Старые законы и новые потребности
— Всем известно, что при Наполеоне не существовало никакой свободы печати. Поэтому, уж если вы хотите применять наполеоновский закон к такой ступени политического и социального развития, для которой он вовсе не предназначался, то применяйте его полностью, толкуйте в духе нового времени — и пусть на благо печати пойдет и заключительная фраза статьи о долге. В рассматриваемом случае, — Маркс кивнул головой в сторону Энгельса и Корфа, — задача облегчается вам самой буквой закона. Но даже и там, где буква закона вступает в явное противоречие с только что достигнутой ступенью общественного развития, именно вы, господа присяжные, обязаны сказать свое веское слово в борьбе между отжившими предписаниями закона и живыми требованиями общества.
Бледный, разъяренный, не владеющий собой Бёллинг стремительно поднялся и громыхнул на весь зал латынью:
— Dura lex, sed lex! [Закон суров, но это закон!]
В тон прокурору со своего места тотчас, как насмешливое эхо, отозвался Энгельс:
— Pereat mundus et fiat justitia! [Пусть погибнет мир, но восторжествует правосудие!]
— Господа! — едва сдерживая улыбку, сказал Кремер. — Мы не в римском сенате. Прошу изъясняться по-немецки.
— Истинная свобода может существовать только на почве закона! — столь же возбужденно процитировал прокурор фразу из недавнего предписания нового министра юстиции Ринтелена.
Подсудимый с грустной безнадежностью посмотрел на прокурора и закончил, обращаясь к присяжным:
— Ваш долг, господа, опередить законодательство, если оно не осознает необходимость удовлетворить потребности общества. Это самая благородная привилегия суда присяжных.
Но Бёллинг продолжал бесноваться:
— Вы призываете к беззаконию, а закон — основа общества!..
— Это — фантазия юристов, — покрутил рукой возле лба Маркс. — Наоборот, закон должен основываться на обществе, он должен быть выражением его общих интересов и потребностей в противоположность произволу отдельного индивидуума.
— Никто и никогда не говорил ничего подобного! — В голосе прокурора смешались негодование и страх.
— Что ж, — вызывающе тряхнул Маркс своей буйной гривой, — наконец настала пора сказать!.. Вы хотите, чтобы люди слепо верили вам и вашим одряхлевшим кумирам. Но, господин прокурор, мир сейчас еще менее доверчив, чем во времена Фомы… Вот этот кодекс Наполеона, который я держу в руке, не создал современного буржуазного общества. Напротив, буржуазное общество, возникшее в восемнадцатом веке и продолжавшее развиваться в девятнадцатом, находит в этом кодексе только свое юридическое выражение. Когда он перестанет соответствовать общественным отношениям, он превратится просто в пачку бумаги.
— Не более того? — усмехнулся Бёллинг.
— Не более того, — очень серьезно ответил Маркс. — Стремление сохранить старые законы наперекор новым потребностям общественного развития есть, в сущности, не что иное, как прикрытое благочестивыми фразами отстаивание не соответствующих времени частных интересов против назревших общих интересов. Это сохранение почвы законности имеет целью сделать такие частные интересы господствующими; оно ведет к злоупотреблению государственной властью.
На скамьях присяжных произошло противоречивое движение, оттуда послышался сдержанный говор. Чувствовалось, что одним слова подсудимого понравились, других привели в недоумение, у третьих вызвали несогласие.
В.С. Бушин «Я всё ещё влюблен».
კომენტარები არ არის