— Представь, если однажды я уйду, — сказал Тузенбах как-то утром Менестрелю. Солнце стояло еще высоко, и впереди их ждал долгий рабочий день. Ведь всем известно, что песни сами не поются, а стихи — не сказываются.
— И куда же ты уйдешь? — лениво поинтересовался музыкант, мягко перебирая струны старой лютни.
— Я еще не знаю, и это не важно. Важно, что я уйду. А ты будешь по мне скучать. Ведь будешь? — кот настороженно глянул на друга.
Бард снова тренькнул пальцами по струнам и кивнул:
— Конечно, Туз. Мне будет не хватать твоих нравоучений, весенних воплей и вездесущей шерсти. Именно по ним я буду особо скучать и ощущать нехватку котовости в жизни.
— Смеешься, — фыркнул кот, — но вот если я уйду...
— А представь, если уйду я? — перебил его менестрель. — Ты проснешься утром, а меня нет.
— Так не бывает, — возмутился Туз, — я чутко сплю и слышу, даже как ты во снах гоняешься за ведьмочками или думаешь о новой песне. Тогда твои мозги так и скрипят, — поделился кот наблюдением.
— А не важно, что ты чуткий. Просто представь, что ты ушел в загул с кошками, а когда вернулся, меня нет. И я не вышел за пучком редиса или флягой кваса, а совсем ушел. Вот ты скучать станешь?
Тузенбах недовольно распушил усы. Сразу видно, что собрался спорить.
— Мы, коты, особенно магические, если не связаны контрактом, то свободны идти куда хотим, гулять где хотим и жить с кем хотим.
— Опять ты про себя, — хмыкнул бард, — а я тебе о другом. Не ты ушел, а я. Заскучаешь?
— Возможно, — не сразу ответил кот, — даже наверняка. Я ведь привык к тебе. Сколько времени мы уже вместе? Столько былые кошки не живут.
— А точнее, тринадцать дотебяшних Тузенбахов, мой четырнадцатый друг, — подсказал музыкант и горделиво сыграл боем нечто этакое, огненное, — опять же, ты мне должен за имя.
— Спасибо, что напомнил мне, какой я неединственный в твоей жизни, — надулся кот. Он хотел еще что-то сказать, но тут подошли зеваки, и менестрель принялся раскланиваться и готовиться к выступлению. Тузу ничего не оставалось, как сидеть подле товарища на мостовой и периодически подпевать, делая вид, что это музыкант чревовещает. А кот просто удачно разевает рот.
Зрители хохотали, глядя на их дуэт, и в шляпу, кинутую под ноги, сыпались мелкие медные монетки, хотя пару раз блеснуло серебро.
Туз пел про пастушку, вздумавшую пасти карасей, про ведьму, забывшую волшебное слово. Страдал вместе с бардом о судьбе рыцаря, преданного любимой, и подмурлыкивал в балладе о всякой всячине.
Он пел и думал, что, хоть на свете есть множество ремесел, его — самое лучшее. Ведь что может быть прекрасней, чем путешествие с другом? Да, им часто приходится ночевать под кустом, и не всегда есть вкусный ужин, но зато сколько приключений они пережили вместе. Уж наверняка побольше, чем любой котенок из его помета. Те крепкие славные малыши, что получили свои имена от ведьмы и были проданы в престижные магические дома. «Да, наверняка все так и было», — решил Туз, беря последнюю ноту в частушке про петушка.
В этот момент с крыши соседнего дома, точно фейерверк на праздник, брызнула стайка яркогрудых птах, а затем на площадь, прямо позади зрителей, приземлилась изумительная белая кошка, в зубах которой еще трепыхалась одна из птиц. Тузенбах так обомлел от ее красоты, что и впрямь «дал петуха», сорвав финал песни.
Менестрель удивленно глянул на кота, но тот замер. Все его мысли сейчас были только о снежной незнакомке. Та, в свою очередь, точно почуяв, что ее приметили, не спешила убегать. Наоборот, она медленно двинулась вперед, покачивая пушистым хвостом, будто пуховым веером.
Ее добыча уже совсем обмякла и даже не трепыхалась, когда красотка, проскользнув под ногами людей, бросила дичь в шляпу менестреля.
