Книготека

Купить жену (рассказ) - Я хочу купить жену! – выдохнул Ян Лексингтон. Продавец кивнул: - Пройдите, пожалуйста, со мной. Они направились вглубь зала, где на возвышении застыли десятки роботов – «жёны», последнее слово техники. Не только для домашней работы, но также для интимных услуг. Ян уставился с недоумением: - Простите... у них же нет лиц! - Лицо установите сами, - улыбнулся продавец. – А также цвет волос, темперамент, имя и многое другое, о чём говорится в инструкции. Впрочем, если хотите – могу я, прямо сейчас. - Нет, я сам, - сдавленно пробормотал Ян. – Скажите, если всё это устанавливается, чем они различаются? - Весом, комплекцией и высотой – то есть ростом. - Да, понимаю, - вздохнул Ян и начал рассматривать двуногие машины, не похожие даже на манекены из магазинов одежды. Наконец неуверенно показал на одну: - Вот эту, пожалуй. Продавец кивнул: - Одобряю ваш выбор, сэр. - Что? – насторожился Ян. – Другие чем-то хуже? - Никоим образом. Просто мне кажется, что с этой женой вы будете смотреться лучше всего. - Смотреться? Её можно показывать людям? Её примут за человека? - Разумеется! Только рекомендую установить ей молчаливость, иначе при первом же произнесённом слове всё раскроется. - Да, конечно, пусть будет молчаливой, - пробормотал Ян. Предстоящая покупка робота-жены обнаруживала всё новые проблемы. – И как установить... лицо? - Меню вот здесь, - указал продавец. Действительно, на табло, которое было скрыто под щитком на «груди», предлагались «лицо», «голос», «цвет волос», «манеры». Ян озадаченно почесал затылок: - Что значит – манеры? В смысле... чтобы она здоровалась со встречными? - И это возможно. Тип – «классическая английская жена». - Не знаю, хочу ли английскую жену, - пробормотал Ян. Линда – с ней он расстался полгода назад, - была англичанкой, хотя вряд ли причина развода заключалась в этом. - Сэр, это же манера поведения, - в голосе продавца послышалось лёгкое раздражение. – Если вам не нравится английская леди – можете установить французскую мадам. Правда, тогда с молчаливостью проблема... Но вот, к примеру, «восточная наложница». - Что? – удивился Ян. – Рабыня? - Ну... да, - смутился продавец. – Восточная женщина, в известном смысле, рабыня. Многим это нравится. - Не хочу рабыню, - вздохнул Ян и тут же подумал, что обманывает себя: ведь будущая жена, в сущности, всё равно невольница – бесправная машина. – Ладно, запакуйте, пожалуйста. - Что мне с тобой делать? – уныло обратился к покупке Ян, едва они прибыли домой. - Меня нужно настроить, - робко отозвался аппарат, голос которого оказался довольно мелодичным. – Если вам плохо видно меню, достаточно голосовых команд. - Я хорошо вижу, - вздохнул Ян и подошёл к «жене». Задумался над меню. Наверное, прежде всего – лицо... Варианты настройки были разнообразные, включая фотографии известных звёзд – нет, это уже слишком, показаться где-нибудь в обществе Тины Арены или Бритни Спирс, к тому же молчаливой... а вот это – годится: другой вариант предлагал устанавливать внешность «жены» примерно так, как полицейские строят фоторобот. Потыкавшись в опциях, Ян сделал нечто вроде лица, вполне миловидного... На панели появилась надпись: «Анфас запомнить?» - «Да», - невольно произнёс вполголоса владелец, нажимая кнопку. «Предлагаемый профиль...» - «Да». В верхней части машины начались движения, деформация, изменение цветов, появилось нечто вроде волос... И робот действительно стал похож на девушку. Довольно привлекательную, если не знать, откуда она взялась. Обрадованный первым успехом, Ян взялся за другие настройки. Голос менять не стал. Но вот темперамент... - Ладно, будь восточной женщиной, - уныло пробормотал он, с ужасом сознавая, что только такая супруга, будь она рождена людьми, надёжно избавила бы его от угрозы развода. – Но как быть с именем? Допустим, Фатима... Он представил себя в обществе Фатимы на улице, при встрече со знакомыми... Ужас, что они подумают о своём друге. Да и лицо, которое он с такими усилиями «нарисовал», не подходит Фатиме. - А чёрт с ним, - вздохнул Ян и установил режим «английская леди». – Ты же всё равно развод не потребуешь. Робот тактично кивнул, и Ян с облегчением установил первое пришедшее на ум имя - «Вивиан». Ещё через полминуты Вивиан получила право разговаривать без ограничений только дома, а на улице – исключительно односложно. Конечно, и теперь «жену» вряд ли стоит показывать знакомым, но выходить с ней можно... Ян захлопнул щиток настроек и почесал затылок. - Сделай ужин, Вивиан. Кухня вон там. - Да, сэр. - О, чёрт, я забыл... Меня зовут Ян. Так ко мне и обращайся. «Английская леди» деловито кивнула и направилась на кухню. «Муж» потрясённо уставился ей вслед: вот это фигура! А походка! Как жаль, что не живая... Хотя – какая разница? По дому работать для неё не проблема, и дети... «Жена», помимо интимных услуг, давала своему владельцу некоторую возможность продолжить род: сперма хранилась в замороженном виде и могла быть использована по прямому назначению. Правда, для этого требовалась живая женщина, которая даст согласие на некоторые вещи. Кстати... - Пора, наверное, заняться этим, - проворчал Ян и сел за компьютер. Он не сомневался, что поиск подходящей женщины займёт время. Делать кого попало матерью своих детей молодой человек не собирался, а приличная женщина наверняка косо посмотрит на подобное предложение. Поразмыслив, Ян зашёл в раздел объявлений по городу. Не прошло и получаса, как в сеть выпорхнуло следующее объявление: «Мне тридцать пять лет, я разведён. Хочу познакомиться с молодой, здоровой женщиной без цели создания семьи, исключительно для деторождения с помощью робота. Обещаю, что дам возможность будущей матери часто встречаться с ребёнком». Далее следовали мобильный телефон и адрес электронной почты. Когда на следующий вечер Ян включил компьютер, он не сомневался, что от объявления толку не будет. Слишком деликатная тема, да и какая женщина согласится, чтобы ребёнок оказался от неё оторван? Если только плохая мать. А нормальные женщины сочтут за психа, да, пожалуй, окажутся не так далеки от истины... Тем сильнее было его удивление при виде послания: «Ваше объявление меня заинтересовало. Можем встретиться. Кристен». Суховатость ответа скорее порадовала Яна – признак снисходительности, естественной со стороны разумной женщины. Итак, договориться о встрече... Они решили встретиться в субботу, в центральном городском парке, у памятника Черчиллю. Ян чувствовал себя двусмысленно: с одной стороны – нечто вроде деловой встречи, с другой – слишком похоже на свидание с женщиной, которую хочешь видеть матерью своих детей... Молодой человек оделся поаккуратнее и купил букет гвоздик. К памятнику приехал на автобусе: в это время трудно найти место для стоянки автомобиля. С ужасом подумал, что не спросил Кристен, как она выглядит... Зазвонил мобильный телефон: - Мистер Лексингтон, это Кристен. Я задержусь на пару минут, прошу прощения. - Да, конечно, - промямлил молодой человек, после чего разъединился, вздохнул с облегчением – и тут же сообразил, что и на этот раз не спросил, как узнать друг друга... Послышалось цокание каблучков. - Вы – Ян? На него вопросительно смотрела стройная, деловито-элегантная молодая женщина, которую можно было назвать красивой, если бы не усталость, сквозящая в лице. - Вы – Кристен? Это вам, - и Ян протянул букет. Края губ женщины дрогнули, она приняла цветы, вдохнула их аромат, слабо улыбнулась и вдруг похорошела. - Может, пойдём в ресторан? – чувствуя себя идиотом, пробормотал Ян. - Вы голодны? - Нет, что вы... - И я перед уходом позавтракала, - констатировала леди и кивнула на скамеечку неподалёку. – Предлагаю сесть там. Нечасто случается подышать чистым воздухом в парке. - А... да, конечно... – до Яна постепенно доходило, что дама, принявшая его приглашение, «синий чулок», причём не потому, что не пользуется успехом у мужчин – при её данных скорее наоборот, - а просто слишком занята по работе. Видимо, бизнес-леди. Они сели на скамейку. - Поясню, почему я вам написала, - заговорила Кристен. – Мне импонирует, что вы хотите детей. Я тоже, но при моём графике трудно уделять им достаточное время. Решение, которое вы предложили, приемлемо. Язык, на котором изъяснялась леди, был непривычен, хотя и уместен при её социальном положении. Всё же Ян отметил про себя, что выдержать полчаса подобной беседы не сумеет, так что лучше не тянуть. - Как бы нам это сделать? – пробормотал он, не понимая, нравится ему Кристен или нет. - Так, как вы написали. - А... можно, я расскажу о себе? Кристен кивнула и принялась нюхать гвоздики. Запинаясь, Ян изложил, что приходило в голову. Подумал и добавил: - Ну всё... вроде. - Почему вы развелись? Ян почувствовал, что краснеет. - Так она захотела. - Как-нибудь мотивировала своё решение? - Сказала, что больше не любит, - твёрдо ответил Ян. Про себя решил, что об изменах бывшей супруги, а также сделанном ею – против его желания – аборте не заикнётся. Кристен пожала плечами. - Странно, у вас покладистый характер, вы любите детей. Я её не понимаю. Беседа не то чтобы не складывалась, но была слишком непривычна. Прохожие вокруг бросали заинтересованные взгляды – особенно на хорошенькую женщину с букетом. - Можно, вы тоже немного расскажете о себе? - Да, конечно. Родилась в Лондоне, мне тридцать два года, я директор компьютерной компании «Триал Лимитед», замужем не была. Полагаю, мои доходы за прошлый год вас не интересуют? - Нет, конечно, - вздохнул Ян. Ему вдруг стало невыносимо жаль эту красивую женщину, которая хочет детей, но даже не может нормально высказываться... Он не понял, как это произошло: внезапно обнял Кристен и принялся целовать её. Молодая женщина вздрогнула от удивления, казалось, хотела запротестовать... но неожиданно положила букет рядом и обняла Яна... *** У супругов Лексингтон двое детей, и чтобы они родились, робот не понадобился. Однако это не значит, что Вивиан лишняя в семье: она прекрасная нянька и домозяйка, а учитывая страшную занятость Кристен Лексингтон, это немалая подмога. По выходным вся семья, включая Вивиан, выезжает на природу, и только вечером Ян и Кристен уединяются, чтобы снова слиться в единое целое... --- Автор: Ф. Славкин Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Ошибка молодости (рассказ) Сказать, что Лилия была в шоке — это ничего не сказать. В замешательстве хлопая глазами, она рукой пригласила мужчину войти. — Проходите, гости дорогие. Меня Александр Петрович зовут, я отец этой красавицы… — суетливо поприветствовал Филиппа муж. — Лиль, ты чего побледнела? Та только помотала головой. — Похоже на давление. Вы проходите на кухню, я сейчас… Едва закрыв за собой двери в спальню, Лилия дала волю чувствам. Слезы катились сами собой… Ну как такое возможно, чтобы из всех молодых людей на свете дочка выбрала именно Илью. Ребята встречались уже год, и дело шло к свадьбе. На следующей неделе молодые уже планировали подавать заявление, и вот сегодня решили познакомить между собой родителей. Лилия и представить не могла, что ее будущим сватом станет именно Филипп. Никто не знал ее тайны: она хранила ее больше двадцати лет. Ведь Филипп — это настоящий отец ее дочки Людочки! Вытерев слезы и немного успокоившись Лилия вышла к гостям. Муж уже вовсю развлекал гостей, играя на губной гармошке свою фирменную «калинку-малинку». Лилия улыбнулась — золотой мужик ее муж. И приготовить, и гвоздь забить, и повеселиться. Как можно сейчас ему сказать, что Людочка — не его дочь? Ведь он воспитывал ее с самого рождения. Она посмотрела на гостя — узнал он ее или нет? По хмурому взгляду Филиппа было ясно — узнал. — Представляешь, Лиль, Филипп Владимирович всю жизнь один воспитывал Илюшку. Вот так отец-герой! Лилия кивнула. Она даже знала, почему так получилось. *** Воспоминания снова окунули ее в события двадцатилетней давности. Они с мужем были полгода как женаты и крупно поругались. Сейчас Лилия даже не могла вспомнить даже причину той ссоры. Вне себя от злости, она отправилась в гости к подруге Зое, которая жила на съемной квартире. Шумная вечеринка для студентов и просто веселой молодежи обернулась для Лилии главной трагедией всей жизни. Ведь именно у Зои она и познакомилась с Филиппом. Умный, начитанный и интеллигентный, он был полной противоположностью ее Сашке, который, кроме как гвоздь забить, больше ничего и не умел. Назло мужу Лилия решила закрутить роман с молодым человеком, совершенно не беря в расчет, что Филлип тоже был не свободен. Ко всему прочему у него был годовалый сын. Роман длился ровно неделю. Даже сейчас, спустя столько лет, Лиле было безумно стыдно перед женой Филиппа, которая, вернувшись от