Ты был уже мертв, когда я написал тебе первое письмо, Иносказательно - ничто в тебе не было спасено: Голос сердца молчал, Разум стенал и бредил, А ты сидел на полу и слушал дверные петли. Мне казалось, что письма - это холодный ветер, То есть только слово останется после смерти. И я мог коснуться тебя в половину строчки До того, как стемнеет, И все здесь накроет ночью. Потому что, знаешь, мне тоже бывало пусто, Когда мир молчал И внутри каменели чувства, Костенело время и даже цветы у дома Становились лирикой, лишенной всего живого. Я хотел диалога, какими они бывают, Когда ты говоришь, а в ответ тебе не кивают, А в ответ не спорят и ничего не скажут, Но ты словно знаешь - за молчанием ест
Когда-нибудь мне это надоест: Однообразие и постоянство мест, Где даже ветви мартовской мимозы В себе скрывают будущую осень. И люди, прежде бывшие родными… На их устах - мое потрепанное имя Как мятый лист, исписанный стихами, Во мне самом немыслимо стихает. И суета, в которой было мирно, Как в песнях птиц и в запахе инжира, А из окна соседского напротив Летели крики, поднимая море. Рычали звери транспортного леса, Молчало небо, но шумела пресса, И было душно, но необходимо - Все это знать. И чувствовать. И видеть. Но будет день, когда и я устану От красоты в лице земного сада И от восторга праздничной свободы На площадях, где птицы и народы. От всех приютов и от всех притонов, От жизни
Сначала ты пишешь цветок в стакане, Дожди на ладонях стекол. Любовников (тех, что однажды станут Вселенной размером в строки И солнцем, упавшим на край рубашки, И теплым июльским лугом). Ты пишешь о пальцах своих в гуаши, О пляже, О письмах друга. Еще листопады, тоску бульваров, Промокшие сигареты И ту ностальгию, с которой дарят Короткую память лета. Ты пишешь о том, что твой мир непрочен: Он грех и в церквушке «Отче», Огромные в звездном свете ночи, Но полные одиночества. Какой-то немыслимый вздох природы, Когда ты за миг до крика. Потом обнажаешь в себе урода И пишешь что-то великое. Александр Ноитов
Есть близкие - как свет лампады, С которыми не страшно падать Во тьму… Затем, что в мраке этом Они становятся нам светом. Есть близкие - Как в сердце струны: Не те, которых мы целуем, Но те, которые в разладе Вдруг остаются с нами рядом. Они - цветы сквозь стекла окон И что-то в небесах высоких, Что греет эти вот районцы - Неотличимое от солнца. Они - беседа поздней ночью, Когда нам кто-то нужен очень, Они - та вера в незнакомцев, Которая лишь раз дается. Воспоминанием о детстве Они - то значимое «вместе», Они - согласие на сердце И плечи, чтобы опереться. Спокойный смех, не знавший злости, Они становятся нам осью Вокруг которой жизнь летит В величии своих орбит. Аль Квотион
Там, где все картины в квартире - как окна темные, За которыми видно город и видно сонмы Нелюдимых районов спальных и туч упавших На огромное тело тьмы с костяком гаражным. Там, где я по тебе скучал, уходя в гиперболу, Как скучают по тем, кого на планете не было: Просто выдумать и любить, И писать под вечер: «Дорогой Никто, с наступлением новой вечности». Там, где больно лишь оттого, что от пыли кашляешь, И никто не прижмет руки к ледяной рубашке… Остаюсь теперь, как портрет наступившей полночи, Обреченный смотреть на зеркало в одиночестве. Аль Квотион
Закрывай, закрывай глаза, Замолчи и ляг - На груди моей для тебя пролегли поля. Это лучше, чем умирать. Просто замолчи, Мы с тобой - никому не нужные, мы ничьи. Сколько скурено сигарет оттого, что жить Не умели толком. Да бог с тобой, не тужи, Просто ляг на грудь и молча смотри во тьму, Чтобы сделалось все пространство сродни пятну. Чтобы после - запомнить ночь и звезду во рту, В обреченный мир уставившись поутру. Закрывай глаза, ветер станет нам как свирель, Задувая в щель, Обнимая собой постель, На которой мы - партитуры его сюит И нагие ноты… Пожалуйста, просто спи, Так легко сглотнув отчаянье, будто ком. И хотя бы на миг - не вздрагивай ни о ком. Завтра нас накроет сиротство больших домо