В толпе раздался женский визг, кто-то заохал, заворчал, и вот уже круг слушателей распался. Люди спешили уйти, позабыв поощрить уличных музыкантов.
— Ну спасибо... — вздохнул бард. — Полчаса стараний, и все кошке под хвост!
— Пожалуйста, — внезапно откликнулась кошка, еще больше удивив Туза, — кушайте с булочкой.
— Ты говорящая? — зачем-то спросил Тузенбах незнакомку.
— Конечно, так же, как и ты, — кивнула та и стала изящно вылизывать лапку.
— Но, значит, ты магическая кошка, где твоя хозяйка? — вмешался бард в разговор, оглядываясь по сторонам, точно ожидая, что к ним вот-вот подбежит ведьма или выскочит из переулка колдун.
— Я — свободная магическая кошка, гуляю где пожелаю и не позволю диктовать мне ваши людские законы! — фыркнула красотка, подергивая розовой пуговкой носа.
— Вы божественны, — признался Туз, знавший толк в комплиментах.
— Я знаю, — фыркнула опять кошка, прикрывая мордочку метелкой хвоста.
— Так, Туз, давай заканчивай кокетничать с дамой, и пошли искать новое место, — Менестрель вытряс из шапки тельце птички себе на ладонь. И осторожно положил ее под куст роз.
— Я сейчас. Я конечно, — затараторил Туз, но все его мысли были о кошке и ее словах. «Магические создания никому ничего не должны».
Он еще долго оглядывался на белоснежную бестию, сидевшую посреди площади. А потом ее скрыла от кошачьих глаз толпа.
Выступление не ладилось. Туз забывал подпевать, сбивался, и наконец менестрель, осерчав, сказал ему, что худшего исполнения в жизни не слышал. Тем более от волшебного кота. Затем музыкант подхватил лютню и ушел в трактир. Не позвав с собой Туза. Да тот не шибко и хотел.
Он поспешил вернуться на площадь в надежде вновь увидеть незнакомку.
— Пришел, — мяукнула та, выныривая из-под розовых кустов и сладко потягиваясь, как только что проснувшаяся кошка, какой она в целом и являлась.
— Как видишь, — кивнул Туз.
— Славно, что ты бросил этого лентяя, — сказала незнакомка, обходя Тузенбаха кругом, — что толку служить человеку, когда можно быть самим собой? Можно быть свободным котом и делать то, что ты хочешь.
— Я ему не слуга! — возмутился Туз. — Мы друзья.
— Друг? — удивилась кошка, вытаращив на собеседника голубые глаза. — Так, значит, вот как называется человек, выставляя тебя посмешищем. Бессловесной тварью и глупой чучелкой, открывающей рот по его велению.
— Это совместное творчество, — пробормотал Туз, которому вдруг стало стыдно за поведение барда.
— Как ни назови, все — дрянь, — резюмировала кошка и тут же скользнула вперед, прижимаясь своим боком к боку Туза, — с нами ты стал бы счастливей.
— С кем это — с вами? — не понял тот.
— О, неужто ты думаешь, что я единственная магическая кошка, которая живет как хочет? Вовсе нет! Нас целая семья, и нам всегда есть о чем поболтать, и мы знаем, где перекусить, и, главное, никто нас не заставляет работать и быть посмешищем. Мы живем для себя! — она гордо вскинула свою мохнатую голову, а затем плавно, точно скользя, отправилась прочь от Тузенбаха. Того и гляди затеряется в наступающих сумерках.
Кто может упрекнуть кота, если ему вскружила голову кошка? Конечно же, Туз, очарованный этой свободной бестией, этой чертовкой в белой шубке, пошел за ней.
И они пели серенады под звездами и играли в прятки среди теней и дымоходов. Вместе с другими говорящими котами вели споры о бытие и ведьминских слабостях. Говорили о высоком и низком, о далеком и близком, а еще молча глядели на людей. Так, как это умеют все коты, не важно, говорящие они или нет.
— К рыбнику завезли свежий улов! — порадовал остальных рыжий Огнеброд. Он слыл задирой даже среди молчунов. А уж среди магических зверей и вовсе стал именем нарицательным. Бывало, воспитанные мамы-кошки пугали своих неразумных малышей, что если те не станут учить латынь и читать заклинания по книжкам, то станут такими, как Огнеброд! Одноглазыми и одноухими.
