никто не видит».
В «Портрете В. Э. Мейерхольда» художник резко и ярко передал «саму сущность интересной фигуры театрального модерниста», как говорили современники Мейерхольда, хорошо знавшие его. К тому же двойной портрет был самой, что ни на есть «петербургской» темой первой трети XX века, – темой «двойника».
«Первый Мейерхольд» во фраке, цилиндре, белых перчатках и маской на левой руке, в которой он и актёры его театра часто выступали на сцене, застыл в гротескно изломанной позе. Его конечности словно привязаны невидимыми нитями к ваге – конструкции для управления куклами-марионетками. Деревянные актёры площадных театров Европы представляли персонажей комедии дель арте. В 1910-е годы Мейерхольд в своих постановках доказал жизненность и современность приёмов актёрской игры в духе итальянской комедии масок. Недаром журнал, который издавал режиссёр, имел название пьесы итальянского драматурга XVIII века Карло Гоцци «Любовь к трём апельсинам».
«Второй Мейерхольд» – юноша-охотник в восточном костюме. Черты его лица так же напряжены, глазные яблоки заведены к уголкам глаз, а лук со стрелой направлен вверх. Кажется, что охотник сейчас выстрелит куда-то, не глядя, но стрела, повинуясь его режиссёрскому замыслу и отточенным действиям актёра, попадёт точно в цель – прямо в зрительское сердце.
В годы первой мировой войны Мейерхольд был увлечен массовой пантомимой «Охота».
«Все мы, — вспоминает актер Александр Мгебров, — долго работали над пантомимой, где основной темой были символические охотники, подстреливающие чудесную птицу. Никому не ведомую, всем чужую и потому обреченную на смерть».
Работа Бориса Григорьева пробуждает ум зрителя, который находит в ней всё новые метафоры, символы и смыслы. В этом плане он представляется выдающимся проявлением близости художника и режиссёра. Их объединяло многое: и тяготение к гротеску, и изысканный петербургский артистизм, и экстремальное новаторство с опорой на традиции классического искусства.
В честь
дня рождения гениального режиссёра, которому сегодня исполняется 150 лет, мы представляем вам его портрет из коллекции
Русского музея и надеемся, что тех, кто мало знаком с Мейерхольдом, он побудит к знакомству с его жизнью и творчеством.
#Русскиймузей_Кемерово #РусскоеНастоящее
Нет комментариев