Предыдущая публикация
ЧЕЛОВЕК ОДИН НЕ БЫВАЕТ
«Я всегда была занята по уши настоящим»
Однажды мне захотелось написать книгу для старушек и стариков.
Книгу о том, что старость может быть очень даже красивой и живой.
Чтобы, когда им нездоровится или просто станет грустно, они могли взять мою книжку и…
И получить задуманный мной терапевтический эффект!
Книгу я посвятила памяти поэтессы Татьяны Гнедич — она прошла через войну, через тюрьму, но это был самый красивый старый человек моей молодости, я ее очень любила и люблю.
— Как менялось с годами Ваше отношение к старению?
— Как мне теперь помнится,
я всегда была занята по уши настоящим, о прошлом или будущем мне думать было совершенно некогда, поэтому и до мыслей о старости как-то вовсе не доходило.
А когда старость подошла,
я приняла ее как настоящее,
а не будущее, ну и просто стала жить с нею чуточку по-другому.
Прическу, например, сменила,
выбрала ту, о которой думать вообще не нужно, не то что ходить
в парикмахерскую:
заплела с утра косу, замотала в кичку — и целый день свободна!
Совершенно перестала употреблять украшающую косметику, оставила только питательный крем.
Я тогда сразу же раз и навсегда решила, что моложавая старуха — это прекрасно, но уж как Бог даст.
А вот молодящаяся старуха — от этого избави Бог!
— В одном из интервью Вы говорили, что имели перед глазами пример настоящей христианской смерти — монахини Афанасии.
А пример христианской старости видели?
— Да сколько угодно!
В монастырях и на приходах, видела и вижу. И не только.
Вот, к примеру, прототип моей Агнии Львовны в книге
«Жила-была старушка в зеленых башмаках», преподавательница филолог Наталья Алексеевна Крутецкая, типичная петербурженка, светлейший
и добрейший человек, умница и праведница. Мы были соседками
в любимой моей деревне Ириновке,
пока была жива моя мама.
Мы с мамой ее друг к дружке даже ревновали! Ее обожали все,
и взрослые и дети, вокруг нее всегда был народ.
Или вот подружка моя, Нина Степановна Якорева. Этой зимой умерла от рака. Вся жизнь отдана была детям, внукам и правнукам.
И Богу. Жила скромно, говорила почти неслышным голосом, слова осуждения никогда не произнесла,
в церкви всегда в уголке стояла.
А когда умерла — отпевали три священника, хоронили прихожане из трех берлинских приходов,
в трапезной на поминках мест
не хватило.
Вечная память тебе, Ниночка!
— Ваша мама — для вас образец достойного старения?
— Безусловно. Образец достойной жизни и достойной старости.
Мама была человеком долга
и строгой любви, хотя внуков, конечно, баловала. Трудилась всю жизнь с утра до вечера и, тяжело болея последние восемь лет перед смертью, больше всего страдала оттого, что уже не может больше хлопотать, заботиться, работать.
— Чему Вы научились, глядя на нее?
— Тому, что духовную жизнь нельзя откладывать на старость.
К сожалению, мама погружалась
в труды и заботы, а молитвы
и хождения на службы, признавая их важность, всё откладывала
«на потом». И как же тяжело ей было в старости молиться,
и как легко забывались выученные молитвы… Правда, Иисусову молитву она твердила и при последнем инфаркте, оказавшемся роковым.
«Мы с молодости готовим себе
и старость, и успение»
— Насколько, на Ваш взгляд, связано то, как человек проживает старость, и то, как он умирает?
— Старость и есть подготовка
к смерти, как предыдущая жизнь есть подготовка к старости.
Нынче принято о смерти не думать, да многие и о старости помнить
не хотят, по принципу
«О чем не думаю — того и нет!».
Для таких «страусов» и старость,
и смерть приходят внезапно,
будто грабитель из-за угла,
и вызывают ужас и панику.
А кто готовился к старости заранее, как к естественной перемене жизни, как к приходу дорогого
и доброго гостя, тот и уживается
с нею легко. Кто любил и любит людей и Бога, тот и в старости не одинок, того и в смерти будут окружать дорогие любимые люди,
и Бог с ним всегда будет рядом, даже еще и ближе, чем в молодые годы. Кто в старости был в Церкви, тот и на смертном ложе будет оставаться в ней.
— Как Вы готовились к старости?
И как бы советовали делать это молодым?
