Помолись обо мне, моя мама,
Помолись, тебя очень прошу.
Если б знала, как хочется мира,
Как домой возвратится хочу.
Я не тот уже трудный мальчишка,
Прогулявший всю ночь напролёт,
Зная, что отдыхать ты не будешь,
Простоишь до утра у ворот.
А сейчас я стою на коленях,
Сверху сыпется огненный дождь,
Простираются к Всевышнему руки
И прошу пережить эту ночь.
Мама, мне помоги ты молитвой,
Я прошу тебя в церковь сходи,
И ты встань за меня на колени,
Обо всех, кто здесь, Бога проси.
Брось дела все, прошу тебя, мама,
Для молитвы часочек найди.
Переделать дела невозможно,
А у Бога мне жизнь испроси.
Он не видит меня без молитвы,
Церковь я обходил стороной,
Помолись за м
- Я всегда смотрел на нее снизу вверх, с тех пор, как она неожиданно появилась в нашем театре. Вначале мы сыграли вместе в спектакле «Волки и овцы», но это был ее ввод, а лет 15 назад мы встретились как партнеры в «Калифорнийской сюите», где каждый играл по три роли. Мы репетировали в отсутствие Георгия Александровича Товстоногова, и Фрейндлих взяла на себя тяжелый труд быть лидером – я увидел настоящую актрису, которая внимательно и требовательно относится к себе, увидел, как из роли, написанной легко, прежде всего, для развлечения зрителя, постепенно вылепливается не просто «шлягер», а человек со сложной и даже трагической судьбой. Для меня эта работа с А
Мать звала Лизку «Лизка, дрянь, иди сюда!», отец с пьяных глаз называл «уу, страшилище», бабка отцовская шипела: «женился на чучеле, а она еще эту страшилу родила, тьфу ты… пропасть…». Конечно, думала Лизка, глядя в зеркало: «рыжая, лицо все конопатое, зубы передние выпали. Ууу, страшилище!» - гудела она, показывая сама себе язык. Мать на кухне в баке белье помешивала палкой, отец храпел, а бабка ушла к соседке. Лизка выскочила во двор и огляделась. Убедившись, что ее никто не видит, она скользнула за дом. Там, за высоким деревянным забором был заброшенный яблоневый сад. Отодвинув только ей известную доску, девочка проскользнула в сад. Доска тихо вернулась на свое место, закрыв проход... Ли