родителей, обнаружила в супружеской постели другую женщину. Картина была, как говорится, маслом. Обманутая жена рыдала и билась в конвульсиях, ребенок ползал где-то здесь же, сам неверный муж, стоя на коленях, просил прощения, а Лилия… А Лилия спокойно, стоя в чем мать родила, выкурила сигарету и только после этого молча покинула квартиру. Через несколько дней Лилия и Александр помирились, и можно было бы забыть об этой случайной измене, но оказалось что она беременна. Сашка был счастлив. Он буквально носил любимую на руках. Сейчас, возвращаясь в прошлое, можно было смело сказать — именно рождение дочки изменило супруга в лучшую сторону. Александр поменял свою работу на более высокооплачиваемую, а еще — начал строить дом за городом. — Нужно, чтобы дочка не нуждалась, — объяснял он, когда Лилия просила мужа не надрываться на работе. — Ты посмотри, какая у нас Людочка красавица. Вся в тебя. Люда и вправду была очень похожа на мать. И если сначала Лилия переживала, что муж догадается о ее неверности, то спустя несколько лет окончательно успокоилась. Александр души не чаял в дочке, и ни разу за всю совместную жизнь не выказал сомнения в том, что Людочка не его родная дочь. Поэтому сейчас Лилия чувствовала себя на пороховой бочке. Признаться мужу, что двадцать лет он воспитывал чужую дочь? Без вариантов — это приведет к разводу. Осложняло ситуацию и то, что Лилия во время семейной жизни не работала, и развод для нее означал остаться без средств к существованию. Другой вариант — расстроить дочкину свадьбу. Если Людочка поймет, что Илья — герой не ее романа, то все проблемы исчезнут сами собой. Вечером, убирая со стола, Лилия попыталась начать разговор с мужем, что Илья не самый лучший вариант для их дочки. — Странный какой-то, это Филипп Александрович. — И чего в нем странного? — удивленно поднял брови Александр. — Ну что жены нет — странно. И вообще неразговорчивый какой-то. В финансах похоже не нуждается, значит мог бы и квартирку купить сыну на свадьбу. Мне, честно говоря, кажется, что Люда могла и получше кого-то найти. — Ты чего? — муж снял очки и оторвался от телевизора. — Не ты ли была горой за парня? Что случилось? Александр обнял жену и чмокнул ее в щеку. — Ты просто слишком переживаешь. Илья — отличный парень, и к тому же очень любит Людочку. А я вот что придумал. Надо бы мне этого Филиппа на рыбалку вытащить, там хорошенько и познакомимся. Лилия натянуто улыбнулась. Все оказалось сложнее, чем она думала. Муж был очарован будущим сватом и даже планировал с ним поближе познакомиться. Всю ночь она ломала голову, как можно рассорить дочку и женихом. Конечно, на душе скребли кошки, ведь дочка уже вовсю планировала будущую свадьбу. Но надо было чем-то жертвовать. Будет поздно, когда пойдут внуки… Уже на следующий день, когда Илья пришел в гости, Лилия незаметно положила в карман его куртки женскую помаду. Расчет был на то, что ребята поссорятся из-за ревности, и свадьба отменится. Но ни на следующий день, ни через неделю ссоры не последовало. Людочка все также ворковала, какой у нее чудесный жених, и предлагала матери двинуться на поиски свадебного платья. Тогда Лилия решила действовать через Филиппа. Разузнав у будущего зятя его телефон, она тут же позвонила ему. — Филипп, здравствуй… Ты, конечно, не ждешь, что я позвоню, — несмело начала Лилия. — Вообще-то жду, — перебил ее Филипп. — Хотел посоветоваться по поводу подарка молодым. — Эээ… — замялась Лилия. — Фил, они не могут пожениться. Люда — твоя дочь. На том конце провода образовалась секундная пауза. — Лиль, ты уверена? — дрожащим голосом уточнил новоявленный отец. — Почему ты раньше ничего не сказала? — Когда раньше?! — сорвалась на крик Лилия. — У тебя семья, у меня семья! Наш роман был просто ошибкой. К тому же Саша уверен, что Люда его родная дочь. — Я что, не имел права знать, что у меня растет дочь? — тихо произнес Филипп. — И как сейчас ты собираешь сказать нашим детям, что они брат и сестра? — Я не знаю, — честно ответила Лилия. — Думала с тобой посоветоваться. Но Филипп деле оказался никудышным советчиком. Единственное, на что Лилии удалось уговорить его — это не звонить прямо сейчас Илье и не выкладывать ему всю правду. Конечно, Филипп тоже был уверен — свадьбу допускать нельзя, и настаивал на том, что Лилия сама должна рассказать дочери, кто ее настоящий отец. Та уже сто раз пожалела, что позвонила бывшему любовнику, но ничего исправить было нельзя. Время неумолимо мчалось вперед. До свадьбы оставалась пара месяцев, а все попытки Лилии расстроить свадьбу дочери были тщетны. Молодые люди никак не хотели расставаться. День икс наступил внезапно. Лилия как раз налила себе чай и удобно расположилась в кресле, когда в коридоре сначала громко хлопнула дверь, а потом на кухню прямо в обуви прошел Александр. От супруга за километр несло спиртным, и это означало только одно — произошло что-то из ряда вон выходящее. Александр на дух не переносил спиртного. — Саш, ты чего себе позволяешь? — хотела было возмутиться Лилия, но наткнулась на суровый взгляд мужа. — Я сейчас с этим Филиппом на рыбалку ездил… — начал Александр ледяным тоном. — Лиль, это правда? Люда не моя дочь? Глаза женщины наполнились слезами. Скрывать правду не было никакого смысла. Лилия опустила глаза и молча кивнула. — Прости, я не хотела, чтобы так получилось. Александр со всего размаха ударил кулаком по столу. — Видеть тебя не хочу! Как ты могла так со мной поступить? На кухню заглянула Люда и удивленно посмотрела на отца. Она никогда не видела его таким разъяренным. — Мам, пап, что тут происходит? — А это ты у матери своей спроси, что происходит! Может, она и расскажет тебе, как по молодости таскалась! Лилия сжалась. Этого она боялась больше всего — посмотреть в глаза своей дочери и рассказать правду. Но ничего сказать она не успела, ее опередила Люда. — Успокойтесь все, мне нельзя нервничать. Я жду ребенка. — Ребенка? — хором повторили Александр и Лилия. — Что такого? У нас с Ильей свадьба через месяц… Что не так? — неуверенно продолжила девушка, глядя на вытянувшиеся лица родителей. Она определенно ждала не такой реакции на свою новость. На следующий день было решено собрать семейный совет. Ситуация обретала новый смысл. Люда беспрестанно рыдала, а Илья в задумчивости грыз ногти. Обсудив без прикрас всю историю, родители решили отправить молодых людей на консультацию к генетику. Ведь ребята собирались жениться несмотря ни на что, и совершенно отказывались воспринимать друг друга как брат и сестра. — Давайте еще тест ДНК оформим, вдруг ошибка какая? — с надеждой предложил Александр, стараясь не смотреть на жену. — Точно! Вдруг ошибка! — обрадованно согласился будущий свекор. Лилия закусила губу: похоже здесь ее считают совсем уж пропащей женщиной, думая, что она не знает, от кого родила ребенка. Но тоже кивнула — ДНК, так ДНК. Результаты пришлось ждать месяц. Все это время родственники общались между собой, стараясь не говорить о болезненной теме. Люда жила в городской квартире с дочкой, а Александр поселился на даче — простить жену за обман он не мог. Наконец в запечатанном конверте пришел анализ — результат был ошеломляющий. Филипп действительно оказался отцом Люды, но Илья и Люда совсем не были между собой родственниками. — Как такое возможно? — недоумевал Александр. — Дурят нашего брата, как могут! — Придется еще раз пересдавать… — заметила Лилия. Она уже смирилась с нависшим над семьей разводом, но теперь хотя бы была надежда, что у дочки все будет хорошо. Новый результат пришел уже после свадьбы. Одичавшими от шока глазами Филипп снова и снова перечитывал заключение лаборатории, где значилось, что Илья ему не родной сын. Предъявить бывшей жене было ничего нельзя — она умерла несколько лет назад. — Ээ… Ну что, сват? Получается, мы квиты? — хохотнул Александр, хлопая по плечу новоиспечённого родственника. — Получается так, — пробормотал Филипп, размышляя о том, что столько лет воспитывал чужого ребенка. — По этому случаю приглашаю всех на шашлык на дачу. Лилёк, замаринуешь наш фирменный? — подмигнул Александр жене. У Лилии отлегло от сердца. Значит — муж простил. Но самое главное, что теперь у дочки все будет хорошо. И у маленького внука тоже. --- Автор рассказа: Татьяна Ш. Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Предложение (рассказ) Андрей сидел на кухне у своих друзей Дениса и его жены Юлии. Пили вино по поводу… по поводу встречи. Давно не виделись. Опять же дети Юли и Дениса у бабушки. Свобода. Болтали о том о сём, и вдруг Юля спросила: — Андрюш, а почему ты не женишься? — Действительно, — сказал Денис, — все уже давно женаты, один ты не окольцован. — Вот только не надо завидовать, — отмахнулся Андрей. — Чему тут завидовать? — ответил Денис. — Один, позабыт-позаброшен, никому не нужен, кроме родителей. — А вам что, тоже не нужен? — Друзья, это, конечно хорошо, но это не то. — Тебе надо жениться, Андрюшенька, — сказала Юля. — На ком? Предложите кандидатуру. — То есть как на ком? На Ленке. Она по тебе с первого класса сохнет, а он говорит: «На ком?» Она за тебя не пойдёт, она — полетит. Ты для неё свет в окошке. — Юль, не преувеличивай. Какой свет? Она вон то с одним, то с другим. — А сам? — не сдалась Юля. — Кто с Маринкой Ленке изменил? А? — Ну, по пьяни, случайно. С кем не бывает? А она потом с Егором гуляла. — Вот именно: гуляла. По парку и улицам. Тебе назло, между прочим. Но она свою честь блюла, в отличие от некоторых. — Откуда ты знаешь? — От верблюда. Я — её подруга. — Ленка к тебе неровно дышит, Андрюх, — поддержал жену Денис. — То есть, если я предложу ей руку и сердце, она не откажет, а полетит за меня замуж, как ты изволила выразиться, Юлия? — Нет, откажет, — вздохнула Юля, — из гордости. Вздёрнет вверх свой курносый носик и гордо отвернётся. — Вот! Ну и какой смысл предлагать, если точно знаешь, что откажет? — Потому что вы дураки, — сообщила Юля. — Любовь до гроба — дураки оба, — задумчиво произнёс Денис, — надо сделать так, чтобы не отказала. — Это как? — заинтересовалась его жена. Этот вопрос Денис проигнорировал и спросил гостя: — А ты жениться на Лене согласен? А то вдруг… — Да, ещё с первого класса, — вздохнул Андрей. — Ну ты идиот! Ладно, есть план, слушайте. И Денис стал излагать свой план. *** — Итак, подруга, — сказала Юля, — у тебя есть что-нибудь на торжественную вечеринку? — Чего? — не поняла Лена. — На вечеринку. Платье или что-нибудь ещё. Короче, сейчас будем подбирать. — Юль, объясни пожалуйста: какая ещё торжественная вечеринка? — А ты не знаешь? А, ну да, ты не знаешь. Андрей делает своей девушке предложение. Ты приглашена. Всё-таки вы друг друга с первого класса знаете. Дружили. У Лены на глазах навернулись слёзы. — Как предложение? Кому? — Неважно, какая тебе разница? Ты должна быть рада за своего друга. А то все его друзья женаты, один он без пары. Пора. — Я радуюсь, Юль. — Со слезами на глазах? Странно как-то ты радуешься. Он, что, тебе нравится? — Нет, Юль. Я его люблю. — И почему же ты тогда его упустила? — Вот так получилось… — Ох, и странная ты какая-то, Ленка, дурочка, наверное. Юля улыбалась и глядела на подругу как-то странно. — Дурочка, — согласилась с подругой Лена. Она ничего такого не заметила, ей было просто обидно, Андрей променял её на какую-то другую. — Теперь уж ничего не поделаешь. Ты не расстраивайся. Ты его на свою помолвку пригласишь. Ему будет гораздо тяжелей. — Почему? — Мужики — они собственники. Ему будет очень жалеть, что ты ему не досталась. — И когда вечеринка? — Сегодня вечером у него. — Я не пойду. — «Не пойду», — передразнила подругу Юлия, — а кто тебя будет спрашивать? Зачем я здесь, по-твоему? Всё, Алёна, не капризничай, у нас мало времени. Показывай, что у тебя есть. *** На вечеринку Лена шла с тяжёлым сердцем, ноги как ватные, слушались плохо. Юля буквально тащила её за руку. Квартира Андрея была украшена цветами, горели свечи, играла плавная музыка. Несколько юношей и девушек толпилась в комнате. Лена с бьющимся сердцем пристально всматривалась в девушек, пытаясь угадать: кто же счастливая избранница Андрея? Но все были ей знакомы и все замужем. Денис не дал ей сообразить, что к чему. — Так. Все в круг. Андрей — в центр. Андрей, счастливо улыбаясь и пряча за спиной руку, вышел в центр. А Юлька вдруг неожиданно толкнула Лену к нему. Толкнула так, что Лена чуть не упала. Но не упала, а упал на правое колено Андрей. — Елена, ты самая лучшая на всём белом свете. Я люблю тебя с первого класса. Будь моей женой. С этими словами, Андрей вытащил руку из-за спины, открыл красную коробочку, которую держал в этой руке, там сверкнули два кольца. — Ты согласна? Лена хлопала глазами от неожиданности и еле слышно