☦ Святоотеческая вера.

В Великую Среду, заканчивают читать молитву прп. Ефрема Срина. Псалтырь также заканчивают читать в Великую Среду, кроме 17й кафизмы - та читается еще в Великую Субботу на чине Погребения Плащаницы. Возобновляется чтение Псалтыри с вечера накануне недели Фоминой.

Когда-то давно, будучи студентом-медиком, я присутствовал при аборте в московской 33 медсанчасти. Дело было в начале 80-х годов. В день там делали около десятка абортов. И так получилось, что меня попросили отнести куда-то кастрюлю с кровавой жижей. Заглянув туда, я увидел разорванных крошечных детей, водянистых, прозрачных, но полностью с обычными человеческими телами. Можно было разглядеть руки, ноги, кости, ребра. Они прозрачные, как гуппи, в первые минуты после аборта. И размером тоже похожи. Меня поразило то, что увиденное абсолютно не соответствовало тому, что нарисовано на картинках в учебниках биологии. Это были не свинки, не обезьянки, не рыбки, это были крошечные люди. Жуткое месиво — эмбрионы вперемешку с кровью замораживали и куда-то сдавали. Старшая медсестра сказала, что это продают во Францию (начало 80-х!). Я был новокрещеным, но об абортах никогда не задумывался, личный опыт и личные наблюдения убедили меня в том, что эмбрион есть ребенок, а аборт —убийство. Сейчас детям, которые болтались в этой страшной кастрюле с кровавым месивом, было бы 35 лет! Они бы уже выросли, имели бы свои семьи и детей. Может быть, именно сейчас нам не хватает этих людей, когда мы говорим о демографических проблемах. И еще подумайте, те, кому сейчас 35 лет — вы могли бы оказаться в этой же кастрюле, но ваши мамы не сделали аборт и дали возможность вам родиться. – протоиерей Максим Обухов

"Когда при молитве мы подвергаемся постоянной рассеянности, это служит признаком, что сердце наше находится в плену у земных пристрастий и попечений, которые не допускают ему устремиться всецело к Богу и пребывать при Нем". (Святитель Игнатий Кавказский)

Добрые дела трудом приобретаются и болезнью исправляются. Не будет подвигов – не будет венцов. Архимандрит Нафанаил (Поспелов)

