Война. Я смотрю первый в своей жизни драматический взрослый спектакль. Мне семь лет. Мой папа — художественный руководитель театра, постановщик спектакля, и поэтому я смотрю дневной прогон в пустом зале. Пьеса «Роковой час».
Как все мои ровесники, я много повидал к своим семи годам. Вместе со взрослыми я пережил черный день начала войны: она застала нас на курорте, в Сочи. Ослепительное солнце, волны, а на севере, дома, — война. Все было особенно контрастно и неестественно. Смерть близкого человека — полковник Кулышев, дорогой «дядя Сережа» погиб в первые дни войны под Киевом. Остальные близкие — в Ленинграде, в блокаде. Эвакуация. Холод, и жизнь без жилья, и переполненные поезда, которые тянутся неделями. Я видел и пережил все, что положено было тыловому ребенку. Я мечтал о мести и о фронте. И десятки раз, тайком перелезая через высокую стену киношки, смотрел военную хронику и военные фильмы. И видел на экране сам бой, и саму войну, и саму смерть.
И вот теперь я сижу в пустом зале. В темноте. И на сцене в неестественной комнате, где матерчатые стены ходят ходуном, когда открывают дверь, три русских эвакуированных актера, сильно загримированные, разыгрывают драму норвежской семьи. Я мало что понимаю. Я не понимаю до конца любви, ревности, женской измены, не понимаю политических разногласий, наверное, не понимаю даже, что один из трех — фашист: ведь он не немец, и не в военной форме, и без оружия. Но я смотрю неотрывно. Ощущаю, впитываю драму сквозь непонимание. Вот что я помню».
Сергей Юрский
⠀
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 6