О НАЦИОНАЛИЗАЦИИ

О национализации теперь не говорит только ленивый. И хотя власти еще не начали проводить подобную политику, ее необходимость определяется временем. Капиталистические государства и ранее широко применяли национализацию, как в периоды войны, так и в экономические кризисы, когда отдельные представители буржуазии напрочь лишались возможности хозяйствовать по-старому. Крупная государственная собственность была известна в России до 1917 года. Все это доказывает очевидную вещь – национализация не противоречит капитализму, а является его естественным продолжением. Как индивидуальный производитель начинал привлекать наемный труд, образуя первоначальную мелкую частную собственность, так и современные нам государства капиталистов объединяют разрозненные крупные частные предприятия в единые производственные цепочки собственной военно-бюрократической машины.
Однако говоря о национализации в контексте социализма (чем ловко пользуется пропаганда и некоторые «левые») – главным вопросом по-прежнему остается не форма, а содержание, вопрос собственности. В чьих руках (в данной ситуации) будут находится национализированные предприятия. Ответ искать не требуется, в государстве, которым управляют капиталисты, которое выражает и отстаивает интересы крупнейших национальных капиталистов, - вся национализированная собственность так и останется в руках капиталистов! А это означает, что как рабочих грабили и эксплуатировали, так и продолжат грабить, эксплуатировать только под новой вывеской.
Это необходимо понять самим, суметь разъяснить своим товарищам. Рабочие не должны быть обмануты национализацией, а должны самым активным образом включиться в оспаривание монополии класса буржуазии на собственность, с вытекающим из нее правом управления этой собственностью. Уже сейчас необходимо активно наращивать легальные формы борьбы, с явным обозначением для каждого рабочего общей цели, – подрыва и ослабления власти буржуазии на конкретном предприятии. Профсоюзные и иные организации не наша непосредственная цель, а инструмент сбора и объединения усилий рабочего класса, одновременно с разоблачением самого формата борьбы за наши, рабочие, права по правилам капиталистического общества. Такие организации неизбежно окажутся зажаты рамками буржуазного права.
К этому моменту необходимо подойти как к следующему этапу, где буржуазия уже не настолько сильна, чтобы только обманывать трудящихся, вынужденно переходя к силе (что всегда вызывает отторжение и гнев в народе). Правильная подготовка, разъяснение всем рабочим того, что мы изначально боремся не за мир со своими хозяевами, а за избавление от них в принципе, позволит соединить разрозненные организации в наш единый классовый механизм. Что позволит отстранить буржуазию от управления предприятиями, взять управление государством в руки рабочего класса. И лишь после этого сложного и долгого шага, можно будет говорить о прогрессивности проведенной национализации, которую начинала сама буржуазия…

Старые законы и новые потребности

— Всем известно, что при Наполеоне не существовало никакой свободы печати. Поэтому, уж если вы хотите применять наполеоновский закон к такой ступени политического и социального развития, для которой он вовсе не предназначался, то применяйте его полностью, толкуйте в духе нового времени — и пусть на благо печати пойдет и заключительная фраза статьи о долге. В рассматриваемом случае, — Маркс кивнул головой в сторону Энгельса и Корфа, — задача облегчается вам самой буквой закона. Но даже и там, где буква закона вступает в явное противоречие с только что достигнутой ступенью общественного развития, именно вы, господа присяжные, обязаны сказать свое веское слово в борьбе между отжившими предписаниями закона и живыми требованиями общества.
Бледный, разъяренный, не владеющий собой Бёллинг стремительно поднялся и громыхнул на весь зал латынью:
— Dura lex, sed lex! [Закон суров, но это закон!]
В тон прокурору со своего места тотчас, как насмешливое эхо, отозвался Энгельс:
— Pereat mundus et fiat justitia! [Пусть погибнет мир, но восторжествует правосудие!]
— Господа! — едва сдерживая улыбку, сказал Кремер. — Мы не в римском сенате. Прошу изъясняться по-немецки.
— Истинная свобода может существовать только на почве закона! — столь же возбужденно процитировал прокурор фразу из недавнего предписания нового министра юстиции Ринтелена.
Подсудимый с грустной безнадежностью посмотрел на прокурора и закончил, обращаясь к присяжным:
— Ваш долг, господа, опередить законодательство, если оно не осознает необходимость удовлетворить потребности общества. Это самая благородная привилегия суда присяжных.
Но Бёллинг продолжал бесноваться:
— Вы призываете к беззаконию, а закон — основа общества!..
— Это — фантазия юристов, — покрутил рукой возле лба Маркс. — Наоборот, закон должен основываться на обществе, он должен быть выражением его общих интересов и потребностей в противоположность произволу отдельного индивидуума.
— Никто и никогда не говорил ничего подобного! — В голосе прокурора смешались негодование и страх.
— Что ж, — вызывающе тряхнул Маркс своей буйной гривой, — наконец настала пора сказать!.. Вы хотите, чтобы люди слепо верили вам и вашим одряхлевшим кумирам. Но, господин прокурор, мир сейчас еще менее доверчив, чем во времена Фомы… Вот этот кодекс Наполеона, который я держу в руке, не создал современного буржуазного общества. Напротив, буржуазное общество, возникшее в восемнадцатом веке и продолжавшее развиваться в девятнадцатом, находит в этом кодексе только свое юридическое выражение. Когда он перестанет соответствовать общественным отношениям, он превратится просто в пачку бумаги.
— Не более того? — усмехнулся Бёллинг.
— Не более того, — очень серьезно ответил Маркс. — Стремление сохранить старые законы наперекор новым потребностям общественного развития есть, в сущности, не что иное, как прикрытое благочестивыми фразами отстаивание не соответствующих времени частных интересов против назревших общих интересов. Это сохранение почвы законности имеет целью сделать такие частные интересы господствующими; оно ведет к злоупотреблению государственной властью.
На скамьях присяжных произошло противоречивое движение, оттуда послышался сдержанный говор. Чувствовалось, что одним слова подсудимого понравились, других привели в недоумение, у третьих вызвали несогласие.
В.С. Бушин «Я всё ещё влюблен».