Я живу душой наизнанку
Не боясь, что кто-то осудит.
Мне не важно, что будет завтра.
Может, завтра уже не будет.
Мне давно уже стало неважно
То, что вслед мне молва сказала.
Разве слово их что-то изменит?
Я себе уже все доказала.
Доказала, что сила - в поступках,
То, что скрыть нельзя боль и радость,
Есть печаль, что время не лечит,
И что слезы - еще не слабость.
Я спешу попросить прощенья
И в грехах своих повиниться.
В жизни лишь опоздав однажды,
Начинаешь вдруг торопиться.
Торопиться в любви признаться,
Растопив в душе чьей-то зиму.
Потому что любимые люди
Должны знать, что они любимы.
Я спешу принимать решения,
Отказавшись судьбы принять милость.
Лучше сдела
Белье постирать, посуду помыть, крупу перебрать.
А если война? Не завтра она, а прямо вот-вот.
Герани полить, посуду помыть, белье постирать.
А кто же еще все это польет, развесит, протрет?
А если враги в наш город войдут и город займут?
Что толку тогда от свежих простынь, от их чистоты?
Пусть видят, как тут прекрасно живут, как счастливы тут,
Какие дома, какие сады, какие цветы.
А если они затопчут цветы, дома разбомбят,
Сожгут (но зачем? не знаю, сожгут) деревья в саду?
Останутся те, кто скажут: смотри, да это же ад,
И адский огонь в застывших зрачках предъявят суду.
Зло кончится, но не раньше, боюсь, чем кончимся мы.
Жасмин как щенок прижался к рукам тугим животом.
Что делать сейчас?