Предыдущая публикация
Слово пацана
Мишка с Алёнкой брели по улице. Мишке говорить не хотелось. Всё для него в Алёнкином доме было странным и непривычным. И если настоящие семьи именно такие — он не знает, хочет ли он иметь настоящую семью. Однозначно он согласился бы на кота. На улице у самого входа в парк тусовались ребята. Трое.
— Ты где прохлаждаешься? — рыжий кучерявый паренёк с живыми карими глазами тормознул Алёну, хмуро поглядывая на Мишку.
Мишка на всякий случай тоже нахмурился.
— Принесла?
Алёнка протянула белобрысому пакет.
— Пельмени. Всё, что осталось.
— У меня — бутерброд, — полноватый мальчик с раскосыми глазами, что-то вытянул из кармана и бросил в просторную сумку, которую держал рыжий.
— Этот здесь что делает? — ткнул пальцем в Мишку рыжий, по всему было видно, что он тут за главного.
— Миша, познакомься, это мои друзья.
Первым Мишке протянул руку веснушчатый высокий мальчик в распахнутом пальто с румянцем во всю щёку.
— Илья, — представился высокий.
— Саша, — назвал себя косоглазый владелец бутерброда.
Рыжий руку спрятал за спину:
— Ты чего чужаков на нашу территорию водишь?
— А где обозначено, что это твоя территория? – моментально вспылил Мишка.
— Стёп, Миша – мой друг.
— Быстро ты дружишься. Другом так не становятся. Дружба временем проверяется или испытаниями разными. Может, он не друг, а личность гнилая.
— Сам ты личность!
— Альму пора кормить, — это Саша встрял. Пойдём, а то стемнеет скоро.
— Не ходи за нами. У нас тайна. Куда мы идём — чужакам не место.
— Он не чужак и не гнилая личность! — вступилась Алёнка.
Не хватало ещё, чтобы девчонка за него заступалась!
Илья тронул Стёпку за рукав куртки:
— Давай испытаем его, помнишь, как меня испытывали.
Илья приподнял рукав пальто, и Мишка увидел ожоговые капли на коже. Прижигали палёным пластиком, сразу сообразил он.
— Помнишь, какой скандал твоя мама устроила? — косоглазый Саша затряс головой.
— А я причём? — Илья спрятал ожоговый браслет.
— Из-за меня никто скандалить не будет, — сказал Мишка. — Я детдомовский. Если надо — пойдём, прижжёте.
Стёпка оглядел Мишку испытующим взглядом.
— Ладно пошли с нами. Я кое-что придумал.
Шли минут тридцать через парк, потом через гаражи, как оказалось, на свалку. Свалка была местом обитаемым. Несколько человек с сумками сновали по ней, временами что-то подковыривая и разрывая палками. Мишка в таком месте никогда не был. Он с трудом терпел вонь, которая поднималась от куч мусора. Оглядывал встречных. Один из сборщиков мусора остановился, поправил очки на переносице и вежливо кивнул рыжему Степану.
— Дядя Лёша, — отрекомендовал его рыжий. — Сосед наш бывший. Теперь здесь живёт.
— А почему не дома? — спросила Алёна. — Что с ним произошло?
— Мало ли что может произойти с человеком, — философски заметил Степан. — Никто не знает, где он будет завтра.
Альма вышла на голос из-за кустов, где ребята обустроили ей будку. Сверху собачий дом был накрыт плащом, который когда-то принадлежал Илюшиному папе. Плащ был импортный, пропитанный непромокаемым составом. Хороший плащ.
Илья папе признался, что плащ взял на хорошее дело для беременной бездомной собаки. Папа шум поднимать не стал, плащ после Альмы носить отказался, заявил, что вполне без него обойдётся. Это была их с папой тайна. Только в следующий раз просил сначала спросить у него, а потом уже брать.
— Мы могли что-то более подходящее для собаки подобрать, — сказал он.
Илья подумал: «Это вряд ли». Плащ подошёл замечательно. Ребята полдня сбивали для Альмы будку из досок, которые они нашли здесь же, на свалке. Будка получилась корявая, но вместительная. Запрятали её в кусты на окраине свалки. Сверху накрыли плащом и густо обмазали грязью — для тепла и конспирации, чтобы местные жители не позарились. Изнутри устлали картоном. Алёнка выпросила у мамы свою старую куртку. Куртка была уже мала, но мама хотела сохранить её как память. Алёнка от памяти отказалась.
Местный свалочный старожил, Жоха, пытался отжать у Альмы будку для своих нужд, но обычно спокойная собака охраняла единственную жилплощадь так яростно, что он отступился и больше в эту часть свалки не наведывался.
Ребята выложили перед Альмой свою добычу. Худая поджарая псина съела всё. Пельмени и бутерброд. Из будки тут же выползла собачья ребятня и пристроилась вдоль маминого живота — за молочком. У Мишки еды не было. Он гладил собаку, а она лизала его руки тёплым шершавым языком.
— Вот тебе испытание, если хочешь с нами дружить. Выдержишь — примем в команду. Сторожи Альму со щенками, пока мы тебя не сменим. Живодёры после шести на свалку наведываются. Собак ловят и на живодёрню вывозят. Мы Альму в это время караулим, чтоб не забрали, вон Алёнка ей ошейник принесла, если что говорим — наша собака.
