Я, вернувшись с войны, ничего не пойму, Кто-то слышит в России ещё про войну? Сплошь концерты, эстрада - фанфары гудят, Под Донецком бои, будто громом набат. Стойки барные - водка, коктейли, вино... И понять никому здесь совсем не дано, Что не так далеко рвёт эр-эс небеса, Коль вернёшься живой значит верь в чудеса. "Ламборджини" летает проспектом в ночи, А у нас над окопами снова "грачи" И "артой" развороченный напрочь блиндаж, И дороже "джинсЫ" стал давно камуфляж. Вечер томный, над речкою виден салют, Веселится "элита", ведь здесь не убьют. Что тут может случиться, - пожар, камнепад? Здесь никто не слыхал как работает "ГРАД"! Здесь не знает никто как грохочет "КАМАЗ", Как трепещет на танк
Я кричу: «Мамка!».. Она не отзывается. Я кричу: «Мамка, встань!» Ох, страшно, дяденьки, ох, страшно...» Да есть ли мера расплаты за слезы этой девочки? Есть ли возмездие, достаточное за этих зверски убитых детей, за муки и ужас оставшегося в живых ребёнка. ПО СМОЛЕНСКИМ ДОРОГАМ Нам помнятся эти дороги осенью. Они вели по холмам и оврагам, вдоль плодородных осенних полей, — пшеничных, льняных, клеверных, — мимо крепко сколоченных изб, фруктовых садов, чистых и ясных речушек. Теперь уголь и пепел лежат на пути. Две-три уцелевшие избы среди груды развалин, кирпичных труб, обгоревших кроватей — это деревня. Хозяева уцелевших домов приютили у себя погоревших соседей, — всюду, на печи, на скам