произнесла: — Да. — Не слышно! — сказали зрители. Юлька ущипнула подругу чуть пониже спины. — Да! — радостно взвизгнула Лена. И вокруг зааплодировали. --- Автор: Анатолий Гусев Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Размазня (рассказ) -Киса, киса, иди сюда, покушай. Да отвали ты, поганец, дай ей поесть. И ты – брысь, куда лезешь! Как я вас ненавижу, ироды! Ну куда ты побежала, киса, ешь! – соседка Катерина Степановна под окном разорялась целый час, — Киса, киса! Да сука ты! Степановна была готова заплакать. Как же: целая смена в больнице на ногах, устала как собака. В больнице она работает уборщицей. Что это за работа – объяснять не надо. Зачем ей это, тоже понятно. На нынешнюю пенсию далеко не разбежишься. Самой бы ноги не протянуть. А у нее на руках – двадцать кошек. Половина уже встречает Степановну у магазина, расположившегося через дорогу, напротив нашего дома. Пушистые нахалки распустили хвосты и мявкают жалобно: - Умира-а-а-е-м, Степановна! Вот прямо сейчас возьмем и помрем! Та с сумасшедшими глазами бежит в супермаркет, раскрашенный в веселенькие красненькие и зелененькие цвета. Покупает полкорзины «Вискаса» и несется на улицу, забывая прихватить себе бутылку молока и батон к ужину. Навязчивое кошачье стадо суетливо семенит за своей покровительницей. И вот она присмотрела одинокую кошку, изгоя, которую откормленное кошачье племя вечно оттискивает от кормушки. И началось: - Киса, киса, иди сюда! Остальные фыркают и пугают одиночку. Степановна злится. У нее дома орет еще один десяток. Вон, я слышу: вскарабкались на кухонный подоконник, возят носами по стеклу и, в свою очередь, пыхтят на уличных мурлык. Соседка психует, ясно-понятно, сама еще маковой росинки во рту не держала. Наверное, с холода, ей и в туалет хочется, и попить – сахар зашкаливает. Но пока не покормит дуру-кошку – никуда не уйдет! Потом слышу, за стенкой ругается. Всех накорми, напои, погладь и вымой лотки, которые уже воняют – запах идет в мою квартиру через вентиляционное отверстие. После этого Степановна вновь выскакивает в тапочках на босу ногу (снег уже на дворе, Господи Боже) на улицу и «кыскает» питомцев, неосмотрительно выпрыгнувших в окно погулять. Недосчиталась, поди, пары голов. Я вздыхаю. Надоели эти кошки до чертиков. Мяукают, орут, делят территорию. В подъезде еще один усатый прижился: мисочки наставлены, корм насыпан, коврик ему положен. Я по утрам спотыкаюсь об кота, и он в отместку гадит под мою дверь. Надо бы позвонить соседке, или, лучше зайти к ней, сделать серьезное лицо и сказать: - Я этого больше не потерплю, уважаемая Катерина Степановна! Я буду ставить вопрос ребром! Но... Как ей скажешь об этом? Муж у нее умер, дочка не приезжает. Одна одинешенька. Она раньше нормальная была. А потом кто-то подкинул под дверь котят. И главное, большие уже котята. Видимо, поиграли чьи – то детки с пушистыми игрушками и выкинули. А нафиг им заботы? Вот Степановна их и подобрала. Стерилизовала всех кошек. Лечит, кормит. Раздать не получилось. Не благородной масти звери. Дворняги, белые с черными пятнами, фи! Отдувайся, Екатерина Батьковна, сама. Дураков нема. Только она дух перевела, как ей снова – подарочки. И специально это делается, что ли, а? А потом – просто под окно котят подбрасывать начали. Вот она с ними и мается. Плачет, матерится, а ничего поделать не может. Я взяла одного – две собаки на шее, больше никак. Рыжий такой котяра, к деньгам, говорят. Но денег что-то не видно седьмой год. Да и Бог с ними, с деньгами. Не буду к человеку цепляться. Она хорошая. В прошлом году я ускакала на дачу, а дверь, ворона такая, захлопнуть забыла. Заходите, люди добрые, не заперто! Степановна увидела – ни на шаг от моей квартиры не отошла. Сторожила. Вместе с кошками. Муся, ее старшенькая, мою драцену уронила. Гадина такая. Но зато все остальное имущество в целости и сохранности. Угомонилась моя соседка. Я склонилась над ноутбуком. Два часа прошло, а на экране – ни строчки. Ну, давай, Витальевна, приступай, работай. Как вдруг через стену слышу – у другой соседки, Верки, дома такой гвалт стоит, ужас. Музыка врублена, какая-то дичь: - Гуль-гуль-гуль, айкюль, люлюль. Все понятно. Вернулся с Родины Айбек, Веркин ухажер. Прилепился к ней, не отодрать. А что, хорошо устроился. И кормит, и поит, и любит его Верка. Бабе за пятьдесят, а любой молодухе фору даст. Айбек живет у нее два через два. Два месяца у него с Веркой любовь полыхает, а два – с женой в родном Самарканде. Вот, приехал, двоеженец! Танцы, шманцы, винишко! Правда, Вера, дюже ревнивая барышня. Если Айбек глаза куда-то не туда скосит, она может та-а-а-а-кое устроить! И ей пофигу, на какой стороне у любимого тюбетейка. Крики, ор, в стену летят разные предметы, и сам Айбек. А ревнивица, как заевшая пластинка, без передыху: - Уматывай отсюда, б...ь! Я сказала, уматывай отсюда, б...ь, ты че, не понял, у-ма-ты-вай! И так – раз сто шестьдесят! Пока не помирятся. Часа в два ночи! Стучу по батарее отверткой. От батареи отлетает краска. Блин! За что мне это все! Делаю решительное лицо и... Никуда не иду. Во первых: стесняюсь. Верка вдруг своего ловеласа ко мне взревнует. Во вторых: не хочу. Верка тоже – хорошая. Кто с моей собакой гулять будет, пока я на работе? Кто меня настоящей, душистой, сладкой самаркандской дыней угостит? А сейчас, наверное, Айбек хурму привез! Вай, чистый мед, а не хурма! Вера, кстати, дворником работает. И, ее стараниями, наш подъезд самый чистый. И даже если Степановны приблудный кот нагадит под мою дверь – Вера лично, с хлорочкой ее моет. На ноуте по-прежнему, ни строчки. Приступаем! Топ-топ-топ. Ты-дых, тых, тых. Сосед Коля с работы пришел. Топочет как слон. Или конь. Ты-ры-тыры-тыры. Что-то там опять перетаскивает. На ночь глядя! А завтра суббота. Значит, опять будет визжать дрель и жужжать шуруповерт. Ему все неймется. Квартирка-то всего тридцать три квадрата, там за три года можно уже замок построить и на натяжной потолок два навесных приделать. Так ведь нет! Коля всегда найдет, чем заняться! У меня болит голова! Непременно позвоню в полицию. Пусть штрафуют этого «рукастого топтуна». И самое обидное, что в Коле от силы килограммов пятьдесят живого весу! Ну как так-то! Надо на носочек ступать, а не пяткой, как копытом бить! А с другой стороны, Коля сколько раз меня выручал... Я, после того, как на права сдала, как во дворе на своей колымаге тыркалась? Я ж ни парковаться, ни задом наперед ездить не умела. Раскорячусь на нашем пятачке – ни туда, ни сюда. Кто меня спасал? Муж? Ага. Коленька дорогой. Спокойный, как слон (или конь). - Витальевна, — говорил, — ты в зеркало смотришь? - Ага, — говорю. - Что видишь? - Стенку дома. - А правее? - Бордюр. - Аккуратненько подруливай, чтобы визуально между бордюром и колесом было расстояние в твоем понимании сантиметров двадцать, — и руками даже показал мне это расстояние. И мы с ним так раз десять тренировались. А потом Коля меня из колеи выруливать научил. И запаску на колесе менять, если что! Коля! Не муж, который звереет, как только я за руль сажусь. Можно подумать, я сама напросилась на это вождение! Я задумалась. А, может, я – рохля? Дура? Размазня? Хорошо. А сама-то идеальная соседка, что ли? Сколько раз я досаждала соседям со своей истеричной собакой? У песеля моего странная привычка: он любит подвывать. Не от скуки, не от тоски, нет! У него окно вместо телевизора. Сидит на подоконнике и новости смотрит. Все хорошо, полет нормальный. Но стоит только мимо пробежать какой-либо посторонней собаке – начинается концерт с подвыванием. Такое чувство, что его заперли дома одного, бьют как сидорову козу и не дают жрать! Я серьезно! И вот однажды соседка с верхнего этажа, старенькая учительница, недавно переехавшая в наш дом, не выдержав издевательства над несчастной животиной, пошла по квартирам: собирать подписи. И все мои беспокойные соседи грудью встали, терпеливо разъясняя старушке, что никто песика не тиранит. Это песик такой. Придурочный немного. Я сто раз извинилась перед новенькой. И теперь стараюсь бывать в городе крайне редко, раз в неделю, чтобы не травмировать женщину закидонами моего питомца. Она, в свою очередь, проявляет терпимость. Так же, как и я сегодня. В конце концов, все мы люди, и в обществе надо как-то друг к другу приспосабливаться, чтобы не озвереть из-за места на парковке, плача младенца, лая собаки, дрели по выходным... Рассказ все-таки был написан. Он перед вами. Муж с деревни приехал. Привез шесть килограммов щук. Разложила по пакетам – пошла соседей угощать. --- Автор рассказа: Анна Лебедева. Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Белая дверь (рассказ) В коридоре пахло то ли йодом, то ли эфиром, а может, какими-нибудь мазями – в общем, чем-то таким характерным, что сразу отличает больницу от любого другого места. Молодая светловолосая женщина с робкими большими серыми глазами, с голубой сумочкой в руках, подошла к белой двери и неуверенно приоткрыла её: - Можно? - Вы записаны? Как ваша фамилия? – послышался мужской голос изнутри. - Иванова… Нина Сергеевна…. - Посидите, я приму вас через несколько минут! Нина кивнула и присела на один из стульев рядом с дверью. Прислушалась не зная к чему и прикрыла глаза, не без тайной надежды уснуть. Однако не прошло и минуты, как из коридора послышались шаги, и оттуда появилась хорошо одетая пара – мужчина интеллигентного вида, лет сорока, и стройная черноволосая женщина заметно моложе его. - Простите, девушка! – обратился мужчина к Нине. – Вы ведь сюда? – он указал на белую дверь. Нина молча кивнула и отвела взгляд. - Извините! Меня зовут Алексей Игоревич. Догадываюсь, что вы... э-э-э... в положении. И... вы не уверены, что это вам нужно. - Это моё дело, - глухо ответила Нина, уставившись в пол. - Да, конечно. Но... Извините, я буду говорить прямо... Если ребёнок не нужен вам, это не значит, что он не нужен никому. - А ещё собирались говорить прямо, - мрачно усмехнулась Нина, - вместо этого юлите и хитрите. – И тут же добавила: - А кому он нужен? Вам, что ли? - Вы угадали, - вступила в разговор женщина. – Да, он нужен нам. - Понимаю. Смотрю телевизор, а вы как думали. Хотите разобрать моего ребёнка на внутренние органы, не так ли?! Ну уж нет, извините. - На этот раз вы ошиблись, - произнёс Алексей Игоревич. – И уж коли я обещал говорить прямо... У нас с женой некоторые проблемы. В общем, того, что природа дала вам, не спросив, нужно ли это, она лишила Машу, мою жену. - Мы не собираемся причинять зло вашему ребёнку, - добавила Маша. – Мы будем относиться к нему как к родному. Лишь бы он был с нами, рос и радовал нас. Был нашим сыном. Мы даже назовём его так, как вы скажете. - И мы готовы вам заплатить, - добавил муж. – Вы сможете завести другого ребёнка, на этот раз любимого, и обеспечить его всем необходимым. Нина удивлённо посмотрела на собеседников, словно ожидая, что они вдруг рассмеются и хором произнесут: - Сюрприз! Вы в передаче «Розыгрыш»! Машинально огляделась, будто ожидая увидеть телекамеру. - Вы серьёзно? – обратилась она к обоим. - Серьёзнее некуда, - кивнул муж. – И я готов уплатить вам аванс немедленно. То есть, конечно, после того как мы подпишем соответствующий договор. - Вы могли бы обратиться в детский дом, - пробормотала Нина, уже не понимая, чего на самом деле хочет. - Могли бы. Но, понимаете, там сложная и длительная процедура усыновления. А главное – однажды ребёнок узнает, что он нам не родной. А мы менее всего этого хотим. - Соглашайтесь! – сказала Маша. – Это никому не повредит, улучшит ваше положение, а ребёнок, которого вы безвинно приговорили к смерти, останется жив и порадует нас. Да и вы... Вам ведь не нужно объяснять, чем чреват аборт? Однажды вы захотите того, чего лишаете себя сейчас, и тогда... - С чего вы взяли, что я хочу сделать аборт? – вскочила с места Нина. – Не выдумывайте! Я этого не говорила! - Но вы пришли сюда... - Мало ли куда я пришла! Просто захотела – и пришла сюда! Вот! А теперь я посидела, отдохнула и пойду по своим делам! А вы ищите другую! Удачи в поисках! Нина подхватила сумочку и выпорхнула на улицу. Её собеседники задумчиво переглянулись. Нина шла по улице, помахивая сумочкой, словно часы маятником, привлекая заинтересованные взгляды прохожих мужского пола, и бормотала на ходу: - Нечего решать за меня, чего я хочу! Сама разберусь! И назову своего сына как захочу! Но, конечно, не в честь его отца, чтоб ему пусто было! Не с вами он будет расти, а со мной! Ишь какие умные нашлись! Деньги всё решают, да? Вот вам! – она изобразила фигу и показала её непонятно кому, удивив встречных. В её сумочке зазвонил телефон. - Алло! - Иванова Нина Сергеевна? – узнала она голос врача. - Вы