Мишка присел рядом с Альмой. Щенки копошились рядом, тыкались слепыми мордами в тощий собачий живот. Мишка пристроил деревянный ящик возле будки. Щенков было трое. С рыжими подпалинами. Мишка гладил собаку, слушал поскуливание пока не стемнело. Знал, что Ирина Аркадьевна и Лидия Ефимовна будут переживать. Но уйти не мог. Слово дал. Холодно было на свалке. Когда опустилась ночь, Мишку сморило. Он прилёг здесь же, рядом с будкой. Чудесный собачий дух перебивал вонь свалки. Альма решила, что Мишку ей подкинули, и теперь её обязанность обогревать и его тоже. Она выбралась из будки и подставила ему тёплый бок. Бок, которым Мишка прижался к Альме, почти не замёрз. Утро было холодным, у Мишки зуб на зуб не попадал. Трясло его. Ближе к вечеру следующего дня, который Мишке показался бесконечным, пришла Алёнка с едой:
— Миш! Ты здесь что делаешь?
— Альму сторожу, — слова застревали у Мишке в горле, не выговаривались.
— Ты домой не ходил? В детдом свой?
— Я слово дал.
— Мишка, пошли быстрей! Тебя же ищут!
— Не могу. С Альмой кто останется?
— Миш, считай, что я тебя сменила, сегодня воскресенье, по воскресеньям живодёры на свалку не наведываются.
Следующий день Мишка провёл под домашним арестом. Перед этим Ирина Аркадьевна трясла его минут десять так, что Мишке казалось — голова отвалится. Потом плакала. Потом его отправили на помывку. Переодели. Одежда, пропитавшаяся запахом свалки, отправилась в прачечную.
Три дня Мишка лежал с температурой. Не помнил себя. Врач сказал — пневмония. Лежать в больнице было скучно. Мишка поймал себя на том, что вместе с местной больничной малышнёй прилипает к окну ближе к вечеру и всматривается в весенние сумерки. Те — понятно, мам ждали, а он кого? Мишка рассердился на себя и лёг на кровать носом к стенке.
— Васильев! К тебе пришли!
Мишка дёрнулся, но не повернулся. Ясно ведь, рядом где-то лежит ещё один Васильев. И всё-таки Миша украдкой посмотрел на дверь. Там, укрытые, словно бурками, больничными халатами стояли рыжий Стёпка, косоглазый Саша, Алёнка в жирафах. Позади высился Илья. Компания шумно ввалилась в палату. На кровать ему из авоськи высыпали большие рыжие апельсины. Мишка апельсинов никогда не ел. Больше всего его поразили именно апельсины. Он разглядывал их, гладил пальцем. Сначала все молчали. Потом разом загалдели, перебивая друг друга:
— Мишка! Ты принят! Ты теперь в команде!
— У меня в голове не было, что у тебя такое слово! Ты прости, меня родители на дачу увезли, я-то думал, что ты давно ушёл…
Раскрасневшийся Мишка лежал на кровати, заваленной апельсинами, и улыбался.
Зашла медсестра:
— Васильев, да ты горишь! Брысь посетители!
— Мишка! Поправляйся! Мы будем ждать тебя на нашем месте. У фонаря!
В больнице Мишка провёл два месяца. Пневмония оказалась двусторонней и никак не хотела выпускать Мишку из цепких лап. Через два месяца Мишка, вытянувшийся и похудевший, снова оказался в детском доме. Здесь его ждали перемены. Ирину Аркадьевну уволили из директоров за его побег, и главнокомандующим их детского дома стал никогда не виданный им Фёдор Михайлович Клочков.
Правила ужесточили. Мишку опекали и караулили особо, и только недели через три у него появилась возможность проскользнуть в парк. Издали он увидел, что у заветной скамейки стоит дед. Ни о чём не думая, Мишка припустил к скамейке бегом. Василий Андреевич обернулся. Глаза его искрили теплом. Дед протянул Мишке руку. Тот робко вложил в горячую ладонь деда свою и счастливо поморщился — так крепко пожал ему руку дед.
— Василий Андреевич, — Мишка поднял на деда глаза, — Кажется, я правильно сделал, уйти не должен был — слово дал, и собаку защитить нужно. А как же Ирина Аркадьевна? Её из-за меня уволили, — Мишка вытер быстрые слёзы. Только они всё не переставали, сбегали по щекам скорым дождиком.
— Давай сядем, Миша. — дед присел на краешек скамейки, Мишка протяжно всхлипнул и водрузился рядом.
— Это сложно, Миша. Это сложно, в любых обстоятельствах оставаться человеком. Если бы у тебя был телефон, ты бы позвонил, так ведь? Но у тебя нет мобильного. Иногда приходится выбирать между дорогим для тебя человеком и тем, кто сам себя защитить не может. Думаешь, твои приключения закончились? Нет, друг Мишка. Человек каждый день выбирает между правдой и неправдой, между добром и злом.
Дед откашлялся и весело глянул в покрасневшие от слёз Мишкины глаза:
— А ты слышал, у Митрича в сторожке жильцы появились?
Мишка мотнул головой.
— Сходи, посмотри. А мне пора. Ну, беги.
Митрича не было. У строжки Мишка увидел вместительную тёплую будку, рядом стояла миска внушительных размеров. Из будки на шум вывалило собачье семейство — Альма и подросшие щенки.
(с) Автор: Путник /Бумажный Слон
#рассказы
Следующая публикация
Нет комментариев