В меня же вселился бес. Уже в Ленинграде и теперь здесь, задыхаясь в моих комнатёнках, я стал марать страницу за страницей наново тот свой уничтоженный три года назад роман. Зачем? Не знаю. Я тешу себя сам! Пусть упадёт в Лету! Впрочем, я, наверное, скоро брошу это. М. Булгаков
Не успел он договорить, как Коровьев выхватил из кармана грязный платок, уткнулся в него носом и заплакал. – ... покойного Берлиоза... – Как же, как же, – перебил Коровьев, отнимая платок от лица. – Я как только глянул на вас, догадался, что это вы! – тут он затрясся от слез и начал вскрикивать: – Горе-то, а? Ведь это что ж такое делается? А? – Трамваем задавило? – шепотом спросил Поплавский. – Начисто, – крикнул Коровьев, и слезы побежали у него из-под пенсне потоками, – начисто! Я был свидетелем. Верите – раз! Голова – прочь! Правая нога – хрусть, пополам! Левая – хрусть, пополам! Вот до чего эти трамваи доводят! – и, будучи, видимо, не в силах
Никанора Ивановича вызывали в переднюю его квартиры...что-то шептали, подмигивали и обещали не остаться в долгу. Весть о гибели Берлиоза распространилась по всему дому с какою-то сверхъестественной быстротою, и с семи часов утра четверга к Босому начали звонить по телефону, а затем и лично являться с заявлениями, в которых содержались претензии на жилплощадь покойного. И в течение двух часов Никанор Иванович принял таких заявлений тридцать две штуки. В них заключались мольбы, угрозы, кляузы, доносы, обещания произвести ремонт на свой счет, указания на несносную тесноту и невозможность жить в одной квартире с бандитами. В числе прочего было потрясающее по своей художественной силе описание п
Шли мы с приятелем из бани. Останавливает нас милиционер. Мы насторожились, спрашиваем: — В чем дело? А он говорит: — Вы не помните, когда были изданы «Четки» Ахматовой? — В тысяча девятьсот четырнадцатом году. Издательство «Гиперборей», Санкт-Петербург. — Спасибо. Можете идти. — Куда? — спрашиваем. — Куда хотите, — отвечает. — Вы свободны… Смесь обыденности и безумия. Оказалось, вовсе не художественный вымысел. Вот заехал я сегодня на заправку, пристроился в очередь. Жду, слушаю по радио музыку. А в двух шагах на перевернутом деревянном ящике сидит бомж. Санитарно запущенный. В каком-то блохастом балахоне. Сидит, жмурится на солнышке, ковыряет в носу, прислушивается к музыке из откр