можете заходить! - Спасибо. Вы извините… в общем, я передумала. Я должна вам что-то заплатить, да? - Нет, ничего не должны. Передумали – так передумали. Здоровья вам и вашему малышу! Связь разъединилась. Нина вернула мобильный телефон в сумочку и пробормотала себе под нос: - А всё-таки: как мне его назвать? В честь дедушки Павла? Дяди Сени? Дяди Миши? Впрочем, у меня есть время подумать. А сейчас есть дела поважнее. Окончив разговор с Ниной, врач вышел из кабинета и задумчиво уставился на Алексея Игоревича и Машу. - Сбежала ваша пациентка! – усмехнулась Маша. - Да, я только что звонил ей. Надеюсь, вы не говорили ей ничего такого, что могло... э-э-э... напугать её?! - Только то же, что другим, - улыбнулся муж. - Чего не понимаю, - покачала головой Маша. – Убить своего ребёнка – готова... ну, была готова ещё час назад... а отдать его другим людям, чтобы они растили его, причём за деньги – так страшно? - Мне кажется, до неё вдруг дошло, что её ребёнок – не обуза, не кусок мяса, а человек, и он нужен другим людям, - предположил муж. Улыбнулся и добавил: - Жаль, мы не сможем спросить её! - К абортам все привыкли, - философски заметил врач. – А продажа ребёнка ассоциируется с работорговлей. Думаю, дело в этом. - Ну, нам пора, - вздохнул Алексей Игоревич. – Если надо будет отпугнуть другую пациентку – дайте знать. - Погодите! Вам полагается премия! - Какая ещё премия?! – возмутилась Маша. – Мы же лишили вас пациентки! - Ну – просто... Всё-таки у вас четверо... - Желаем и вам четверых, можно больше! Пойдём, Алёша! Супруги вышли на улицу, а врач вздохнул, улыбнулся, покачал головой и вернулся в кабинет, закрыв за собой белую дверь. --- Автор: Ф. Славкин Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Третий сорт - еще не брак (рассказ) Соня смачно выдавила на руку шампунь из красочной бутылочки и начала намыливать голову. Положение обязывало, выглядеть на все сто процентов красоты. Она и прелестная барышня в одном флаконе? Смешно. Сегодня ей исполнилось тридцать лет, ну надо же какая юбилейная дата. А что в жизненном анамнезе? Итоги было подводить лёгко и, увы, немного грустно. Начать хотя с карикатурной внешности. Три шарика: голова с пухлыми щеками, плотное тело бой-бабы с объёмистой грудью и отвисающей вниз пятой точкой, коротенькие ножки-тумбочки. Несуразный портрет завершали вечно всклокоченные, торчащие в разные стороны рыжие волосы, невыразительные, какие-то тусклые зелёные глаза без единого намёка на искры блеска, ручки с пальцами, похожими на сочные розовые сарделечки. Сонечке очень бы хотелось заглянуть в глаза своих родителей и узнать: почему щедрая к другим природа на ней решила отдохнуть. Но желание это было невыполнимо. Выросла она в детском доме, где воспитатели не знали о её происхождении ни-че-го. Коляску с отчаянно ревущей малышкой обнаружил на пригородном вокзале местный бомж. С органами правопорядка ему связываться не хотелось, но и бросить свою неожиданную находку он не смог. Откатил приобретение к дверям местного отделения милиции и был таков. *** В подразделении для малюток в детдоме на вновь поступившее чудо собрался подивиться весь коллектив. Вердикт был неутешительным: - Судя по развитию, ей не больше 2-3 месяцев, – высказалась врач. - Какая-то она странная, я таких рыжих пышечек в жизни не встречала, чем её только кормили, маленькая совсем, а нос уже среди налитых щёчек не видно, – задумчиво развернула пелёнки воспитательница грудничков. - Необычное дитя, как будто её собирал неведомый скульптор из частичек чужих тел, и всё вместе выглядит как типичный резонанс, – поумничала директриса. - Ну что вы разгалделись, право, ребёнок, как ребёнок, – прекратил собрание дворник Николай. Дни в новом Сонином доме потянулись, побежали. Ясли, детсадовская группа, школьники за партами. Сверстники пухлую девочку своей признавать не хотели, дразнили и подначивали: - Эй, тумбочка с дустом, сгоняй на кухню, там хлеб баба Поля испекла к ужину, стащи несколько кусочков. Она-то подкармливает твои телеса без возражений. - Сонька, даже не думай претендовать на участие в театральной постановке, тебе только страшилу в спектакле играть, а у нас такого персонажа в пьесе не намечается. - Ну что ты на моё платье уставилась, корова, надень на выпускной вечер лучше какой-нибудь чехол от дивана, тебе такой наряд больше подойдёт. Нет, всерьёз и совсем уж жестоко девчонку не преследовали. В детском доме другой мир, все своего горя и одиночества нахлебались, на сотоварища с ножом не кинутся. Её просто не замечали, игнорировали, обходили за версту. Так что, друзей детства даже в этой неприкаянной среде ей нажить не пришлось. *** Попытаться поговорить о женском счастье? Так ведь и здесь бескомпромиссное фиаско. Наверное, при таком раскладе с внешним обликом у Сони не могло быть и намёка на любовный опыт, но он случился. Сначала она по уши безответно влюбилась в старшеклассника из детского дома. Назло всем врагам, самого красивого, спортивного, гибкого как пантера. Шансов любоваться кумиром у неё было предостаточно, Влад был капитаном их футбольной команды. Сиди себе на трибуне, наблюдай за игрой и восхищайся. Заприметив как-то её жадный взгляд, юноша «отбрил» Сонины мечты в два счёта: - Тебе-то что здесь надо, пухляшка ты непутёвая? Саму в зоопарке держать надо, да зрителям на потребу для смешных зрелищ выводить, а она туда же! Забудь! Ты третий сорт, Сонька! Уважающий себя мужчина на такое уродство никогда не клюнет. Соня не забыла, просто любила теперь про себя, таясь, обильно смачивая по ночам подушку слезами. Против природы не пойдешь, её тело созревало и наполнялось желаниями, как ему и было положено по возрасту. Второй «роман» случился на курорте. Тогда она уже окончила школу, получила комнату в коммуналке, полагающуюся детдомовцам, и на остатки выделенных государством средств махнула на Азовское море. Черноморское побережье по деньгам она уже не потянула бы, но ведь и здесь разливался бесконечным простором ласковый водоём, оседал под ногами бархатный песок на длинном мелководье, дурманяще пахло скошенным разнотравьем и хвоей. Счастье-то какое на её улице! Теперь она тоже знает, что такое это - далёкое, загадочное море! По вечерам в их скромном пансионате организовывали танцы под магнитофон. Контингент отдыхающих был представлен активной армией женщин бальзаковского возраста, двумя ражими мужичонками, ни днём, ни вечером, не расстающимися со смачно пахнущей вяленой рыбой и пивом, и восстанавливающимся после аварии молодым тщедушным пареньком. В один из вечеров он неожиданно пригласил её на танец, а потом, дыша перегаром, потащил к себе в номер. Утром брезгливо прикрыл простыней полное тело Сони, отвёл в сторону глаза и буркнул: - На продолжение не рассчитывай. Выпил я вчера крепко, не ведал, что творил. Инстинкты разум пересилили. Тебе же не по морям ездить, а где-нибудь в цирке клоуна изображать с такой внешностью. Даже гримироваться не надо будет. - А почему нет? – подумала вдруг Соня. С будущей профессией она еще не определилась, в училище искусств есть цирковое отделение. Документы туда она понесла без сомнений. - Уж если люди говорят, что я лишь на роль пугала способна, чего мне тогда и сопротивляться. *** В приёмной комиссии училища она опять испытала привычное «дежавю». Люди, сидящие за длинным столом, покрытым бархатной скатертью, недоумённо переглядывались, перешептывались, прятали долу глаза. Лишь председатель уважаемой комиссии, умудрённый опытом фокусник Георгий Станиславович, задал вопрос: - Ну и в каком амплуа вы видите себя на арене, девушка? Соня зажмурилась, собрала всю свою волю в кулак и выдавила: - Если судьба распорядилась с моей внешностью таким неординарным способом, я хочу свои недостатки превратить в продолжение достоинств. Возьмите меня учиться, я хочу стать новым рыжим клоуном! На стороне Сони были довольно веские аргументы: школьный аттестат со всеми пятёрками, превосходно подвешенный язык за счёт страсти к добротной литературе. Несмотря на вечные поддёвки и издевательства – отсутствие комплексов. Она давно уже сумела обрасти защитным панцирем, похожим на домик черепахи. Не последнюю роль в решении комиссии сыграло и мнение Георгия Станиславовича: - Интуиция подсказывает мне, что из этой абитуриентки выйдет толк, я сам когда-то попал в цирк по той причине, что был обладателем «неспокойных» рук. Родители меня и к психиатру водили, и боялись, что стану вором-карманником, настолько ловко я извлекал предметы из самых неожиданных мест. А я сделал блестящую карьеру фокусника и никогда еще об этом не пожалел. *** Цирковой мир встретил Соню если и не с распростёртыми объятиями, то вполне благосклонно. В этой среде во все времена росло и множилось настоящее крепкое братство. Ребят со странной внешностью в её учебной группе хватало. У многих, как и у неё, были непростые судьбы, многие продолжали цирковые династии, не умея жить в «мире людей» без бравурного марша, начинающего представления, света рамп, аплодисментов и преданных поклонников. Через год старый фокусник, часто наблюдавший за практическими занятиями учащихся, стал выделять девушку из общей толпы. И о чудо! Её, казалось бы, неловкие пальчики-сардельки, оказались способными к многоходовым фокусам. Теперь в свои репризы, призванные заполнять перерывы между номерами, Соня вставляла лёгкие элементы мистического иллюзиона. Публика клоуна-дебютанта встретила тепло и радушно. Её забавный внешний облик на сцене принимали как часть общего имиджа, после представления подходили и благодарили за искромётные шутки, забавные придумки, виртуозную работу несуразных ручек. После окончания ею циркового училища Георгий Станиславович похлопотал за любимую ученицу. Теперь они трудились в одной труппе. Вместе на гастроли, вместе домой в очередную гостиницу. Двум неприкаянным сердцам стало казаться, что они больше не одиноки. У ловкого Жорика появилась дочка, у Сони – отец, коего раньше в её жизни никогда не было. О таком раскладе она и мечтать не могла. *** Месяц назад, накануне Сониного юбилея, к ним в труппу пришёл мужчина в строгом деловом костюме. Представился психологом из пансионата для особенных детей. Его речь была краткой: - Нужны добровольцы, лучше всего с амплуа клоунов. Задача: обладать добрым сердцем и помочь скрасить досуг безнадёжно больных малышей. Для этой работы придётся окончить дополнительные медицинские курсы. Гонорар на выходе – не разочарует. В труппе было целых три клоуна, но шаг вперёд сделала только Соня. Она уже давно распрощалась с мечтой иметь своих наследников, знала, что такое детское одиночество. Это предложение будто специально для неё было придумано! Первые вечера после походов в пансионат выла от безысходности: - Какая же я эгоистка, жалуюсь и стенаю о том, что моя жизнь не идеальна! А как же все они, навеки отлученные от нормальной жизни? Насмешка природы, решившей пошалить с цепочками ДНК в их генах и подарившая им редчайшие тупиковые заболевания! Тех, от кого не отказались уставшие от проблем родители, среди её подопечных были единицы. Да и эти родители - приходили навестить чад из шумного, искрящегося здоровьем мира и быстро опять исчезали в нём. Капельницы, уколы, череда пилюль, люди в белых халатах и накрахмаленных шапочках. Появившийся в один из жарких летних дней в дверях палаты рыжий клоун был фейерверком, чудом, волшебством. Пытливые глаза, не утратившие способности любить души. Нежные объятия. Коллекция рисунков, которую малыши каждый день любовно готовили к её визитам. Она, несомненно, вспоминала ту свою прежнюю цирковую жизнь, но здесь ей открылись совсем другие горизонты, другие возможности быть полезной, нужной, лучиком света в тёмном царстве вечной боли. *** Вечером на её тридцатилетии в цирке соберутся свои: Георгий Станиславович, девчонки-акробатки, дрессировщица пуделей Эля, её напарница по номерам, каланча Зоя, работающая клоуном «на контрасте» с пышечкой Соней, два брата-тяжеловеса - в общем, вся их бессменная команда. А пока молодая женщина спешила в больницу с тремя коробками восхитительных пирожных из любимой кондитерской и сумкой с лимонадом. Пусть её крошки тоже отметят юбилей со своим рыжиком. За дверью палаты подозрительная тишина. Соня толкает её свободной ногой и оказывается в оживлённом кругу своих пациентов. Макс с внешностью эльфа, болеющий синдромом Уильямса, сосредоточенно тащит для Сони большую табуретку. Танюшка, перенёсшая уже не одну операцию на сердце, вручает огромный букет дивно пахнущих ромашек. Остальные гурьбой торопятся обнять и расцеловать Сонюшку, пошептать ей на ушко секретики, подержаться за руки, пожелать здоровья и счастья. - Третий сорт, говоришь? – спросила мысленно