– Доча, ты посмотри на себя. Ведь вся кошке на обед! – Римма Павловна моя старшая коллега. Настолько старшая, что годится мне скорее в бабушки. – Себя любить надо, Катюша. Сама любить не будешь – и никто ведь не будет!
– А что, Римма Павловна, я разве не люблю? – искренне удивляюсь я.
– Ох, доча, – Римма Павловна качает головой. – Ты сколько весишь-то?
– Сорок девять, – я пожала плечами. – Разве плохо быть худой?
– Да видала я твою фотографию в паспорте. Там у тебя хоть щечки есть, и взгляд лучится.
– Ну, так это еще до родов была! Римма Пална, – я смеюсь. – Сынишке два с половиной еще. Поправлюсь, какие мои годы.
– Ага. Вижу я, как ты поправишься. Не успеешь зарплату получить бежишь о
Мы молоды. У нас чулки со штопками.
Нам трудно. Это молодость виной.
Но плещет за дешевенькими шторками
бесплатный воздух, пахнущий весной.
У нас уже — не куклы и не мячики,
а, как когда-то грезилось давно,
нас в темных парках угощают мальчики
качелями, и квасом, и кино.
Прощаются нам ситцевые платьица
и стоптанные наши каблучки.
Мы молоды. Никто из нас не плачется.
Хохочем, белозубы и бойки!
Как пахнут ночи! Мокрым камнем, пристанью,
пыльцой цветочной, мятою, песком...
Мы молоды. Мы смотрим строго, пристально.
Мы любим спорить и ходить пешком...
Ах, не покинь нас, ясное, весеннее,
когда к нам повзросление придет,
когда другое, взрослое везение
нас по другим дорогам поведет.
От лет летя