Так что я могу сказать только одно: в мое время Церковь общественная предполагала наличие Церкви домашней, и домашняя Церковь как бы предваряла вот это первое богослужение «введения в Великий пост» - а это была, конечно же, вечерня с великими поклонами.
Мы можем теперь просто констатировать, что сегодня все это идет как-то труднее. И это потому, что мы знаем: домашняя Церковь уже не такая у нас, какой она была раньше! Конечно, когда были живы наши дедушки и бабушки, нам было удобно и хорошо! С ними было покойно и понятно, потому что, во-первых, все разъяснялось - почему так делается, для чего так делается. И в церковь шли уже с настроением Великого поста.
А когда в храм приходили, когда там начинался чин прощения и т.д., люди уже были готовы к вот этим великим словам молитвы преподобного Ефрема Сирина: «Господи и Владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми!» Это все было конкретно подготовлено некоторыми моментами, которые происходили специально, в том числе и на Масленой неделе. Потому что нам объясняли все – что, как, зачем и почему. От чистого сердца все это шло.
Потом дальше: шли на мефимоны – так назывались чтения канона. Потом наконец наступало время первой Литургии Преждеосвященных Даров, за которой поется незабываемое «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою…». Так проходил настоящий постовой «регламент».
– А в то время, о котором вы вспоминаете, много было верующих прихожан?
– Верующих-то всегда было много, но подчас люди в обществе скрывали свою веру.
Как-то раз я шел по Пименовскому переулку, направляясь к церкви преподобного Пимена Великого. У нас дома эта церковь считалась приходским храмом, то есть наиболее близким к дому. А жили тогда мы на 2-й Тверской-Ямской улице. И было уже с улицы видно, как горят внутри церкви лампадочки, такие же белые, как и у нас дома. Видно было, как люди спокойно идут в храм, как благоговейно там стоят, как благоговейно покупают свечи, без всякой толкотни и разговоров.
И все это, надо честно признаться, было намного уютнее, намного приятнее и намного промыслительнее, что ли, в том плане, что мы знали: так же до нас поступали и наши деды, и наши прадеды, наши отцы, матери. И вот наконец так же поступаем и мы! И мы обязаны учить своих детей и своих внуков тому же.
Все это как-то неудачно осуществляется в сегодняшний день. Потому что те дети, которые уже выросли, и те внуки, которые уже тоже подросли, они же совсем другие, чем когда-то были мы.
И когда я читаю разные мемуары, в которых утверждается, что «в наше время было лучше», я задаюсь вопросом: Господи, да что же, чем дальше в глубь веков, тем идеальнее, что ли, все было?! Или, может быть, люди, проходя путь своей жизни, сами изменялись в худшую сторону?
Нет! Незыблемо существуют каноны святой Церкви, ее устав и т.д. И я могу сказать: да, очень приятно и хорошо, что церквей сегодня много. Хорошо и то, что люди ходят в церковь в своем большинстве! Пусть многие чего-то даже не понимают, потому что канон Андрея Критского, например, конечно, написан для людей, которые хорошо знают Священное Предание, Священное Писание и Ветхий Завет. В его тексте очень многое построено на сравнениях. И нужно еще самому много знать, чтобы слушать канон осмысленно! А для этого нужно доподлинно хорошо знать и Ветхий, и Новый Завет, ибо сравнительных ассоциаций у Андрея Критского очень много!
А так просто слушать – одно становится непонятно, второе непонятно, третье непонятно… Ведь если раньше в русских школах преподавали Закон Божий, если многое изучали в воскресных школах, то сейчас-то ничего этого нет! И поэтому часто, по сути дела, чтение батюшкой канона идет само по себе, а люди в храме стоят и молятся сами по себе. «Помилуй мя, Боже, помилуй мя!» – это, пожалуй, самое ясное, что из этой содержательной службы выносит простой человек. Ну, или, например, «многая множества моих, Богородице, прегрешений…» и т.д.
– А что же нам теперь делать? Ведь не все от нас зависит?
– Хотелось бы, очень хотелось бы, чтобы наши пастыри хотя бы внятно и неспешно читали сам текст канона Андрея Критского. Читали бы так, чтобы хотя бы интонационные (или «толковательные») расстановки выделялись.
Конечно, в этом смысле никого нельзя сравнить со Святейшим патриархом Пименом, который великолепно (наверное, и лучше всех, на многие долгие годы) читал канон Андрея Критского. С толком, с расстановкой, с пониманием. И даже если что-то было кому-то непонятно, все равно слушающий человек домысливал это все сам! Потому что, чтобы верить и молиться, нужно понимать, что читается!
Как-то так вышло, что всегда, когда идет разговор о чтении Великого покаянного канона Андрея Критского, я всегда вспоминаю патриарха Пимена. Лучше него, в моем представлении, этот канон не читал никто.
– Мне хотелось бы спросить вас о том, что для вас очень близко - о церковном пении в храмах сегодня. Ведь даже при чтении канона Андрея Критского на великом повечерии его сопровождает хор. И хотя на первой седмице Великого поста песнопений на службах не так много, все же хор, по-моему, является очень знаковым сопровождением молитвы. Как вы оцениваете великопостное пение в храмах сегодня?
– Значимость хора трудно переоценить! Но иногда наше священноначалие, к глубокому сожалению, этого не чувствует так, как чувствовали во время оно представители Центрального комитета партии и его идеологического комитета. Эти всегда просто боялись церковного пения! И боялись хорошего пения.