Соня у своей первой безответной любви, - А есть ли сейчас в твоей жизни столько искреннего, самоотверженного тепла? Она довольно зажмурилась, распахнула объятия сразу для полдюжины ребят, каждого расцеловала, каждому вручила стаканчик со сладким лимонадом и тарелочку с пирожным. Третий сорт же еще не брак, не правда ли? --- Автор рассказа: Елена Рязанцева Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Три встречи с Вангой (рассказ) Сентябрь 1952 года Вначале была тьма. Холодная, болезненно-колкая, она впивалась под веки сотнями игл, будто песчинками, царапала, рвала изнутри. Во тьме были всполохи – яркие, заревые, набухшими каплями крови сочились сквозь черноту, и тьма отступала, давая место красному пламени, сквозь которое белесые, точно туман над рекой, приходили они – невидимые, неслышимые, шепчущие свои песни прозрачно-исчезающими голосами. «Вставай… хватит, поспала… ш-ш… вставай, пора работать… ш-ш-шу…» Утро пахло тополиными листьями, чуть тронутыми осеннею желтизною, и крыльцом, промокшим от ночного дождя, скрипучими деревянными досками. Хлопнула дверь, простонав несмазанною петлей. Звонко простучали сандалики по половицам. – Мам, к тебе человек пришел. Стоит у калитки. Строгий такой, собаки его не кусают, рычат, он их палкою отогнал! Сказал, что он из Москвы, русский… Пустить? – Пускай заходит. Спрячь собак, Венче. Щекочуще-мягкие, как тополиный пух, они коснулись щек, дорожками побежали по векам – процеженные сквозь стекло лучи солнца, стекли по кончикам пальцев, будто дождевая вода. Обернутая в тишину, комната замолчала, чтобы мгновенье спустя – вновь грянуть шагами, скрипнуть дверью, распахнутою без стука. – Здравствуйте, тетушка Ванга. Я из Советского Союза, от одного… очень большого человека пришел… – пришедший замялся. Ванга чувствовала его страх – холодными каплями пота стекающий за воротник, сбивающий голос до сиплого кашля. Она протянула руку ладонью наверх, вопросительно вздернула подбородок – и жесткие, как пемза, пальцы, коснулись ее руки, и, утихающе-слабые, голоса в голове пчелино взжужали, затормошили, крутясь, точно прялочное веретено, иглами ощетинились под черепною коробкой. «Помнишь, знаешь – скажи… скажи, не прячь… ш-ш… будем мучить, пока не скажешь…» – А это ничего. Ко мне и большие люди приходят, и малые. Вот болгарский царь Борис приходил, – Ванга махнула рукою, точно невидимую мошкару, отгоняя в стороны голоса, – тот, что потом уместил свое царство в скорлупу от ореха… Для меня все люди одинаковы. Как звать-то тебя, человек служивый? – Иван… Петров. Ванга закашлялась – голоса тонким перышком щекотали язык, рвались наружу очищающим смехом. – Обманываешь меня, служивый, имя свое захотел от меня спрятать. А я ведь все вижу… ну да ладно, может, так у вас на службе заведено – себя под чужой личиной скрывать. Хотя… что про тебя говорить, у меня самой три имени – одно Ванга, другое Петка, а третье еще никому не ведомо, – она вновь подавилась смешком, царапающим гортань куском непрожеванного каравая. – Хорошее себе имя взял, Иванко, помню его – так твоего прадеда звали. Он в русско-турецкой войне воевал, вместе с дедом моим, спас его от турецких сабель. Иван Петров, благослови его Божья Матерь. Русский офицер был, служил государю Александру. А ты какому государю служишь? Ладно, можешь не говорить, просто дай руку. …Она вобрала в себя единым глотком, почувствовала, ощутила – мокрый снег загнивающей зимы, сизые тени деревьев на вычищенных от снега дорожках. Скрип потолочных балок над головою, тикающие часы на стене, точно маленькая бомба, все быстрее и быстрее, так, что перехватывает дыхание, а перед глазами начинают танцевать рыжие пятна. А потом – бомба взрывается с оглушительным треском, и комната переворачивается вверх тормашками, летит в никуда, и минутная стрелка цепляется за секундную, и цепенеет язык, и ноги делаются вдруг каменно-непослушными, в агонии скребут по полу, выбивая из половиц седые, пыльные облачка… А потом все затихает. – Знаю, что хотел спросить у меня, и скажу, как есть – нехороший он человек, твой владыка, из-за него уничтожено великое множество людей. Полгода не пройдет, как умрет он, ясно это вижу. И передай, скажи ему лично – врата в мир иной, куда он уйдет, будут открыты и для других властителей России. Пусть помнит это до последнего своего мига. Пусть боится, как боялся все время царствия своего… – Ванга перевела дыхание. – А ты… ты никогда и ничего не должен бояться. Ни при каких обстоятельствах не должен поддаваться унынию. Над тобой – покров и покровитель. Ванга чувствовала его исчезающий страх – небесным облачком, развеивающимся в дальней вышине, теплыми волнами спокойствия. Она улыбнулась, разжимая ладонь, но он поймал ее снова. – Тетушка Ванга, а можно я про себя спрошу? Я… у меня… в общем, есть одна девушка… – пальцы в ладони ее дрогнули, покрываясь пупырышками холода, – и я жениться решил. Вот вернусь – и сделаю ей предложение! Колкие, как еловые иглы, голоса вновь зашелестели в ее голове, кровью застучали в виски. «Ш-ш… скажешь… всю правду скажеш-шь…» Ванга отвела рукою прядку со лба, точно лезущую в глаза еловую ветвь, и голоса замолчали, таясь, притихли, сжавшись внутри в единый серый комок. – Вы не подходите друг другу. Ты только начинаешь карьеру и совершишь ошибку, если женишься. Иди, иди, не спрашивай больше! Потом придешь, – она замахала руками скрипнувшей двери. – Венче, проводи гостя! И дверь закрылась вслед торопливым шагам, и снова пришла темнота, и тишина одеялом окутала комнату. *** Июль 1979 года Крыльцо утопало в прохладной колышущейся тени, скрипело ссохшимися досками перил. За ним бушевало раскаленное солнце, неистовствовало, выжигая траву в желтизну, огненно-золотыми лучами пронизывая дворовую пыль. Он шел, оставляя в пыли отпечатки ботинок, и сахар таял в пропитанном потом кармане, обращаясь в сладковатую, липкую лужицу, и в спину ему неслись обрывки собачьего лая, а потом на собак прикрикнули, и лай замолк. – Ждала тебя, Иванко. Знала, что снова приедешь. Любка, да отгони ж, наконец, пустобрехов, хватит им гавкать! – нащупывая костылем ступени, Ванга протянула ладонь – солнцу, рвущемуся сквозь перила, жадно лизнувшему загаром пропеченную кожу ее. – В дом пойдем, там разговаривать будем. Молодец, что сахар принес. Дай его сюда. Текучие, как вода, невесомо-зыбкие, они проснулись, ожили, завозились, перешептываясь между собой – переполняющие ее голоса, песчаным крошевом закололи в виски. «Спраш-шивать будет, спраш-шивать… а ты будеш-шь говорить, как есть скаж-жешь… ш-ш…» …Размокшей липкою кашицей сахар растекся в ладони, и голоса взвыли, смерчами взвихряясь под черепною коробкой, заставив Вангу опуститься на стул. «Ш-ш… вкус-сно… говори… ш-ш…» – Скоро красные флаги будут развеваться над многими странами. Так и передай… тому, от кого ты пришел ко мне на этот раз. Слышишь, Иванко? – она сглотнула воздух, ставший вдруг невыносимо тяжелым и вязким, сгустившийся, как перед долгой грозой, солнцем пропитанный воздух ее маленькой комнаты. – И еще скажи – что нет силы, которая бы могла сломить Россию. Россия будет лишь расти и крепнуть. Ведь слишком многое принесено в жертву, чтобы… – Значит, война будет? Так, тетушка Ванга? – в его голосе не было страха, только усталость – каменная, как черные гранитные плиты зиккурата посреди поросшей булыжником площади, с красноглавой оградою по сторонам. У того, кто стоял на этих плитах – была тяжелая челюсть и широкая бровь, грудь его, словно панцирь, украшали гремящие ордена. Он поднял руку – и толпа у подножия зиккурата взволновалась, вскидывая вверх знамена и транспаранты. «Ура… ра… ра!.. – эхом долетело до Ванги, – да здравствует весь советский…» – Войны не будет, – Ванга мотнула головой, стирая скачущие перед глазами ярко-красные, будто залитые кровью, полотнища флагов. – Через шесть лет мир изменится. Старые вожди уйдут, им на смену придут новые. Править будет у вас человек с отметиною на лбу. Он все поменяет. Сейчас Россия называется Союз, а вернется – старая Россия, и будет называться она так же, как и при святом Сергии называлась. Три страны сблизятся – Китай, Индия и Россия. И Болгария должна быть с ними. Без России у Болгарии нет будущего. Все понял, Иванко? А теперь… Она протерла ладонь о передник, слушая, как осыпаются крупинки сахара в пол, и щелястые рты досок жадно глотают их. Как возятся мыши в подполье, в сырой, земляной черноте, куда не проходит ни единый солнечный луч, как чуткие мышьи лапы царапают изнутри половицы. Как заливаются криком петухи за окном, и в такт им – квохчут дворовые куры. – Тетушка Ванга, а ты права оказалась в тот раз. Не сладилось у меня с тою девушкой, – скрипя ботинками, он прошелся по комнате, встав напротив неостановимо тикающих часов. – А карьера… карьера в гору пошла, вот только нелегко мне с нею – много тех, кто обойти меня хочет. Что посоветуешь, тетушка? «Ш-ш… если не скажешь, будеш-шь…» – кольнуло в глазницы игольчато-острое, комком подкатила к груди тошнота. Ванга качнулась на скрипнувшем жалостно стуле, переводя дыханье. – Друг твой самый близкий хочет тебя подсидеть, – выдохнула она наконец. – На место твое метит, уж больно оно ему глянулось. Мелкий, гнилой человек, интриги плетет за твоею спиной, а в глаза – улыбается сердечно. Рви с ним, Иванко, не пожалей. И – уходи, не спрашивай больше. Устала я. В другой раз придешь обязательно, в третий… Любка, проводи! Хлопнула дверь, отсекая собой лай собак и птичью переголосицу, басом отбили полдень стенные часы. И тишина наполнила комнату – вязкая, как густая сметана в глиняной крынке, и никакие звуки больше не нарушали ее. *** Апрель 1996 года Тьмы сделалось слишком много. Каменно-твердым комком в груди она сжимала дыхание, гноем сочилась из-под бугрящейся язвами кожи. Ванга чувствовала ее – калеными иглами входящую прямо под сердце, черную, вскипающую, как густая смола, и голоса, бродящие в ней, воющие, выкликающие. «Дай нам выйти… ш-ш… дай нам уйти…» Ванга пошарила под подушкою – она была там, гладкая, как каменный голыш, источенный морскою водой, со спутанной паклей волос – одна из подаренных кукол. Ванга надавила, легко, под сердце, в податливую кукольную грудь, прижала пальцы, вслушиваясь, выжидая. Под пальцами забился жар, сминая, раскаляя пластмассу. Жалко всхлипнув, треснула надвое кукольная кожица. В воздухе запахло паленым. Отбросив куклу, Ванга прижала руку к своей груди, чувствуя, как утихает жгучее, огненно-болевое, давая возможность двигаться и дышать. – Любка! Кто там еще пришел? Зови, мне полегче. Дверь распахнулась со скрипом – навстречу вечернему солнцу, с размаху окатившему половицы, и тонкому запаху листьев, что еще вчера спали в коробочках почек, а этим днем вдруг решили проснуться, навстречу шуму шагов и отголоскам собачьего лая, а потом – шаги простучали у самой постели Ванги и скрипнул пододвигаемый стул. – Тетушка Ванга! Вангелия… Мне сказали, что вы… Боялся вас не застать… – он закашлял в кулак, словно бы переводя дыхание после быстрой ходьбы. – Вот, сахар принес… – Спрячь, я и так все вижу, Иванко, хоть и совсем плоха стала, не принимаю почти никого. Недолго уже осталось. Ванга приподнялась, облокотившись рукой о подушку. Голоса грохотали, гремели все нарастающим громом, волнами поднимались в груди, принося с собой адский жар и невыносимые, раскаленно-жгучие боли. Сквозь красную, мутью подернутую пелену, Ванга видела – огромный зал, кишащий людьми, как муравьями – большой муравейник, флаг в три цвета – над головами их, седого, грузного человека на трибуне во главе зала, а потом – три огненные злые молнии полыхнули перед глазами ее, разрывая в куски триколор, и иглами – с маху вонзились под грудь. «Ш-ш… скажеш-шь… а потом мы уйдем…» – Скажи тому, от кого пришел, что случится все так, как он и желает – переизберут его править на второй срок, – Ванга едва различала собственный голос, но знала – он слушает, наклонившись к подушке, ловит каждое слово, что срывается с губ ее, занемевших от боли. – И скажи еще, что хочу его видеть лично, многое ему рассказать. Сама бы приехала, но силы уже не те. Так-то, Иванко… С шелестом пробежал по стене паучок, прокричал за окошком петух, провожая закатное солнце. Голоса утихали, гасли один за другим, точно добела раскаленные звезды в непроглядной, черной ночи, и мурлыкала кошка в ногах, свернувшись клубком, и шерстинки ее выбивали об одеяло колючие искры. – И еще что скажу, Иванко. Сам-то ты – сходи-ка к врачу, как в Москву вернешься, легкие проверь. А не то карьере твоей будет конец преждевременный… да и тебе самому. Вижу – рак в тебе зубы вострит, пока еще мелкие, неточеные, там, слева, под самым сердцем… Сожрать тебя хочет – а ты