Когда тебе за шестьдесят,
Не важно, что там говорят,
Кто что подумал за спиной,
А важно, кто сейчас со мной,
Кто — близкий друг, а кто — чужой.
И кто предать рад за спиной,
Совсем не важен сплетен круг,
А важно, чтоб был рядом друг.
Не важен писк последней моды,
Важней условия погоды,
И в сумке зонт, на шее шарф.
За шестьдесят так много прав:
Имеешь право просто жить,
И не в обязанность дружить,
И выпить кофе не спеша
С тем, к кому тянется душа,
Не хочешь — можешь не звонить,
Дежурных фраз не говорить.
Жизнь хороша за шестьдесят,
Не лезут в душу все подряд,
Там только те, кто точно друг,
Пусть небольшой остался круг,
Но он надёжней, чем скала.
Так пусть седеет голова,
Незадолго до смерти Астафьев написал эпитафию с пометкой: «От Виктора Петровича Астафьева. Жене. Детям. Внукам — прочесть после моей смерти. Я пришёл в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощание. И ради Бога, заклинаю вас, не вздумайте что-либо переименовывать, прежде всего родное село. Пусть имя моё живёт в трудах моих до тех пор, пока труды эти будут оставаться в памяти людей. Желаю вам лучшей доли. Ради этого мы жили, работали и страдали».
— Изя! Какая встреча! Ты знаешь, я недавно видел твою очаровательную жену, твою сносшибательную Сонечку Марковну. И вот шо я тебе хочу сказать, со всей ответственностью… Чем ты кормишь свою Сонечку…это же не фигура, это песня… Её тухес — это твой нахес…
Я в шоке… Она идёт так, шо у приличных мужчин дух захватывает…
— Ай, Моня… када я увидел Сонечку в юности…я потерял дар речи, но мозги соображали. Я решил, шо надо обязательно познакомиться с её мамой… Када я увидел Серафиму Гершовну я потерял мозги, но када я попробовал её пирожки…я потерял дар соображения… Так вот….о чем это я? Аааа, о фигуре моей Сонечки… На таких котлетках фигуры другой быть не может… Када котлеты… божественные, фигура та