Подумаем, ведь даже просто «Помилуй мя, Боже, помилуй мя!» можно спеть совершенно по-разному. На пластинках, которые оставил нам сегодня, например, Николай Васильевич Матвеев, это слышно! Стоит только их поставить и послушать! И сравнить с тем, как иногда поют это сегодня - «бульварно» и вульгарно. И в общем-то, непрофессионально.
Но я считаю, что каждый регент должен думать обо всем этом индивидуально.
Ведь что являет собой церковное пение? Человека молящегося. Оно показывает образ покаяния. «Даждь ми образ покаяния, Господи!» Потому что, в это время особенно, каждый из нас должен буквально родить у себя в сердце этот самый момент покаяния!
А не только осмыслить свою греховность, которую мы часто и понять-то не можем. Однажды патриарх Пимен вопрошал в своей великопостной проповеди: «Осознаём ли мы, братия и сестры, свою греховность? Нет, не осознаём! Мы с нашими страстями и с нашими похотями не можем никак распроститься, чтобы всецело обратиться к Богу!».
Так вот, это самое важное для нас и есть. И хор в данном случае нам очень может помочь.
– Вы могли бы назвать какие-то церковные хоровые коллективы сегодня, которые, по-вашему, отвечают цели, о которой вы говорите?
– Какие у нас сегодня церковные хоры? Ну, есть хор, пожалуй, в храме Христа Спасителя, есть в церкви Преображения на Ордынке (храм в честь иконы «Всех скорбящих Радость»), в Богоявленском Елоховском соборе… Не знаю, как их оценить в профессиональном плане, но все эти хоры «хорошо держатся» за традиции. В частности, в храме на Ордынке.
Что же касается хора храма Христа Спасителя, то я там сейчас не бываю в силу отдаленности его от места моего жительства, поэтому сказать о нем ничего не могу. Но я прекрасно помню, как там это делал я со своим хором. А делали мы совсем по-другому. Хуже или лучше, не мне судить, но вместе с тем, я считаю, служба шла там тогда более уставно.
Я знаю, что ключарь собора отец Михаил Рязанцев имеет серьезные требования к хору, поэтому порядок там, конечно, существует.
Что же касается храма на Ордынке, то я там недавно побывал - они стараются придерживаться тех традиций, которые там всегда были и которые присущи этому месту.
В Елоховском Богоявленском соборе, я считаю, просто меньше возможностей (потому что хор у них, на мой взгляд, слабоватый), но они все равно стараются традиции соблюсти.
Традиции нашей Церкви – это те три кита, на которых стояло, стоит и будет стоять богослужение Русской Православной Церкви. И та проникновенность, которая заложена в музыке и в церковнославянском тексте богослужения, дает молящемуся большой импульс. Большой импульс вот для этого «покаяния внутри себя», в своей сокровенной внутренней храмине, которая есть у каждого человека. Весь этот настрой дает возможность человеку сделать определенный рывок к покаянию с оставлением всех тех мирских моментов, которые мешают нам правильно смотреть на наши грехи и прегрешения.
Если подумать, что такое покаяние? Это всего лишь напряженный миг! И все наше богослужение составлено таким образом, чтобы именно на этот миг можно было настроиться. Вспомним, как висящий на кресте рядом со Христом разбойник благоразумный сказал Спасителю: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем!» И тут же был им получен Божественный ответ. «Днесь со Мною будеши в раи!». Это был подлинный миг покаяния, который стоил того, что разбойник вместо ада оказался в раю.
Вот в чем смысл того долгого, так сказать, вхождения в смысл покаянности. Вхождения для того, чтобы потом твердым шагом идти к Христовой Чаше. Вот для этого и читается канон Андрея Критского, для этого совершается Божественная литургия Преждеосвященных Даров…
То есть все это вместе – лишь приуготовление к тому, чтобы человек пошел к Святой Христовой Чаше «твердыми ногами», с осознанием всех своих грехов и прегрешений и принеся во всем этом покаяние. Вот это очень важно, очень важно!
Хорошо было бы, если бы все это произошло в душе каждого из нас – того, кто приходит в храм Божий. Чтобы в душе каждого из нас сдвинулся камень греховности. И чтобы, покаявшись, мы вспоминали, как говорил Христос при встрече с грешниками: «Оставляются тебе грехи твои! Но больше не греши!»
У нас же подчас бывает так, как я уже не раз говорил: ты приходишь на исповедь «со старым грузом». Тебе его вновь и вновь прощают, и даже до семидесяти раз, и больше, как говорится, прощают. Но ты хотя бы осознаёшь, что грешен в том-то и том-то.
Например, если я отправляюсь на исповедь, то беру список всех абсолютно грехов и читаю, в чем я и чем согрешил. И пишу себе записку: тут грешен, тут грешен и т.д. А потом с этим списком иду к священнику, чтобы этот список ему прочитать. Иной раз забудешь что-то, но твоя записочка напомнит! Это очень важно, потому что трудно собраться прямо перед лицом Христа, ведь даже священник нам говорит на исповеди: «Се, Христос здесь невидимо предстоит…» И здесь необходимо быть абсолютно честным – перед Богом и перед самим собой. К этой честности, к этому искреннему душевному и духовному покаянию и призывает нас святая Церковь весь Великий пост, всю Великую Четыредесятницу.
Когда же Великий пост только начинается, то происходит некая ломка для того, чтобы человек наконец вошел в это состояние покаянности. Вот этим и занята святая Церковь в эти святые дни.
И дай нам, Господи, чтобы с сегодняшнего дня мы смогли найти в Церкви то, что находили в ней наши предки столетия и тысячелетия!
Беседовал Николай Бульчук.
Источник
https://pravoslavie.ru/137951.html#публикации
Нет комментариев