— Ну, мне-то, можно сказать, «повезло». Я овдовела, вышла
на пенсию и уехала в Леснинский
Свято-Богородицкий монастырь, где и жила трудницей почти четыре года, так что мое осознание подошедшей старости, моя «перестройка» прошла в самой благоприятной обстановке.
Я и не заметила, как из зрелой женщины превратилась
в начинающую, можно сказать, молодую старушку.
Кстати, могу всем посоветовать
в начале старости пожить некоторое время в монастыре, чтобы и перестроиться, и наметить себе новый путь, и молиться научиться. Очень это помогает!
А вообще мы, сами того не зная,
с молодых лет готовим себе
и старость, и успение.
Вот, скажем, в юности сотворишь по глупости и неразумию какой-то
несуразный грех, вроде и сожалеешь о нем, но думаешь по молодости лет:
«А, пройдет и забудется!»
Но не забудется, не обольщайтесь,
и не пройдет беЗследно,
а вспомнится в старости во всей своей беЗпощадной резкости
и прямоте, будет названо точным разящим словом.
И покаешься, и отпущение получишь — а все равно не скоро забудешь. Один грех отмолишь, забудешь — другой вспомнится, начинай сначала!
Потому и молимся в старости:
Грех юности моея и неведения моего не помяни, Господи (Пс 24:7).
Куда идем всю жизнь — туда
и приближаемся в старости.
А закончим этот путь уже там, достигнув цели, к которой шли.
— О каких еще преимуществах старости можно говорить — в общем и в частности?
— Преимуществ и привилегий много.
В старости, к примеру, отпадают многие заботы и уже уплачены многие долги. Появляется ощущение легкости, свободы:
ты уже полностью хозяин своего времени, только ты сам решаешь,
чем тебе заниматься, что делать,
а чем можно и пренебречь.
Есть и многие совершенно неожиданные привилегии старости:
отношения с молодежью, например. Быть бабушкой не только для своих молодых,
но и практически для всех,
кто к тебе приблизился по жизни, —
очень ласковое, приятное…
но и ответственное состояние.
Я очень люблю моих молодых друзей, они мне стали родными —
это какая-то новая, особенная родственная связь.
Они меня балуют, они за меня молятся каждый день,
и кто знает, какой частью моей бодрости и моего вполне приличного здоровья
я обязана этим молитвам?
Спасибо им за них, и спаси их Господь!
«Верующий человек один не бывает»
— Вы живете одна.
На Ваш взгляд, чем уединение отличается от одиночества?
Одиночество — всегда
с негативным оттенком?
Оно неизбежно в старости?
— Одиночество — страшная вещь, тягостная и безысходная мука,
ведущая к отчаянию.
А вот уединение — оно прекрасно
и желанно, причем в старости особенно. Старому человеку уединение необходимо, как хлеб насущный, оно дается ему для богомыслия и созерцания,
для молитвы и подведения итогов.
Да и для полноценного восстановительного отдыха — тоже.
То же, кстати, касается
и умирающих любого возраста:
любите их, лелейте и окружайте любовью, как облаком,
но обязательно давайте им время побыть с собой и с Богом наедине.
Мне кажется, в старости нормально, что даже самые любимые люди воспринимаются уже как гости — желанные, но…
Но без постоянной прописки
в вашей комнате и у вашего изголовья!
— Нередко люди, особенно пожилые, утверждают, что надо создавать семью для того, чтобы избавить себя от одинокой старости. Вы с этим согласитесь?
— У каждого человека и в каждой семье свой стиль жизни, в каждой избушке свои погремушки».
Я всегда жила отдельно
от родителей, и мои дети и внуки
тоже живут отдельно от меня.
Тем радостней наши встречи
и гостевания.
Но я могу себе представить
и большой дом, где дружно
и счастливо живут вместе люди трех-четырех поколений.
— А Вы можете себе представить счастливого пожилого человека,
у которого нет родных — ни внуков, ни детей?
— Могу.
Счастливы старики в монастырях
и в дружных приходах: они нужны
и они при деле — да еще каком!
Есть одинокие старики, всегда окруженные людьми:
учениками, друзьями, соседями.
Мои подружки-старушки либо все «семейные», либо живут какими-то высшими интересами — верой, творчеством, делами милосердия. С одинокими и озлобленными
я как-то и не сталкивалась.
— Вы хотите сказать, что семья
в определенном смысле может быть «заменена» высшими интересами?
— Заметьте, у меня на первом месте поставлена вера.
