Евгений Иванович Блажеевский (5 октября 1947, Кировабад — 8 мая 1999, Москва) — поэт /
wikipedia.orgСвободы нет,
Но есть еще любовь
Хотя бы к этим сумеркам московским,
Хотя бы к этой милой русской речи,
Хотя бы к этой Родине несчастной.
Да,
Есть любовь –
Последняя любовь.
Евгений Блажеевский
Он родился на рубеже войны и мира – в 1947 году, а ушел от сердечного приступа в 1999 году, и, как оказалось, это тоже был рубеж, вслед за которым люди вновь стали скатываться к войне. Поэт предчувствовал это общечеловеческое помутнение рассудка и откровенно говорил, что не хочет жить в ХХI веке. Он признавался: «Мне хотелось бы чуть-чуть подольше задержаться в двадцатом веке с его пониманием традиций, эстетики и красоты. То, что грядет в грядущем столетии, мне чуждо…»
В том, что не только критики, но и сами поэты стали называть стихи «текстами», Блажеевский увидел агрессивный вызов человеческому теплу в поэзии. Можно представить, сколь убийственны были бы для него сегодняшние бесстрастные рассуждения о том, что искусственный интеллект вот-вот начнет писать стихи не хуже Пушкина.
О том, что прошло уже 25 лет со дня ухода поэта, мне напомнили его друзья. А их осталось совсем немного. Ушли те, кто писал о поэзии Блажеевского наиболее прозорливо и сердечно.
Вот что рассказывал о Блажеевском Игорь Меламед: «Его любили все. Все, кому дорога была его поэзия, все, с кем он засиживался допоздна на своей маленькой кухне… Евгений родился в азербайджанском городе Гянджа (тогдашнем Кировабаде). Его отец, военный врач, умер, когда сыну исполнилось три с половиной года. Мальчика воспитывали мама – ее он боготворил и уход ее горько оплакал в стихах – и бабушка, дочь предводителя дворянства, которой сам Репин давал уроки живописи. По-видимому, от бабушки Женя унаследовал дар прекрасного рисовальщика и от нее же – никогда не подчеркиваемый, но всегда заметный аристократизм. В детские годы Женя увлекся спортом и впоследствии никогда не терял формы, всегда мог постоять и за себя, и за друзей. В юности был профессиональным футболистом, играл за кировабадское «Динамо», выступавшее какое-то время даже в высшей лиге. Но однажды на поле ему умышленно сломали ногу, и после слезных материнских уговоров Женя оставил футбол. Он уехал в Москву, поступил в Полиграфический институт, всерьез занялся поэзией.
К своему делу, к собственной и чужой поэзии Женя относился чрезвычайно серьезно. «Самое главное, чтобы писать стихи только по очень серьезному поводу», – повторял как заклинание.
«Узкая» известность Блажеевского объясняется не только спецификой жестокого и глухого времени. Женя презирал «премиальную» паранойю и гнушался угождать невзыскательному читателю… Блажеевский не умел делать карьеры. По неприятию безбожного мира он был, в сущности, религиозным поэтом…»
Д.Шеваров
Из лирики Е.И.Блажеевского.
ИЗБРАННОЕ
* * *
Мы — горсточка потерянных людей,
Мы затерялись на задворках сада
И веселимся с легкостью детей —
Любителей конфет и лимонада.
Мы понимаем: кончилась пора
Надежд о славе и тоски по близким,
И будущее наше во вчера
Сошло-ушло тихонько, по-английски.
Еще мы понимаем, что трава
В саду свежа всего лишь четверть года,
Что, может быть, единственно права
Похмельная, но мудрая свобода.
Свобода жить без мелочных забот,
Свобода жить душою и глазами,
Свобода жить без пятниц и суббот,
Свобода жить, как пожелаем сами.
Мы в пене сада на траве лежим,
Портвейн — в бутылке, как письмо — в бутылке.
Читай и пей! И пусть чужой режим
Не дышит в наши чистые затылки.
Как хорошо, уставясь в пустоту,
Лежать в траве среди металлолома
И понимать простую красоту
За гранью боли, за чертой надлома.
Как здорово, друзья, что мы живем
И затерялись на задворках сада!..
Ты стань жуком, я стану муравьем,
И лучшей доли, кажется, не надо.
* * *
Лагерей и питомников дети,
В обворованной сбродом стране
Мы должны на голодной диете
Пребывать и ходить по струне.
Это нам, появившимся сдуру,
Говорят: «Поднатужься, стерпи...»
Чтоб квадратную номенклатуру
В паланкине носить по степи.
А за это в окрестностях рая
Обещают богатую рожь...
Я с котомкой стою у сарая
И словами меня не проймешь!
* * *
Когда-нибудь настанет крайний срок
Для жизни, для судьбы, для лихолетья.
Исчезнет мамы слабый голосок
И грозный голос моего столетья.
Исчезнет переплеск речной воды,
И пёс, который был на сахар падкий,
Исчезнешь ты, и легкие следы
С листом осенним, вмятым мокрой пяткой.
