я пишу тебе письма: сквозь тьму и рассветный мрак.
иногда отступает чуть слышно немая боль. а другие смеются: «ну право, какой дурак!» а другие хохочут: «бульварных поэм король!»
помню, жалко, немного. лишь лето, цветущий сад, и глаза твои — цвета камня с морского дна, и клинком ядовитым отважно-бесстрашный взгляд.
я пишу тебе письма.
«ну как ты теперь,
одна?»
ты, наверное, в мае.
май красит твои стихи в бирюзово-беспечный, а ветер стирает грусть. я пишу тебе письма, другие теперь тихи, говорят, что
'свихнулсянусразужевидно'
пусть.
«у меня тут сентябрь, полыхают костры рябин, календарь позабыл — извечная цифра три». почему же молчишь, мой ангел паникадил?
я пишу тебе письма.
письмо, по
Заехав к матери, чтобы достать из кладовой с антресолей банки, я наткнулся в дальнем углу на тяжелую коробку, завернутую в холстину. Взяв банки, прихватил и этот сверток, посмотреть, что в нем находится. Отдал его матери и спросил:
– Слушай, мам, что за клад спрятала ты в кладовке? Я что-то не видел раньше.
– А-а-а, этот? Он остался от бабы Дуси. Я, уж, старая и забыла про него. Много лет он лежит у нас. Я подальше его с глаз убрала, чтобы вы ненароком не сунулись в коробку. – Сказала мать.
– Какая, баба Дуся?
– Ты должен ее помнить. Маленькая такая старушка на первом этаже в угловой квартире жила. Помнишь? Ты еще пацаненком был, когда ее муж умер. Они на фронте поженились, вместе всю войну
ОТЕЦ БИЛ ЕЁ. ЖЕСТОКО БИЛ.. .
Мать пила горькую. Поэтому, росла она на улице. Причем, в буквальном смысле этого слова. Ела здесь, иногда и спала. Ей приходилось частенько слышать насмешки в свой адрес. И она научилась защищаться.
Кулаками. Точнее, маленькими кулачками.
И выросла она cломленным человеком. Так, по крайне мере, говорил её лечащий врач-психолог, а потом – психиатр. Лекарства она принимала регулярно. Что, впрочем, не оказывало на неё ровным счётом никакого воздействия.
На свидания она не ходила. Не верила, что кто-нибудь может заинтересоваться таким, cломленным человеком. А, значит…
Всё своё время посвящала работе и заботе о бездомных людях на улицах города. Она была
Я не англичанин. Никогда им не был и становиться не собираюсь. Я шотландец!
С женой я познакомился за игрой в гольф. Она француженка и тогда не говорила по‑английски, а я не говорил по‑французски, так что особых шансов утомить друг друга беседой у нас не было. Вот почему мы очень быстро поженились.
Сэр Томас Шон Коннери