Простите за каламбур, но иноку одиночество не грозит, пока он не в затворе — так ведь он и там не один.
Верующий человек один не бывает.
И, как правило, в житейском плане тоже.
— В глубокой старости как Вы себя видите — я сейчас имею в виду не здоровье, а скорее образ жизни?
— Ну, какие-то коррективы придется вносить, я полагаю.
Думаю, что уже не смогу писать большие вещи, ограничусь рассказами и сказками для детей.
Если совсем подведет зрение — вернусь снова к стихам.
Стихи легче сохранить в памяти
и попросить потом кого-нибудь записать.
Но в основном я надеюсь на то,
что постепенно работа и прочие заботы и радости будут замещаться молитвой. А внешняя сторона жизни — как Бог даст, так и жить будем.
— Постоянно можно слышать
от пожилых людей:
«Главное — здоровье».
Если утвержден приоритет духовной жизни, как меняется отношение к здоровью?
— Я думаю, что внимание к своему здоровью должно быть все-таки дозировано: приглядывать за своим осликом надо, чтобы не запаршивел и не разболелся, но и баловать его особо ни к чему,
не то твой осел тебя оседлает,
как у С. Маршака —
«Ослик на дедушке едет верхом!»
Но вообще-то древние ошибались: не в здоровом теле здоровый дух,
а у здорового духа тело ведет себя как здоровое, потому что уважает хозяина.
— Как, по Вашему мнению,
не перегнуть палку, не перешагнуть эту грань — между молодящейся или моложавой пожилой женщиной?
— Не быть «молодящейся старухой»
— это целиком зависит от нашего вкуса, а быть «моложавой старухой» — от наших собственных стараний, дисциплины и образа жизни:
кем захочешь — тем и станешь.
— Какова лично Ваша дисциплина
и образ жизни в этом плане?
— У меня есть дела и планы на каждый день… даже если я с ними не вполне справляюсь!
За исключением работы за письменным столом и «вахты»
на любимом форуме (я, простите, генерал-модератор, о как!),
есть еще церковь (нерадива, каюсь), обязательные долгие прогулки и занятия гимнастикой на воздухе. Теперь это чаще называется «фитнесом», но мне милей старинная «гимнастика».
У меня неподалеку, на берегу реки, есть площадка, где стоят разные гимнастические снаряды — вот туда я и хожу заниматься, одна или с подружкой. Она почти на 20 лет младше меня, но это мне приходится ее туда тащить,
а не наоборот.
— Православному христианину легче стареть, чем неверующему?
— Легче ли жить состоятельному человеку, чем нищему?
Конечно, легче!
Как бы ни хорохорился атеист,
ему не избежать тоски при мысли
о смерти, ему нужно собрать все свое мужество, чтобы спокойно думать о ней. Можно, конечно, уважать того, кому это удается,
но как же его жаль, беднягу!
Страх смерти знаком и христианину, особенно страх предсмертия.
Тело смертно — телу предстоит умирать, а мы все же с ним сроднились, оно нам не чужое.
А душа — она, естественно, трепещет при мысли о встрече
с ангелами, с Богом, но она еще
и радуется, и надеется на лучшее!
И ждет встречи с теми, кого любила при жизни.
А сколько неизвестного впереди откроется…
И в этом смысле смерть — потрясающее приключение.
— Что, по-Вашему, нужно старому человеку, чтоб он чувствовал себя счастливым?
— Быть им.
А все возможности для этого есть. Бог дает их всем без разбору,
никого не обделяя.
У каждого своя собственная уникальная старость.
Это как любовь — у всех она своя.
Думаю, старость надо принимать как есть.
В жизни всё, как в природе:
бывает весна, бывает осень, бывает вёдро, бывает дождь, и надо просто «одеваться по погоде».
Весна прошла, что ж, жалеть об этом?..
А вы представьте себе альпиниста, который идет к вершине,
и вот ему уже остались не километры, а последние сотни метров. В пути он и в грозу попал,
и едва избежал обвала, половину снаряжения растерял, а костюм на нем ободрался, когда он пробирался через лесные завалы.
Устал он и простыл в пути,
но вершина уже близка,
и он уже видит сверху пройденный им трудный путь.
Хотел бы он в этот момент оказаться вновь у подножья горы —
в новеньком костюмчике, бодреньким и не знающим, какие испытания его ждут?
Я — нет…
_
православная писательница Юлия Вознесенская
Следующая публикация
Нет комментариев