ВОЙНА И МИР. ИЗРАИЛЬ
Оперировали меня недавно.
Отхожу после наркоза.
Лежит рядом мужичок, лет шестидесяти, в потолок смотрит.
Напротив меня – жена, Нина.
Напротив него – четыре взрослых дочери.
Вижу, дочери проводят шмон, да такой, что наш старшина Шпиляк выл бы от зависти.
Все шкафы они вывернули, все полки обнюхали, под всеми матрацами проверили.
По ходу выяснилось, что ищут они сигареты, что у папы их было три инфаркта (сейчас лежал он с аппендицитом), что так нельзя относиться к своей жизни, к маме, к ним…
Он смотрел в потолок и божился, что завязал.
В общем, не нашли они сигарет.
Посидели, поцеловали папу, ушли.
Как только смолкли их шаги, он сразу встает, подходит ко мне, говорит моей
Секрет плацебо.
Реплика: Большинство врачей не воспринимают плацебо всерьез…
Ответ: Они просто говорят: «Да, помогает. Есть психологическая составляющая в каждом лекарстве, в обращении с пациентом». Почему они не хотят это особенно выделять? Потому что это заставит их правильно относиться к пациенту.
«Дружок мой, почему ты так себя чувствуешь? Что-то ведь не так. И на самом деле не так. Давление? Нет у тебя никакого давления. Дай я тебя за ручку подержу, смотри, все успокаивается». И так далее. Понимаете, сколько это стоит нервной энергии?!
А так – химия и всё. 10, 20, 30 миллиграмм пару раз в день перед сном, – всё, будь здоров! И 100 пациентов за смену.
Эта психологическая составляюща
~ Разговорный язык теряет свои силу и значение. Людям требуется более конкретный, внутренний язык общения между собой. Не звуковые и световые волны, а непосредственное общение мыслями и чувствами. Минуя 5 чувств восприятия тела и перевода их в ощущения. Связь умов и сердец.
#МихаэльЛайтман#MichaelLaitman
«Мы едем в машине, мы еле двигаемся.
У нас пора дождей.
Льет и льет без конца. Дороги не видно.
Но, знаете, на душе хорошо.
По радио джаз, я нашел Ганелина…
И продолжаю разговор с сыном.
– А я бы, сынок, пошел учителем, – говорю ему.
Сынок мой рулит и отвечает:
– Или неудачники, – говорит, – или идеалисты идут сегодня в школу.
Мой Илюша, доктор философии, три года проработал учителем, он знает, что говорит.
– На год тебя хватит, – говорит сынок. – Потом получишь инфаркт, я тебя знаю, на этом все и закончится. Сегодня школа – это самоубийство, папа. Не то, что в твои времена.
И я задумался. А как оно было, в мои времена?
Полетела жизнь назад, замелькали лица учителей и воспитателей…
Много их