ему не давайся, иди к докторам, они умные, они помогут. Время придет – и рак этот будет скован в железные цепи, и ни один человек от него не умрет больше, Иванко. Прощай. Не ходи ко мне снова, – она отвернулась к стене, вслушиваясь в скрип сверчка за потолочною балкой и гудение жучков-древоточцев, в гулкие шаги на крыльце и собачье подбрехивание – вслед этим шагам. – И да – магнитофон-то свой, в кармане припрятанный, зря включил. Я все стерла, что ты записал – не нужно это совсем, за мною записывать. Помнить нужно… Любка, пора! Тишина наплывала – волнами приходящего сна, и голоса тонули в нем, булыжниками уходили на дно, засыпая средь ила и тонких зеленых водорослей. Водоросли поднимались из колодезного дна, сквозь мутную, тиной пропахшую воду, и Ванга наклоняла ведро, черпая муть жестяными краями, и нежное, ангельское сияние лилось ей прямо через плечо. Она поворачивалась, чтобы увидеть – высокого всадника на ослепительно белом коне, с алым копьем в правой руке и в золоченой короне. «Ты будешь предсказывать живым их судьбу и слышать голос усопших», – говорил он и бил копьем – прямо в грудь, до черной, зияющей раны, и голоса покидали ее, бледным дымом стекали в колодец. И тогда она прозревала. --- Автор: Инна Девятьярова Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Три слова в ночи (рассказ) Честно говоря, я растерялся. Я ожидал увидеть чахлое, но нежное создание с огромными глазами. Глаза, разумеется, - необыкновенные. Лучистые. Как у классика. В смысле как у княжны Марьи. Ну, в общем, вы поняли… Почему? Ну во-первых, потому, что слышал по телефону ее грудной нежный голос. Я по голосу могу целый портрет составить. Во-вторых, последний раз про Толстого и Достоевского я говорил в школе и был уверен, что уже никогда не заговорю. И вот-таки пришлось на четвертом десятке! Очень уж хотелось вытащить ее на свидание. Ко мне подошла, заметно прихрамывая, молодая женщина лет 30, в зимнем сером пальто и огромным песцовым воротником, который тем не менее не мог скрыть заметный горб. Красное личико из воротника выглядывало напряженно-испуганно и почти враждебно. - Катя, – едва слышно произнесла она и, протянув руку в варежке, тут же убрала ее за спину. Жизнь научила меня ничему не удивляться. Жизнь научила меня довольствоваться малым. По роду своей профессии я сталкивался в основном с людьми, которые легко и добровольно превращали свою жизнь в ад, а заодно и жизнь окружающих. Я про преступников говорю. Мой контингент. Я их отлавливал уже лет 15 и препровождал в суд, откуда они отправлялись главным образом за Полярный круг, где мои коллеги пытались привить им навыки честного труда и дисциплины. Общение с жуликами и бандитами не прошло даром. Моя первая жена выдержала два года. Ее последние слова на пороге были не лишены поэтической пылкости: - Правильно люди говорят: горбатого могила исправит! Вторая была сожительницей и ушла без громких слов, но с заначкой, которую я прятал в старом чайнике на антресолях. Про третью, четвертую сказать нечего. Разве что про пятую. Как-то новогодней ночью она попыталась придушить меня подушкой, а потом вызвала полицию, чтоб меня забрали из собственной квартиры в вытрезвитель. Сашка Петренко, участковый, потом мне проходу не давал, спрашивал, где я нашел такой экземпляр. Где, где! Там же, где и всех остальных. На сайте знакомств, блин! Тот еще паноптикум. Открываешь страницу, а там… Глаза разбегаются, как у голодного мальчишки в кондитерском магазине. И рыжие, и черненькие, и блондинки, и шатенки! И смотрят, смотрят, смотрят! Прямо в душу. Мол, возьми – не пожалеешь. Спасибо, дамы, плавали, знаем! А тут – фото нет (да и врут они, все эти фото!), под серым квадратиком всего три слова: «Ищу светлого человека». Ну, написал, ответила и – затянуло. …Первая мысль была – как бы исчезнуть. Натурально! Раствориться. Только (вы не поверите, да и не надо!) я все-таки деликатный человек. И справедливый: ведь это я настоял на встрече! Катя отказывалась почти месяц, распаляя мое воображение. Придумывала в письмах причины, которые я разоблачал сначала с улыбкой, потом с ожесточением. А письма становились все откровеннее, все смелее, и – не побоюсь этого слова – умнее! Ну, чтоб вы понимали – договорились мы с ней аж до Герберта Спенсера. Вернее, договорилась она, а я ненавязчиво и скромно дал понять, что пролистываю иногда на ночь «Основные начала», так, от скуки. Наконец, я поставил ультиматум: или – или. Что это означало, не берусь сказать, но сработало. И вот – получите! - Тут неподалеку есть неплохой ресторан, – заученным голосом начал я. - Нет, – ответ прозвучал твердо. - А почему? – легкомысленно спросил я и осекся. Неужели неясно – почему? - Я живу тут неподалеку. Если ты не против, можно выпить чаю у меня. О чем говорить в подобных обстоятельствах? Правильно – не о чем! Так мы и прошагали до ее парадной молча. Или, лучше сказать – в глубокой задумчивости. Чтобы придать этой задумчивости некий возвышенный смысл, я взял ее под руку и пробормотал. - Ну вот мы и встретились. - Ты доволен? Ну конечно, я был доволен. Счастлив! «Выпиваю чашку чая, внезапно (о, еще ладошкой бью себя по лбу!) вспоминаю, что мне надо на службу, вскакиваю, торопливо одеваюсь и убегаю! – наконец решил я и даже успокоился. – Главное, не влипнуть в разговор о Спенсере и Достоевском. Некоторая чопорность и подчеркнутая сдержанность не помешают. Никаких вольностей. Никаких двусмысленностей! Приличия, мадам! Облико морале!» А дальше все было, как в кино с маркировкой «18 плюс». Мы поднялись на допотопном лифте на пятый этаж, Катя открыла ключом старинную массивную дверь, и мы прошагали по темному коридору сквозь строй онемевших соседей библейского возраста в ее комнату. Там был стол, за которым мы выпили бутылку ликера, и была старая скрипучая кровать, на которой произошла наша близость. Да, да, близость. И – клянусь! – ни до, ни после у меня не было столь яростного, безумного, животного ..., как в тот вечер. Мысль о том, что я могу овладеть этой женщиной, если захочу, пришла неожиданно, после первой рюмки «Ванна Таллина». Да что там – пришла! Накрыла с головой, как огромная волна. Ошеломила. Я почувствовал возбуждение, от которого затряслась бутылка в руке, когда я разливал ликер по рюмкам. Разговор у нас поначалу был нелепый, прыгающий: от Набокова до особенностей алкоголизма у мужчин и женщин. Хвастаться было нечем, соблазнять было незачем, красоваться перед дамой не хотелось, кокетничать дама не умела… И вдруг… Нечто подобное случилось со мной однажды в юности. Мы с другом опорожнили трехлитровую банку с пивом. В подвале, куда я спустился, чтобы справить малую нужду, я споткнулся о тело смертельно пьяной нашей дворничихи, бабы Любы. Она храпела, лежа на спине, на каком-то тряпье, грязная юбка была задрана чуть ли не подбородка, белые ноги со спущенными чулками бесстыже раскинуты… Я убежал, но испытал тогда такой дикий приступ похоти, что не спал несколько ночей. «Ты сошел с ума, – твердил я кому-то, кто правил моими инстинктами в глубине мозга, – это невозможно!» - «Возможно, – отвечал демон-искуситель, – она твоя, и ты можешь делать все, что хочешь» Мы встретились с Катей глазами, и она поняла все. «Я готова, – сказали ее глаза, – только мне очень страшно». Кажется, у Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть рассуждения (и тоже по поводу хроменькой девушки), что некрасивых женщин не бывает. Для настоящего сладострастника значение имеет не внешность. А что? Наверное, ощущение безумия. Жажда полной вседозволенности. Эйфория полного бесстыдства. Короче, я просто взял ее за руку и пересадил на кровать, перед которой стоял наш столик. - Я сегодня утром ходила в баню, – пролепетала она. – Погоди, я сама. Только выключи свет. И отвернись. Боюсь, я был груб. Если соседи подслушивали у двери – у них был прекрасный повод вызывать милицию… Потом был глубокий сон и пробуждение от нежных прикосновений пальцев к спине. В комнате было темно. Тусклый свет фонаря лился через окно. Катя была уже в халате. Самые тягостные минуты моих беспорядочных свиданий. Сразу не уйдешь. В голову лезет всякая хрень. Противно. Прежде всего гадко от самого себя. Словно залез на коммунальной кухне в чужую кастрюлю и хлебнул прокисших вонючих щей. То есть тошно не только физически, но и морально. Врать про какие-то серьезные чувства? Какая дура поверит? А если поверит?! Тогда точно – туши свет! Самый лучший вариант – опытная стерва, которую потянуло на остренькое. Удовлетворив похоть или простое любопытство, дама терпеливо ждет, когда ты натянешь трусы и брюки, открывает входную дверь и заключает любовную сделку ласковыми исчерпывающими словами: - Давай, давай! Двигай копытами. Нет, кофе не будет. Кина тоже. Мне еще с балансом сидеть весь вечер. Созвонимся. Звонить почему-то не хочется. Ей тоже. Проехали. Гораздо хуже, когда дама попадается чувствительная, ранимая и обиженная по жизни подлецами. Такая терпеливо ждет, когда ты проколешься (например, забудешь, как ее зовут; или Люсю – назовешь Людой), и тогда начинается спектакль. В трех частях. С финалом и эпилогом, который как правило умещается в одну фразу: «Сам пошел в задницу, дурак!» На этот раз финал был неизвестен. Катя осторожно примостилась рядом на кровати, положив ладонь на мою голую грудь. Тихо позвала. - Артур? - Извини, устал на работе. Вырубился. Сейчас соберусь и уйду. - Артур, я сегодня самая счастливая на Земле. Знай об этом! А ты? А ты? - Хорошо, Катюша. Рад за тебя. А я хронический неудачник. Всю жизнь гоняюсь за счастьем и все без толку. Боюсь, нет его вовсе. Выдумали поэты. - И любовь выдумали? - Любовь проходит. Быстро. И чем она была сильнее, тем горше разочарование. Лучше и не начинать. - А ты любил? - Наверное, нет. Хотя думал, что люблю. - А как это было? Расскажи. - Да обыкновенно. Как у всех. Свидание. Цветы. Кафешки. Первый поцелуй. - Где? Дома? - Поцелуй-то? Нет, на улице. Точнее, в парадной. Я провожал ее до дома… Волновался. Мы остановились у батареи, чтобы погреться. Зима была, мороз… Ну и… поцеловались. Смешно вспоминать – робели оба. Носами терлись. А хочется! Так и чмокались, пока мужик какой-то в парадную не вошел… Зачем-то обругал нас, дурак! Мы долго с ней дружили. А потом она стала моей женой. - А ты как ей предложение сделал? - Не помню я… Никак не делал. Ты о чем вообще-то? - Кольцо подарил? В бархатной коробочке? Обручальное? - Нет, что ты. Это в кино так. В американских. Просто мы уже… ну, в общем, мы уже жили с ней, ребенок намечался… Посоветовался с родителями и… - А ты признавался ей в любви? - Ну, да, наверное. - Прямо так и сказал: «Я тебя люблю»? - Прямо так и сказал. - Вечером? В парке? В мае, когда черемуха цветет? - Ты знаешь, а ведь действительно в парке и, кажется, весной. Еле выговорил эти три слова… теперь вспомнил. А она заплакала. Точно! Вспомнил. Заплакала. - Скажи и мне. - Что? Зачем? - Скажи, – требовательно, хотя и тихо повторила Катя, – у меня сегодня самый главный день в жизни. Я мечтала об этом сто тысяч лет. Ну, что однажды, зимним вечером, придет принц и заберет меня отсюда, и… Скажи. Не верь, но все равно скажи. Ты не думай, я не сошла с ума, я не буду тебя мучить. Я счастлива, и мне ничего больше не надо. Кроме этих слов. Пожалуйста. Я смотрел на нее, повернувшись со спины на бок. В сумерках мерцали ее глаза в темно-матовом овале лица. Они смотрели на меня и не мигали. Я понял, что минута была необыкновенно важная. - Я люблю тебя, – с трудом и ужасом выговорил я. И через минуту повторил, только уже громче и увереннее. - Катя, я тебя люблю! Пальцы на моей груди сжались в кулачок. Глаза ее закрылись. - Спасибо, – еле слышно проговорила она. – И я люблю тебя. И всегда буду любить тебя, мой… Последнее слово, произнесенное шепотом, я не расслышал. Вернее расслышал, но повторять его не буду. Вот, собственно, и все. Мы еще долго лежали в темноте молча. И каждый думал о своем. Я вспоминал свою первую жену и вдруг впервые за последние годы почувствовал к ней нежность. Вспомнил вдруг, как собирали мы с ней грибы в лесу на Псковщине и как прижимала она к щеке ярко-оранжевый подосиновик, заливаясь счастливым смехом; как испуганно-покорно глядели ее глаза, когда я говорил ей в гневе жестокие слова. А гневался я тогда часто. Дерьмо в стране лезло изо всех щелей. Когда мы взяли (наконец-то!) законченного урода, который охотился за женщинами в Невском лесопарке, я запил по-черному. Запретил жене носить черные колготки, потому что маньяк оказался фетишистом – его возбуждали черные чулки и колготки. Вот такая вот любовь была у этого выродка. Выродки вообще отравили мою жизнь. Если начинал я свою службу с рыцарской верой в идеалы