Предыдущая публикация
Рекурсия
Я просыпаюсь.
Солнце обернуто паутиной, свалявшейся шерстью, нанизано на антенны — время: между шестью и…
Июль.
Иду по коридору; не доклеены обои. Пол — холодный, шершавый, пружинисто-влажный, как покрытие детской площадки после осеннего дождя. Воздух, пыльно-бархатный, танцует в солнечных линиях, выпущенных неплотно закрытыми шторами.
Он на кухне, моет посуду. Я щупаю пальцами каменную крошку, которой отделана дверная арка. Рассматриваю его спину, крупно-пористую, с коричными брызгами родинок и папиллом, колючий каштановый затылок, два колечка на правой мочке. Он улыбается голосом: «Совы встают до заката?»; я не хочу говорить с его спиной и затылком. Ноги покалывает мокрым холодом…
Я просыпаюсь.
В своей квартире. В феврале. В субботу.
А может, сегодня не суббота, может, пятница или понедельник, но точно не воскресенье, потому что я открываю глаза, и на темном с рыжими пятнами фоне неба падает крупный белый снег. Школьная форма — серая в фиолетовую клетку, с галстуком цветов государственного флага: небо и солнце, синий и золотой. Мама заходит: «Завтракать будешь?», а я думаю: школа закончилась. Иду на кухню, беру со стола нож, которым мама резала хлеб на гренки. Я черчу на ладони линию. Быстро. Горячо и больно.
Я просыпаюсь.
Съемная комната в Лениной квартире, большая двуспальная кровать, осенне-солнечное заоконье.
Мне в лицо: «Новости видела?!». Я в руки беру, экран светится. На экране — панорама бегства: люди, цветные и крохотные, забираются на крыши машин, домов, магазинов, и бегут, бегут, бегут, но ни бег, ни крыши не спасают их. Черно-серая дуга цунами, подгоняемая штормом, глотает их с машинами, домами и магазинами. «Как думаешь, до Москвы доберется? — тревожно. — А до Казахстана?» Я молчу. В комнату входит третий — потом я вспомню, что не знаю его. «Да подумаешь, — говорит. — Это же просто вода. Задержи дыхание и всплывай себе». Лена смеется, надрывно и нервно; я молчу. Не хочу! Не хочу! Не хочу! Представляю, как вода открывает окна и двери, без приглашения ломится в дом. Стекла разбивает на звон, опрокидывает, опустошает, выворачивает, заполняет звоном комнаты и уши. Я зажмуриваюсь, задерживаю дыхание. Не будет этого.
Не будет.
Я просыпаюсь.
Надоело. Встаю с кровати, оглядываюсь вокруг. Комната институтской общаги, весенне-солнечная, окно без штор. За окном — дорожки-скамеечки-деревца. Стук в дверь, Макс входит, и я думаю: опять. Рассказывает, увлеченно-отвлеченно, как с Милкой гулял по Москве, а я говорю: не гулял.
Как объяснить человеку, что он в другом городе, там, а здесь — не настоящий?
Решаю не объяснять — показываю: подхожу к окну, где этаж из второго стал седьмым, открываю, шагаю вниз и думаю почему-то, что он не увидел.
В уши врывается ветер, я знаю, что умею летать, но хочу посмотреть, что будет дальше. В этот раз я точно дойду до конца, добьюсь…
Меня уносит в сторону.
Я просыпаюсь.
В бескрайне-белом, бесцельно-большом.
Я — ветер. Не вижу себя, не чувствую, не управляю — но лечу.
Внизу — все в снегу, белое, холодное. На снежном полотне — завитки рельс. Поезд поворачивает, наклоняется на бок, как будто пошатанный ветром — но не мной — и падает.
Меня уносит в сторону.
Я вижу мельтешение: люди, машины. Пытаюсь рассмотреть. Все движется, движется, движется…
Меня уносит в сторону.
Я вижу город, белый от снега, но не белый, как чистый лист, а белый, как выцветшая на солнце ткань — с примесью прежнего цвета.
Меня уносит в сторону.
Я вижу небо с обрывками облаков. Серое — но не серое, как графитовый грифель, скользящий по холсту, а серое, как дым, валящий из труб.
Меня уносит в сторону — и…
Я просыпаюсь.
Я просыпаюсь!
Я… Просыпаюсь?
#ТаисаЧужедома
Следующая публикация
Нет комментариев