Конечно, потеря глаза и уха никак не была связана с непослушанием в детстве. Наоборот, кот злился, что колдун, которому он служил, напортачил с зельем, и котел рванул. А в результате покалеченный зверь стал неугоден в доме, и туда принесли нового жителя. Премудрого попугая.
— Я повыдергивал ему перышки из хвоста на прощание, — говаривал Огнеброд, и остальные коты фыркали в усы, одобряя такое поведение.
— Будем брать, — сразу же решила Полуденница. Именно так звали белую красавицу-кошку. Что ж, сказано — сделано. Не успели часы на городской башне пробить полдень, как вся ватага уже готовилась к нападению.
Рыбник знал, что его атакуют. Не в первый раз хвостатые твари кидались на его повозки, стараясь утащить одну-другую рыбину. В целом, мужик он был не жадный, но хамство котов не терпел. К тому же ему больше нравились собаки, которых он и держал в доме, аж три штуки. Низкорослые клыкастые псы цепко следили за товаром хозяина и если бились, то до крови.
Позднее Тузенбах не мог сказать, как так вышло, что, когда их отряд атаковал прилавки, именно он оказался один на один с псами. Будучи по природе мирным котом, он дрался из всех сил. И, возможно, ушел бы, если б не бочка, которая шлепнулась на него сверху, замуровав его в своей деревянной темнице да ещё отдавив хвост.
— Помогите! Друзья! — кричал Туз, но никто из кошек не пришел ему на помощь. Ему чудилось, что рядом мелькал Огнеброд, но от боли в хвосте он не знал, так это или нет.
— Полуденница! Помоги! — просил он, скребя когтями пропахшие рыбой доски. И вновь тишина была ему ответом. Псы, покружив рядом с ним, ушли. А Тузенбах так и остался в своей темнице.
Как знать, сколько он просидел бы там и не закончилась бы на этом его история, если бы кому-то из горожан не понадобилась та самая бочка.
Почуяв свободу, Туз рванулся вон и до самого жилья менестреля бежал так, что пятки сверкали.
— Бард. Бард, послушай! — завопил он, врываясь сквозь окно на их маленький чердак. Увы, слушать было некому. Несмятая кровать и пустая комната как бы говорили о том, что кот опоздал, и его друг менестрель ушел дальше.
Уставший и измученный Тузенбах до утра проспал на постели, где еще недавно грелся о бок музыканта, а утром отправился искать его. Он обошел город, и трактиры, и даже казарму. Однако менестрель словно исчез. Последним местом, где Туз еще не искал друга, оказался базар. Славные запахи еды дразнили оголодавшего кота. Желудок сводило, лапы заплетались, а придавленный хвост все еще ныл. Внезапно среди лотков и прилавков Тузенбах увидел Полуденницу. Как и в первый раз, она сидела перед ним, окутанная солнечным светом, вся такая таинственная и заманчивая. Туз уже было кинулся к ней, как понял, что она не одна.
— Послушай меня, — мурлыкала кошка совсем юному серому коту, — в нашей семье магических котов все равны. Мы свободны и независимы, упрямы и прекрасны и никому ничего не должны!
Туз только вздохнул. Да уж, не должны, даже помочь другу, да и был ли он им другом или еще одним новичком, которым можно пожертвовать за пару сочных рыбьих хвостов?
Отвернувшись, Тузенбах поковылял прочь. Тут его шугнули у прилавка с шуршавчиками. А затем едва не задавила телега, запряжённая драконом. Усталый и истощенный, он нырнул в лавку, заполненную всякой всячиной, и затаился под столом.
Вот мимо него протопали деревянные башмаки, и их хозяйка, поставив на пол большущую сумку, стала выбирать мышеловки. Из сумки вкусно пахло едой, и кот не сдержался. Точно тень, он скользнул вперед и нырнул в авоську головой. Сожрав невесть что, он наконец успокоился и задремал. Ему снился бард, уплывающий на корабле, и Огнеброд, каркающий ему в лицо: «Дур-р-рачок».
А затем чьи-то руки подхватили его, потащили вверх в тёплые объятья и искры радостного смеха.
Так началась новая жизнь Тузенбаха в Доме-у-Перекрёстка. Но это уже совсем другая история.
Юлия Гладкая
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев