Все чаще приходят в храм юные девушки, живущие свободно с чужими мужьями. Хорошо еще, когда приходят со слезами, вымотанные грехом, уставшие от лжи и мучений совести. Но часто приходится слышать только констатацию факта, да еще и с усмешкой. Вот уж воистину мороз по коже идет, хоть, кажется, и привык уже ко всему.
Девоньки, милые, да понимаете ли вы, что творите?! Что калечите свою жизнь, потому что разрушить чужую семью – это тяжкий, смертный грех?!
– А я не разрушала, – отвечает. – Мы просто встречаемся иногда – и все.
И это говорится, не моргнув глазом. То есть она уверена, что разрушить семью – это значит довести ее до развода, а если так, «втихаря», то ничего страшного, хоть
Пощади меня, Господи, безжалостного и жестокосердого, скупого, сребролюбивого, сластолюбивого, тщеславного, роскошного, лицеприятного, нерадивого, ленивого, завистливого, злого, подозрительного, честолюбивого, гордого, лукавого, недоброжелательного, зложелательного, злорадливого, малодушного, подобострастного, боязливого, блудного, алчного и тьмой других страстей подверженного, и избави меня от всех их ради милости неизреченной, и добродетелями всеми душу мою украси.
Святой праведный Иоанн Кронштадтский
Человек думает, он пришёл на исповедь, сказал: "Вот, батюшка, аборт был" – и всё. А что "всё"? Ребёнок же не воскрес. Возьми пятьдесят человек из детского дома и воспитай их как родных. Ну и что? А тот? А тот убит. Никогда и ничем убийство исправить нельзя. Убил – значит убил. Очень многие грехи, допустим, воровство, можно исправить. Отдал, всё вернул, да ещё в двойном размере, прощения попросил, и человек простил, и всё. А тот убитый. Это совершенно неисправимое зло. И в этом участвуют все – от министров до медсестёр. Некоторые говорят: "Ну, работа такая". Ну каждый работу сам выбирает – один почтальоном, а другой палачом. Если бы все отказались работать палачами, так и никто бы детей и не