У меня много лет была помощницей в алтаре — бабушка Прасковья. Редко мне приходилось встречать людей такой кротости и смирения. Из церкви не выходила. Молилась Богу — как с другом разговаривала, и Он её слышал. Помню, пришло время, и отказали ей ноги. Просит: «Господи, как же мне без храма? Помоги». Помолилась, встала и пошла в храм. Затем новая напасть — ослепла. «Господи, как же мне батюшке помогать без глаз? Верни мне глазки». И зрение вернулось. Носила очки с толстенными линзами, но видела, и даже Псалтирь могла читать. Я называл её «мой добрый ангел, моя палочка выручалочка». До последнего времени, пока совсем не слегла, пекла просфоры. Когда уж совсем не смогла работать, сидела в просфорной, и пока другие работали, молилась. Когда пришло ее время уходить в лучший мир, Прасковьюшка отнеслась к этому спокойно и ответственно. Исповедовалась несколько раз, всю свою жизнь, как тесто, пальчиками перетерла. Но замечаю, что что-то гнетет мою помощницу. Спрашиваю её, а она и отвечает: — Грех у меня есть, батюшка, страшный грех моей юности. Плачу о нем постоянно и боюсь, что Господь меня, такую, не допустит к Себе. Мы знаем свои грехи юности, помоги нам Господи. Но чтобы такой церковный молящийся человек, как моя алтарница, до сих пор носила его в себе? — Неужто не каялась, Прасковьюшка»? — Каялась, да все он мне о себе напоминает, так перед глазами и стоит. — Ну тогда вновь покайся, чтобы душа у тебя не болела. На исповедь Прасковья принесла листок бумаги с написанными на нем большими буквами двумя словами: «Я кусячница шпекулярка». Видать, язык у неё от стыда не поворачивался, чтобы произнести написанное вслух. — Это, на каком языке написано, друг мой? — спросил я её. Я забыл сказать, бабушка говорила на своем деревенском наречии, в войну они жили недалеко от Мурома, и видимо, там так говорили. Её речь изобиловала подобными словечками. Меня это постоянно забавляло и умиляло. Все хотел записать, да так и не собрался. В ответ она расплакалась и призналась, что это её самый страшный грех. В годы войны, когда отца забрали на фронт, в семье остались пятеро детей, из которых Прасковьюшка была старшей. Вот тогда они узнали, что такое голод. Жесточайшей экономией удалось набрать денег и купить в Муроме на рынке буханку хлеба. Дрожащими руками голодный двенадцатилетний ребенок разрезал хлеб на десять кусков и шел продавать его на станцию солдатам из воинских эшелонов, что шли на фронт. На вырученные деньги она уже могла купить больше хлеба, часть домой, и буханку, вновь на продажу. По нашим временам, какой же это грех? Нормальный бизнес. — Они же, солдатики молоденькие, сами голодные, на фронт умирать ехали, а я на них «шпекулярила». — И плачет, плачет человек по-детски горько, размазывая по щекам слезы своими старческими кулачками. Как нам понять их, это поколение стариков, которое вынесло столько страданий, и сумело остаться на такой высоте кристально нравственной чистоты? Как же так получилось, что вырастили они нас, поколения сытых и равнодушных. Смотрим на них, штурмующих почту в очереди за нищенской пенсией, или часами просиживающих в больнице в надежде на бесплатный прием, и кроме раздражения, ничего к ним не испытываем… Пришел однажды старенькую бабушку причастить. Прощаюсь уже, а она и говорит мне: — Жалко сейчас помирать. Жить-то как хорошо стали. Вон, мы в обед за стол садимся, так целую буханку хлеба кладем. Целая буханка хлеба для старушки — критерий счастливой жизни… Нет, что бы там телевизор не говорил, а кризисы нам нужны, очень нужны. Хотя бы иногда. Ведь кризис (κρίσις) — это по-гречески означает «суд», а мы добавим «Божий суд». Бич Божий по нашим ледяным сердцам. Может, хоть так, через желудок, понемногу будем обретать потерянный нами Образ. Научимся смотреть друг на друга, и видеть в другом — человека, а может и сочувствовать начнем? А то ведь все забыли… Иду, смотрю на молодую женщину, что несет хлеб на помойку, а вижу не её, а моего кроткого и смиренного ангела (Прасковьюшку), плачущего невидящими глазами в очках с толстенными линзами, с его такими сегодня смешными и неуместными «кусячила» и «шпекулярила». священник Александр Дьяченко

Мне один старый монах, он был инвалид (схиигумен Мелхиседек), сказал такие страшные слова, которые были опытом всей его жизни: "Человек в этом мире не нужен никому, кроме самого себя и Господа Бога". Меня поразил тогда этот страшный духовный закон, с которым встретится каждый человек. Даже самые близкие люди – по природе своей всего лишь человеки. Наступает такой предел, когда человек ничего не может сделать для другого, и тот остаётся один на один с собой. И один на один с Богом. Не понимая этих величайших духовных законов, которые, к сожалению, сейчас большинство не знают, люди впадают в страшную смуту. Митрополит Тихон (Щевкунов)

Господь равно слушает и монаха и мирянина, простого христианина, лишь бы оба были православные, и оба любили Бога из глубины душ своих, и оба имели в него веру, хотя бы яко зерно горушно, и оба двинут горы. Преп. Серафим Саровский

Можно ли откладывать обращение к Богу? Ни по каким причинам не должно откладывать обращения к Богу, да медленностью не потеряем времени исправления. Тот, кто обещал милость кающимся, не заверил будущего для нерешительных. Преподобный Вонифатий (Виноградский)

Неправда и ненависть – это характерные черты чад дьявола в этом мире. Для них и в них живут они и через них обретают покой. Иустин (Попович) преподобный

...Сребролюбцы... неистовствуют и выходят из себя. И если раскроешь их душу, то найдешь ее таким образом устроенною: она вооружена не одним мечом и не двумя, а бесчисленными. Она никого не признает, но бесится на всех, на всех нападает, на всех лает; она убивает не собак, а человеческие души, и громко изрыгает хулы на самое небо (свт. Иоанн Златоуст).