Западня. С крыш били снайперы – и пятеро парней Безжизненно лежали в тухлой жиже. Нас «отсекли» от леса и от хижин – Грязь по колено, ямы да пырей… К земле нас прижимал их пулемёт – И приучал к болотному зловонью. Я рану зажимал одной ладонью, Другой же – яму рыл, как резвый крот. Надежда наша разбивалась вдрызг От пуль, что в нас плевали слизью брызг! Радист всё повторял наш позывной! Казалось мне: всё это – не со мной! Но лейтенант нам прокричал: «Сюда! Скорей!» Он звал нас из притопленной воронки. Рванули мы, почти наперегонки – И очень быстро очутились в ней. И тут же с крыш косым дождём свинца Нас окатили из знакомых автоматов – Меня спасла сапёрная лопата,
Прости, любимая. Я так тебя подвёл…
Я не сумел уйти от этой пули.
Ещё бы метров тридцать – я б ушёл,
А догонять они бы не рискнули
Прости, любимая. Не горе – а беда!
Письмо моё придёт за похоронкой –
Ты в нём себя узнаешь, как всегда,
Смышлённой и счастливою девчонкой.
Прости, любимая. Унёс я благодать –
Мир для тебя стал бледен и ничтожен.
Пусть пишут: «Кто-то должен умирать», -
Не верь им, милая. Никто, никто не должен.
И помнил я на огненной черте,
Что ты меня вернуться умоляла –
Я так старался, что из ста смертей
Всего одна меня не миновала.
Но я вернусь, по-прежнему любя –
Сквозь грунт пробьюсь к тебе зелёной негой.
И для тебя, и только для тебя,
Прольюсь дожд