справедливости, то скоро почувствовал себя ассенизатором, который пытается вручную опорожнить бездонный септик с дерьмом. Впрочем, вот я и опять о работе. Катя, казалось, уснула. Я вгляделся в ее лицо. В сумерках оно казалось совсем детским. Я осторожно тронул ее за плечо. - Катюша, мне пора. «Да, но что теперь? – думал я, возвращаясь в пустом вагоне метро домой. – Звонить или не звонить? Рубить хвост по частям или объясниться сразу?» Я не позвонил ни на следующий день, ни через неделю… Месяца через два на меня накатила такая тоска, что я нашел ее номер и звонил весь вечер… безуспешно! Что я хотел от нее? То, что искал все эти годы. Это когда лежишь, свернувшись клубочком, а женщина нежной теплой ладошкой гладит тебя по спине, оберегая от всего зла в мире. И ведь женщина сможет! Как та кошка, которая бросается на волка, защищая свое дитя, и обращает его в бегство! А через три месяца, ночью, на мой телефон пришла СМС-ка. Я был на дежурстве. Кимарил в кресле в дежурке. Там было: «Жизнь продолжается! Прощай». --- Автор Артур Болен Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Как в "индийском кине" (рассказ) - Ты чего? - А ты чего? - Так ты же первый начал? - Это ты первый! И так – до бесконечности. Олежка с Виктором с детского сада вечно препираются друг с другом. Нет чтобы кому-то из этих двоих уступить, вовремя замолчать, отвернуться, плюнуть и растереть... Куда там! Не мужское это дело – уступать. Вот и бодаются с песочницы до облысевших шевелюр. Что за дружба такая? Буквально, минуты не прошло, целовались, братались за праздничным столом, глядь, уже по-бычьи насупились, побагровели – вот-вот сцепятся... Господи, Верка с Ленкой куда смотрят! - Девки, разнимайте! – крикнула Валентина Степановна, мать Олега, сегодняшняя виновница торжества. Вера с Леной в это время копошились на кухне – поспел в духовке гусь. Они бросили несчастного гусака на произвол судьбы и мигом прилетели в гостиную. Вера схватила Олега, А Лена вцепилась в Витька. Обе - за чужих мужей. Это тактика такая, выработанная годами – свою-то супругу муженек в горячке может и пихнуть, а вот с другой дело не прокатит. Девки навалились и разняли горячих «финских» парней, развели по углам, как пятилетних карапузов: взъерошенных, красных, в расстегнутых рубахах. - А че он-то? – бухтел Олег. - А ты сам первый начал! – огрызался Виктор. Посидят, пообижаются, попыхтят немного. Гостям до этих двоих глубоко по барабану. Вера с Леной ускакали спасать гуся. Подружки Валентины Степановны затянули грустную песню про дуб и рябину. Прочие родственники – закусывали, так сказать. Олег с Виктором попыжились в своих дальних углах, попыжились, а потом один присел к столу и вступил в хор голосов, другой через пять секунд присоединился. В конце песни на строчке «Знать, судьба такая, век одной качаться» оба всплакнули и обнялись, жалея тонкую рябину, которой никак не перебраться к высокому дубу. И никто не заметил пристального взгляда Валентины Степановны. Виктор с Олегом – ее вечная забота, радость и боль – одновременно. Витенька – любимый родной сынок. Олежка – любимый неродной, но тоже, как сынок ей после смерти Катюши, самого близкого человека на земле, закадычной подружки и наперсницы. Они познакомились в родильном доме. Мамаши болтали друг с другом без умолку – тем для разговора хватало. У кого сколько детей, у кого муж – золотой, у кого – так себе. Про свекровок, злющих и ласковых, говорили. Про родителей, добрых и строгих – говорили. Про своих маленьких мальчиков и крошечных девочек – говорили. Нескучная палата в этот раз получилась – болтухи, одна другой хлеще. Валя грызла яблоко и поглядывала на соседнюю койку. На ней лежала, отвернувшись от всех, молодая женщина. Закрутилась как гусеница в одеяло, одна косища – наружу. Волосы богатые, густые, Валюха и позавидовала и посочувствовала: как такие расчесать, все гребни переломать можно! А хозяйка косы – молчунья, единственная в палате. И никто к ней так и не пришел. Брошенка – не она первая, не она последняя. По русской привычке все обитательницы палаты делились гостинцами: складывали на тумбочку матери-одиночки банки со сгущенкой, яблоки, печенье. Пытались расшевелить ее разговором, жалели искренне, по-женски. А она все глубже и глубже пряталась от людей, от навязчивого любопытства. Отстали. У всех – море своих проблем и забот. К Вале, например, муж тоже не пришел – серьезная командировка. Присылал ей восторженные телеграммы, не скупясь на знаки: «Люблю, зпт, целую, зпт, спасибо за сына, вскл, Скоро приеду, вскл. Скучаю, вскл. Как ты, вопрс. Обожаю, вскл. Звезда моя, вскл». Приходили родители и свекровь. Принесли на кормление детей, мамаши со смехом и веселыми прибаутками разобрали ребятню: каждая себе – своего. На каталке остался только один молчаливый сверток. Нянечка протянула младенца брошенке – та даже не смотрела на сына. - Вот что, голубушка! Ребенка мы голодным не оставим, выкормим. Отказную напишешь – государство не бросит. Но в доме малютки на таких детей смотреть – сердце только рвать. Они все там слабые, не орут – пищат как котята. Без материнского молока чахнут. Так ты хоть покорми его напоследок, дай парню здоровья, коли счастья ему давать не желаешь! Брошенка молчала. Нянечка взвилась вся, не выдержала. - Что же ты делаешь, сучка ты! Ну родила без мужика – и что? А у меня мужа на фронте убило, я выла белугой, но всех троих подняла, под дверь никому не подкинула! Все трое в люди вышли, а младшенький – главврач нашей больницы, и я при нем! Внуки взрослые, ни за кого не стыдно! Брошенка отогнула край одеяла и тихо сказала: - То на войне! Отец – герой! А у меня – подлец! - Подлец, не подлец, Бог с ним. Не о нем – печаль. Сынка надо растить хорошим человеком. Чтобы таким, как батя его, не стал! Давай-ка, милая, возьми парня. Глянь, какой... Красавец! Женщина села на кровати и виновато покосилась в сторону нянечки. - У меня молока нет. Совсем... Валя, уже покормившая своего Витьку, быстро, скороговоркой затрещала: - А давай его мне! Давай, давай! Я быстро, я могу, у меня молока на четверых хватит! Ну? Брошенка кивнула, Валя уложила уснувшего Витю на койку, а мальчика брошенки забрала из рук нянечки. Тот сразу же приступил к трапезе. И пока он, жадно прильнув к чужой, не материнской груди, сосал молоко, Валино сердце горячо обдало новой волной любви к этому несчастному мальчишке. Соседка неотрывно смотрела на своего сына. А потом вдруг сказала: - А можно я его подержу? Валя улыбнулась и протянула ребенка женщине. Так началась их дружба. Ночами они много разговаривали, и Катя оттаяла, отошла постепенно. Наконец-то, в последний день перед выпиской, она рассказала Вале свою историю. Родом Катя была из деревни, что в сорока километрах от районного центра. Приехала сюда учиться, да и осталась совсем. Комната в общежитии, хорошая работа, чем не жизнь? Маме помогала деньгами. Гордилась, что наконец-то удалось ее горемычной мамочке перекрыть на доме крышу. Теперь не стыдно перед людьми: избушка похорошела под новеньким шифером. И все – на Катины деньги! Ну и влюбилась, конечно. Познакомилась с мужчиной случайно, просто был дождь, она мокла на открытой остановке, а он ее подвез – пожалел косу, как потом много раз говорил. А там... В общем, закрутилось у них, завертелось. Виделись нечасто, у любимого работа ответственная. Но и этих встреч хватало. Катя каждую ночку прятала глубоко в сердце, как ларец с драгоценностями. Тоскливо станет: вытащит из тайника, перебирает камушки, любуется. Все – ее! А потом забеременела. Да так получилось, что узнала об этом поздно: какие-то проблемы с циклом, поэтому и прошляпила срок. Четыре месяца – на аборт – поздно. Сказала милому, а тот ей в ответ такую плюху бросил, что дышать стало невмоготу: - Я женат, Катерина. И меня своими уловками не возьмешь. Вот тебе деньги на врача. И пока! Как в индийском «кине»! Хотя, нет! Там такого не покажут – семья у индусов – святое. - Все равно, где-то я это уже видела, — морщилась, напрягая память, Катя. - Где-где, недавно же картину показывали, — напомнила ей Валя, — Москва слезам не верит! Там тоже – Катя! - Точно! – согласилась Катерина, — хотела отказаться от ребенка. Правда, хотела. Маме ничего не сказала. Не приезжала даже. Думала, забудется все потом. Но получилось так, как получилось. Дрогнуло Катино сердце, когда увидела она сыночка на руках Вали. Реснички его рассмотрела, щечки, лобик серьезный, носик пуговичкой. Прижала к своей груди и... дала ему имя – Олежка. Потому что похож он был на олененка, такой же глазастый и хорошенький. Олег Петрович. Отчество покойного отца дала. После выписки подружки обменялись адресами. Выяснилось, что живут в одном микрорайоне – общежитие находилось через двор от Валиного дома. Обрадовались. Гуляли с колясками вместе. Вместе в ясли парней повели. Вместе – в первый класс. И очень удобно, Олежка с Витей – не разлей вода. Правда, вечно перессорятся, передерутся. Муж Валин Олега невзлюбил: - Что он к нам вечно таскается? Дома нет? Пусть у своей мамаши в общаге дым коромыслом устраивает! Они нам скоро квартиру к чертям разнесут! Валя успокаивала Егора как могла. Это же дети, что он в самом деле! Как будто сам пацаном никогда не был: не дрался и не ссорился ни с кем! Но... тщетно! Егор, как Олега видел – зверел просто! Да и Катю терпеть не мог. Конечно, начальник, голубая кровь! - Я не понимаю, Валя, что общего у тебя с этой маляршей? Других подруг нет, что ли? Валя тогда впервые повысила на мужа голос. - Что общего? Малярша? Да все женушки твоих «полезных» друзей мизинца ее не стоят! Тупые как пробки, а гонору! В жизни книжки сложнее «Трех поросят» не читывали! Только и разговоров, что о шмотках и любовниках. И кости друг другу моют без конца! Меня тошнит от них, а ты их постоянно в гости приглашаешь! - Это нужно для нас, Валя. Без блата в наше время никуда! Я для семьи стараюсь, а ты лицо воротишь! После скандала долго не разговаривали. Егор к тому времени совсем испортился: новая должность, деньги, связи, дефицитные заказы, мебель без очереди, гараж, машина, дача – все было. А любовь куда-то подевалась. На жену, на ребенка Егор прекратил внимание обращать, откупался деньгами, дорогими игрушками, золотыми цацками. А ни Вале, ни Вите – этого не нужно. Семья нужна. Катя и Олег стали семьей. Подруга все поняла сразу. - Я к вам домой не приду больше. Я на него смотреть не могу. Редкостный подлец, Валя. Как же тебя угораздило? Ну разве объяснишь ей, что раньше Егор подлецом не был. Хороший, перспективный парень, добрый, красивый, ласковый. Валя не спорила с Катериной. Не стоил Егор этого спора. Но подруга время от времени опять возвращалась к этой теме, все переживала, что предаст когда-нибудь Егор свою семью. Как чувствовала. Егор действительно предал. Однажды подозвал к себе Валентину. И по-простому, скучливым, деловым тоном объявил жене, что разводится, что нашел другую женщину, что обязательств с себя не снимает и, как честный человек, будет содержать ребенка столько, сколько потребуется. Это был мощный удар. - Как в «индийском кине», — смеялась и ревела одновременно Валя. Катя утешала подругу как могла. Ничего, не пропали, справились. К тому времени Катя получила квартиру, успела в самый последний момент, потому что через год распалась их огромная страна, раскололась на кусочки, и начался форменный беспредел. Женщины выкручивались, как умели: растили сообща пацанов, ходили на школьные собрания, выслушивали ругань учителей, нервничали перед экзаменами, рыскали по городу в поисках продуктов, выращивали на шести сотках картошку. Роскошная дачка Вали отошла к мужу. Там теперь качалась в гамаке его молодая жена. А в девяносто пятом Егора застрелили. Связался он с какими-то бандитами, обтяпывал какие-то делишки. Разбогател и... Что-то там не поделил с очередными лихими людьми и напоролся на пулю. Дачу, машины, квартиры – все прибрали себе бандиты в счет какого-то долга. Новая жена испарилась куда-то, не удостоив вниманием хладный труп супруга. Валя хоронила Егора сама. Все-таки отец ребенка. Устроила скромные поминки. Выпили с подружкой по рюмке. - Вот так. Вот и нет теперь Егора. Права ты была, Катя. Сейчас бандиты и эту квартиру у меня отобрали бы. Еще и на счетчик поставили, — захмелев, заплакала Валя, — вот ведь, покойничек, красивой жизни захотел. С маляршей мне дружить запрещал. «Ничего у нас общего с маляршей нет» - говорил... - Почему – нет? – тихо спросила Катерина, — у нас – есть. Дети, например... - Что? – Валя застыла на месте, рот раскрыв. Вот тут и рассказала Катерина, кто ее бросил беременную, кто отец Олежки. - Когда он меня в первый раз в квартире вашей увидел – побелел даже! Пока ты