Исчезнет всё, чем я на свете жил,
Чем я дышал в пространстве оголтелом.
Уйдет Москва — кирпичный старожил,
В котором был я инородным телом.
Уйдет во тьму покатость женских плеч,
Тех самых, согревавших не однажды,
Уйдут Россия и прямая речь,
И вечная неутоленность жажды.
Исчезнет бесконечный произвол
Временщиков, живущих власти ради,
Который породил, помимо зол,
Тоску по человечности и правде.
Исчезнет всё, что не сумел найти:
Любовь любимой, легкую дорогу…
Но не жалею о своем пути.
Он, очевидно, был угоден Богу.
* * *
Лишь подводя итоги в декабре,
И глянув на судьбу с другого бока,
На годы, что построились в каре,
Поймёшь, как жизнь пуста и одинока.
Где этот мальчик, в солнечном окне
Следящий белый крестик самолёта,
Гудящего в осенней тишине,
И римскую пятёрку перелёта,
Скользящую по небесам на юг?..
Где шалопай, лежащий на соломе,
Который выбрал в скопище наук
Науку грусти, что таится в слове?..
Где эти люди, родина и мать?..
Лишь призраки толпятся у порога,
И продолжает сигарету мять
Рука непроизвольно, и у Бога
Бессмысленно просить за мир, увы,
Людей исчезнувших из обихода
Без суеты и горестной молвы
В той очереди серой, как пехота,
Где ты стоишь, придвинувшись уже
К самой решётке, за которой бездна
Ревёт, как зверь – в подземном гараже,
И просьба о пощаде бесполезна.
* * *
Невесело в моей больной отчизне,
Невесело юнцу и соловью.
Я снова жду слепого хода жизни,
И потому тоскую или пью.
Невесело, куда бы ни пошёл, -
Везде следы разора и разлада.
Голодным детям чопорный посол
В больницу шлёт коробку шоколада.
Освободясь от лошадиных шор,
Толпа берет билеты до америк,
И Бога я молю, чтоб не ушёл
Под нашими ногами русский берег.
Из «Калужских стихов»
Когда гуляет листопад
В глухую пору по округе,
И листья, покидая сад,
Кружат по улицам Калуги,
И кто-то шепчет в полусне,
Что старой вишни больше нет,
Лишь только чеховским пенсне
В траве лежит велосипед.
А за оградой строгий дом,
В котором лестница, как локон,
При освещении таком
Похож на Александра Блока...—
То понимаешь, что пора
Избавить душу от привычки
Искать сравненья, что игра
Не стоит даже мокрой спички,
Поскольку знаешь наизусть
О чём поет лукавый табор...
В провинции такая грусть,
Что обойдёмся без метафор.
* * *
Когда подступает тоска,
Когда я и замкнут, и скован,
И, как от забора доска,
Оторван от мира людского,
Тогда в серебристую рань,
Забыв о снегах расставаний,
Целую тебя через ткань
Годов и больших расстояний.
Целую сквозь грустный покой
Октябрьской нечаянной сини.
Ты — чудо, ты будешь такой
Во мне и со мною отныне.
У счастья секретов не счесть,
И я от судьбы не завишу —
Ты кажешься лучше, чем есть,
Но разницы я не увижу...
* * *
Благословенна память,
Повёрнутая вспять.
Ты будешь больно падать,
Да редко вспоминать.
Осядет снегом горе,
Дитя увидит свет...
В естественном отборе
Для боли места нет.
Лишь память о хорошем,
О том,
Что стало прошлым,
О нежности,
Которой
Ещё принадлежу,
О голосе любимом,
О том,
Что стало дымом,
Необъяснимым дымом,
Которым дорожу...
Последнее письмо
Прощай, любовь моя, сотри слезу...
Мы оба перед Богом виноваты,
Надежду заключив, как стрекозу,
В кулак судьбы и потный, и помятый.
Прости, любовь моя, моя беда...
Шумит листва, в саду играют дети
И жизнь невозмутимо молода,
А нас – как будто не было на свете...
Комментарии 10
* * *
Лагерей и питомников дети,
В обворованной сбродом стране
Мы должны на голодной диете
Пребывать и ходить по струне.
Это нам, появившимся сдуру,
Говорят: «Поднатужься, стерпи...»
Чтоб квадратную номенклатуру
В паланкине носить по степи.
А за это в окрестностях рая
Обещают богатую рожь...
Я с котомкой стою у сарая
И словами меня не проймешь!
Не спрятаться ,не скрыться ,
И каждая нам строчка говорит ,
Как собирал народ по нитке ,
Больной ,где плачет маленький ребенок,
Или бездомный,где нет пристанища ,укрыться теплого угла ,
Россия ,как же ты бедна !
Ты помогаешь всем ,
Так помоги себе,
Чтоб не было людей просящих,пусть без катомок,
Старух и стариков беззвучно ноющих
Нам говорят терпи ,мы терпим ,
Идёт война