на кухне с пирогом возилась, за грудки меня схватил. Думал, что я его таким образом шантажирую. Не верил, что Олежа – его сын. А может – не хотел верить. Кате тогда выть хотелось от тоски. Милая Валечка, каково ей? Живет с изменником и ничегошеньки не знает! Но подумав на досуге хорошенько, решила: нечего вмешиваться. Это ее, маляршу, Егор не любил, а Валю – любит. Она прекратила приходить в дом к подруге, но общение с ней не порвала. Да и как? Дети дружат, братья ведь. Пускай все остается на своих местах. Время покажет. Время показало, что Егор оказался настоящим мерзавцем. Став большим начальником, приобрел барские замашки, и аккуратненькая, обыкновенной внешности Валечка его уже не устраивала. Хотелось чего-нибудь этакого, с длинными ногами и высокой грудью. Катя нечаянно увидела на улице, белым днем, как Егор, никого не стесняясь, усаживал новую кралю в свою, с иголочки, роскошную иномарку. Ничего не сказала. А надо было. Надо! Ревели долго. Пришли в себя и решили: парням ничего не скажут. Вот потом, когда-нибудь... Витька с Олегом выросли, отслужили в армии. Бог обоих отвел от страшной войны на Кавказе. Ведь собрались, на пару, да командир части гаркнул: - Марш отсюда, сосунки! Матерей пожалейте, ироды! Катя с Валей потом вот так-у-у-у-ю свечку в церкви за его здоровье поставили. Пацаны вернулись домой. Вскоре один за другим женились. Дети пошли. И всегда они вместе: на охоте, на рыбалке, на даче соседями стали! Дети все перемешались, одной гурьбой. Отцы-матери своих от чужих не отличают: уж если набедокурят ребята, огребут одинаково, что от батьки, что от дядьки... А Валентина с Катериной так и не решались рассказать сыновьям правду. А потом Катюша скоропостижно скончалась. Год назад похоронили. Плакали сыновья, плакали их жены, плакали дети – хорошим, добрым человекам была она. Вот и болело сердце у Валентины Степановны. Дети, мальчишки и девчонки, взрослеют. А вдруг – любовь? Не раз смеялись Витька с Олегом: - Ваньку на Таньке женим. Серегу на Светке! Ой-ой, катастрофа! Нет, надо признаваться. Пора! *** Гости начли прощаться. Вера и Лена домывали посуду на кухне. Витя и Олег, окончательно помирившись, мирно сидели на диване, ждали жен, чтобы вместе отправиться домой. - Ребята, давайте поговорим, — сказала Валентина Степановна и присела рядом с сыновьями. --- Автор рассказа: Анна Лебедева Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka

Помогла... (рассказ) – Мам! Ты где? До тебя не дозвониться! – М-м... Катя! Да никуда я не делась. – Так мы идем за курткой? Я же жду. – А, да, точно. Дочь, я и забыла, куда мы собирались. Извини. Давай в другой раз! Катя еще хотела что-то сказать, но вдруг... увидела свою маму под руку с ее начальником. Она решительно шагнула вперед, но вовремя осеклась и спряталась за дерево. Мама заливисто смеялась, начальник что-то шептал ей на ухо. Видимо, им очень весело. Ну, всякое бывает. Наверное, случайно встретились. Но то, что Катя увидела потом, поразило ее в самое сердце. Начальник поцеловал маму в губы, а та уж точно не сопротивлялась. Кате ничего не оставалось, как пойти в магазин. Домой идти ей не хотелось. Было как-то стыдно перед папой. Он ведь маму так любит, на все ради нее готов, а она... *** Катя вернулась домой, когда родители ужинали. Мама поставила корзинку с печеньем на стол, подала чай. На кружевной льняной скатерти красовалась резная салфетница, изящные блюдца и чашки с тоненькими стенками. – Галочка, какая ты молодец, мое любимое печенье, мой любимый чай! Мама улыбнулась в ответ и стала напевать что-то себе под нос. Катя стояла в дверях кухни с объемным свертком и хмуро смотрела на семейную идиллию. – Куртку купила? Будешь ужинать? – осведомилась мама. – Сыта, – бросила Катя и ушла в свою комнату. Родители переглянулись и продолжили милую беседу. *** Петр Степанович был, конечно, очень интересным мужчиной и, несмотря на то, что разменял пятый десяток, привлекал и юных барышень. В очередной раз, подходя к дому, он заметил милое создание с огромными глазами, как у олененка, и наивной улыбкой. Эту девушку он видит здесь не в первый раз. – Добрый вечер! Подскажите, пожалуйста, в этом доме живет Алексей... ему лет двадцать, он студент... на каком этаже? – глаза олененка, казалось, смотрели прямо в душу. – Вечер действительно добрый. Я, конечно, не Алексей, а Петр, но может быть, в чем-то смогу его заменить? Например, отвести вас в кафе. – С удовольствием! – вдруг расцвела девушка, – а я – Даша! В кафе с романтичным названием «Вернисаж» играла живая музыка. На Дашеньке было нежное платье с рюшами, а Петр был по обыкновению в коричневом костюме, он же шел с работы. – Да, да, я буду позже. Он положил трубку. Даша сделала вид, что не заметила, она в этот момент писала кому-то сообщение. – Дашенька! Пойдемте... на прогулку? Петр подал девушке пальто, пристально посмотрел в ее глаза, и она как будто уже забыла, зачем на самом деле пришла к его дому в который раз. Осенние листья шуршали под ногами, в сквере Даша кинулась к яркому вороху, как в детстве, стала подкидывать охапку и потом собирать в букет. Петр почувствовал к этой милой девушке с огромными глазами теплую симпатию. Взял ее за руку: – Так кто этот Алексей? Вымышленный персонаж? – Честно сказать, вы мне давно понравились. Никакого Алексея нет, – заулыбалась Даша, глядя в глаза Петру. И вдруг его поцеловала. Он опешил, осторожно обнял ее и почувствовал такой прилив нежности, какого не ощущал давно. Ветер рассыпал на тропинку новую порцию красных, оранжевых, бордовых листьев. *** – Где папа? – В магазин пошел, – ответила Галина и, напевая лирическую мелодию, примеряла к себе платья, которые давно висели в шкафу, никем не востребованные. – Мам, у тебя кто-то есть? Бросай его. Папа любит тебя. – Катюш, мы сами разберемся. Кто у меня есть? Я все время на работе и дома. Вот, думаю, хоть в театр сходить что ли... Наверное это, синее платье подойдет, как думаешь? – С кем в театр? – она взглянула на вечернее платье, поморщилась, – какое старье, разве можно это надевать?! Мать уже не слышала. Она с недовольным лицом набирала в телефоне чей-то номер. Потом решительно захлопнула шкаф: – Старомодное, говоришь? Ну, и нечего тогда там разглядывать. Но Катя копошилась на верхней полке. Вдруг воскликнула: – Смотри, что я нашла! – в красивом чехле были украшенные мелкими камнями часы. Мать равнодушно повертела аксессуар и убрала наверх. Кате стало до того обидно за отца, что на глаза навернулись слезы. Он же приготовил маме такой подарок! Это - не просто сунуть в руки скомканную купюру или дежурный букет из роз. Выбранные с любовью и заботой часы для женщины, которая его даже не уважает. Катя, конечно, любит обоих родителей. Но она за справедливость. Семью нужно сохранять любой ценой, она в этом убедилась в очередной раз. Набрала номер: – Все в силе? Все идет, как надо? – Да. Коротко, но ясно. Катя успокоилась. Все будет хорошо. *** Петр, наконец, посмотрел на часы: было уже поздно. Он вздохнул и окинул взглядом опустевшую постель. Отвернул край покрывала и прогладил рукой, будто пытаясь удостовериться, что там никого нет. И зачем он только отпустил Дашу! Вообще, что он знает о ней? Как-то все быстро, спешно, но очень чувственно. Очень нежно и ярко, романтично и страстно. Он же ей в отцы годится! Петр знал, что нравится женщинам, но не имел привычки крутить романы с молоденькими. А тут... Петр увидел в телефоне пропущенный вызов и несколько настойчивых сообщений в мессенджерах. Написал: «Был занят, спокойной ночи» и убрал телефон в тумбочку. Удивительно, но он забыл на время о Гале, отключил звук, да и сейчас как-то неловко что-то говорить или писать. Что тут скажешь... «Как мальчишка, в самом деле!» – укорила бы его Галя. Она вообще старалась себя вести с ним, как мама или опекун. Только сейчас Петр сформулировал, что ему не нравилось в их отношениях. Но, наверное, Галя так не думала, старалась заботиться, жалела, что Петр не женат и некому ему лишний раз приготовить суп или поухаживать за ним. Наверное, любовь у них все-таки была. Он ревновал Галину к мужу, хотел, чтобы она развелась и обустроилась в его холостяцкой квартире. Но и не торопил. Когда-то Галя сказала, что, видимо, Петр не уверен в своих чувствах, раз не порвал до сих пор ее мужа в клочья. Тогда он в ответ рассмеялся и отмахнулся: - Ах ты, моя темпераментная! Но теперь Петр задумался. *** Две подруги встретились случайно. – Ой, не сразу тебя заметила. Наверное, мне пора носить очки! – улыбнулась Дарья. – Зато тебя видно издалека – прямо расцвела. В кого-то влюбилась? – спросила Екатерина. – Просто некогда, – пожала плечами Даша и уже развернулась, чтобы уйти, но ее поймала за рукав подруга. – Что ты все убегаешь? Пойдем, пройдемся! – В другой раз, Кать, все в другой раз. Екатерина удивленно уставилась на Дарью. Быстро жизнь идет. Все меняется. Все движется. Но отчего Даша избегает общения с ней, ее лучшей подругой? Вдруг неприятно засосало под ложечкой. Мать с отцом хорошо общаются уже столько лет, не придраться. Папа более эмоциональный, а мама сдержанная. Интересно, догадывается ли отец о том, что у матери есть кавалер? Что же будет с ним, когда он узнает? Он просто этого не перенесет! Катя повернулась в ту сторону, где только что была подруга, но она, конечно, исчезла. Катерине ничего не оставалось, как пойти гулять одной. Ах, да, ей нужно было еще купить торт на годовщину родителей. Двадцать лет, как-никак! *** На пороге дома Катя остановилась в замешательстве. Она услышала, что мать плачет, а отец что-то объясняет нервно и отрывисто. Говорят они негромко, как будто думают, что их кто-то может услышать. Вдруг отец пулей вылетел из комнаты, отодвинул Катю, которая застыла в прихожей, схватил пальто и хлопнул входной дверью. Мать сдавленно всхлипывала, обхватив голову руками. Торт был явно не к месту. – Отец ушел, – наконец заговорила мама. – Ушел...куда? – не понимала Катя. – Туда, куда и все мужики! Я сказала ему, что знаю о его задумке на годовщину, но что часы такие я не ношу, у меня же аллергия на металлические браслеты. У меня была мысль, что это не для меня подарок, потому что Вадик вообще забыл о годовщине. Он пришел с работы и стал говорить о чем угодно, только не о нашей дате. Я сначала пыталась намекнуть, потом сказала про эти часы... А потом выяснилось, что они – для любовницы! Отец давно с ней! И вышел скандал! А я призналась, что у меня тоже роман... Ну да, не смотри на меня так, ты тогда правильно догадалась, что у меня есть мужчина. – И это твой начальник. Я видела вас. – Что теперь скрывать. Да, я тоже хотела почувствовать себя женщиной! С Вадиком мы давно добрые друзья, брат с сестрой. – Но папа всегда так мило с тобой беседовал, помогал во всем, подарки дарил... – Да, твой отец – приличный человек, он общительный и благодарный. – А что же будет дальше? – Катя не верила своим ушам. Отец, такой чуткий и влюбленный по отношению к маме... изменял ей? Пазл разваливался. Как же склеить кусочки? – А Петя... мой начальник, Петр Степанович, тот самый, узнал, что у нас с Вадимом – все. Я ему сказала. А он лишь извинился. Я поняла, что он не любил меня. Да он и сам подтвердил это. Катя бросилась к телефону: – Дашка! Представляешь, что тут у нас? Отец ушел от мамы, он гулял, оказывается. Вот я идиотка! Но и начальник ее бросил. Сказал, нашел кого-то. Мы же договаривались с тобой, что ты его просто отвлечешь от мамы, чтобы та вернулась к отцу, и... – Катя осеклась. – И мы с Петей вместе. – Ну, так все, дело сделано, прекращаем спектакль! – А это не спектакль уже, Катюш. Я живой человек. И Петя. Так вышло, – вздохнула Даша, – ну, пока! Видимо, не любили Галина Александровна и Петя друг друга, раз так и не сошлись по-настоящему. А мама твоя – красивая женщина, отличная хозяйка. Все будет хорошо! Тут только Катя заметила, что разговаривала на громкой связи, а мама стояла у двери и все слышала. Она повернула к ней лицо, полное слез. – Молодец, дочка. Помощница какая выросла... Ну, что теперь делать. Раз я такая хозяйка необыкновенная, какой меня все тут признали, пошли есть салаты. Отметим не годовщину, а начало новой жизни... жизни для себя! Женщины, юная и зрелая, прошли в столовую. Мать разлила шампанское по бокалам. Сказала какой-то витиеватый тост, выпила и не выдержала – разрыдалась. Катя сидела за столом, сложив руки в замок. - Прости меня, мама. Я хотела, как лучше, — прошептала она. Мать не отвечала. Она плакала. Катя молча поднялась, надела пальто и вышла на улицу. Город накрывал тонким одеялом первый робкий снег. --- Автор рассказа: Елена Мартовская Подпишитесь на Книготеку, чтобы не пропустить новые рассказы! https://ok.ru/knigoteka