Раньше, работая журналистом, часто ездил, а с уходом из прессы как-то причин не было. Мне всегда нравился этот небольшой уютный населенный пункт, который за час обойти можно, а в этот приезд погожим деньком ранней осени он показался особенно красивым. Зелень листвы сменило разноцветие: клены в парке красные, березки желтые.
Со времени, когда был здесь последний раз, городок сильно изменился, похорошел. К административным зданиям, магазинам подведены пандусы для инвалидов. На тротуарах, дорожках – новая плитка. Повсюду понастроили какие-то беседки, детские площадки, качели-карусели, скамеечки, понаставили фонари, понасажали молодые деревца. Я думал, только в моем городке идет масштабное благоустройство, а сейчас везде, наверное, этим занимаются. Особенно понравился новый храм. Стройный, нарядный. Помнится, в этом райцентре церкви не было, верующие ездили в храм в небольшое село, километров за пять. В 1990-е под церковь обустроили здание одной из канувших в лету организаций. Друг мой этим занимался по благословению духовного отца. Теперь вот новую церковь возвели рядышком, но пока еще строительство не окончено, службы идут в старой.
Со всеми делами, по которым приезжал, часа за два управился, до пригородного поезда оставалось времени много. И подумалось мне: не сходить ли к родственникам в гости: день будний, но вдруг кто дома из них? Родня – «Томка наша», как мы ее называем, с мужем Василием и сыном, тоже Васей, живет на самой окраине, в рабочем квартале. Не лучшее место для обитания. Полная противоположность нарядному центру. Все промышленные организации здесь сосредоточены: завод ЖБИ, автотранспортное предприятие, железнодорожное депо. Вечно тут дым, копоть, шум, грохот, рев техники.
Двухэтажный допотопной постройки дом. Обшарпанные кирпичные стены, разрисованные граффити снаружи и внутри. Темный подъезд с тусклой лампочкой Ильича. Деревянная древняя скрипучая лестница на второй этаж. Стучусь в обитую дермантином дверь. Тома открывает, всматривается в меня мгновение – и бросается навстречу, обнимает, плачет:
– Братик! Валерочка… Откуда ты? Проходи, проходи. Не разувайся. А у нас ведь горе какое… Проходи на кухню, там все.
На кухне за столом – Вася старший, Томкин муж, Вася младший, сын, со своей подругой жизни. На столе – стаканчики, тарелочки, пепельницы с дымящимися окурками. В крохотной комнатке удушливый табачный дым столбом, терпкий запах корвалола. Мужики неподдельно рады гостю, но мой отказ выпить рюмочку за встречу их нисколько не огорчает, скорее, вызывает облегчение.
Сажусь на стул, хозяйка – напротив. Томка, всхлипывая и шмыгая носом, начинает рассказывать, что у них приключилось – отрывисто, непоследовательно, сбивчиво, непонятно. Отец и сын время от времени дополняют рассказ своими пояснениями. Молодуха скромно молчит, будто она тут совсем не при делах. Понемногу до меня доходит суть. Начудили землячки, суд у них завтра. Гуляют по этому поводу «последний нонешний денечек…»
> Томкины мужики
Мужики у Томки непутевые – что муж, что сын. Ростом не обижены, груди колесом, кулаки пудовые. Ума б еще маленько. По характерам отец и сын немного разные. Старший Вася – психованный, взрывной, но отходчивый. В свое время служил в Афгане. Сначала на срочной, потом на сверхсрочную оставался. У него есть орден Красной звезды, медаль «За боевые заслуги». Помню, как давным-давно знойным летом герой приезжал в отпуск по ранению. Носился на коне без седла галопом по деревне, с правой рукой в гипсе на перевязи, держа уздечку одной левой. Вечерами приходил в клуб – здоровенный, кудрявый, дерзкий. Все девчата от него были без ума, но выбрал Василий нашу Томку. Она тогда только окончила училище, устроилась на работу в колхоз счетоводом. Девушка видная. Роман у них с Васей был бурным, Тома ждала его со службы. Васин контракт закончился, он вернулся в родное село, и молодые поженились. По рождении сына переехали в центральное отделение. Когда Вася младший вырос, отслужил в армии, семья перебралась в соседний райцентр. Виделись мы с тех пор с Тамарой редко.
Младший Васенька – флегматик, хладнокровный, его трудно вывести из себя. Но уж если заведется, остановить невозможно. Он чуть помладше меня, мы росли, играли вместе. Вася – хороший человек, надежный друг, тем не менее со времен юности убедился, что на танцы в соседнее село или на концерт в клуб центрального отделения с ним лучше не ездить - приключения гарантированы.
В 1990-е глава семьи работал на железной дороге, а Томка бизнесом занялась. Куда-то ездила с огромными баулами, на рынке торговала всякими тряпками, игрушками. В то время рэкет процветал повсюду. Настоящих уголовников в маленьких населенных пунктах почти нигде не было, а были люди, которых называли «бандитами». Им большинство торговцев платили дань, но находились и такие, кто не отстегивал ничего. С Васями нашими разбойнички связываться не хотели, и Тома никому не платила.
Оба Васи – совсем не пьяницы горькие, нормальные адекватные рабочие люди. Можно даже сказать, редко употребляющие. Но как бы помягче сформулировать... Если есть люди, которым пить нельзя совсем, – это вот они. Сколько помню, Вася старший и Вася младший вечно влипают в какие-то истории с глупым началом, трагическим продолжением и счастливым концом. Нельзя сказать, что мужики – какие-то буйные, злые. Наоборот, они веселые, добродушные, щедрые. Рубахи снимут с себя – отдадут. Но как-то так получается, что их порой злодеи некие норовят обидеть, Василии за справедливость всегда горой, и все их беды оттого, что за правду страдают. Как и в этот раз произошло.
> Капулетти и Монтекки на новый лад
Васенька младший долго не женился. И сейчас с женщиной, с которой вместе, как сейчас модно говорить, живут в «гражданском» браке. Я бы сказал точнее: в «товарищеском», поскольку «гражданский» брак – это все-таки союз, оформленный в ЗАГСе. Но не будем о терминах спорить, да и никто мое мнение не спрашивал. Живут – и живут. Вместе с Васиными родителями в квартире. «Но тот, кто раньше с нею был», не смирился с тем, что ему дали от ворот поворот. И как-то при встрече, как раз в день рождения Васи младшего, обидел девушку, наговорил грубых слов. Вернулась она домой расстроенная, но сначала ничего не сказала никому, а поздним вечером за столом, когда мужики уже хорошо посидели, – возьми и проговорись!
Мужчины взвились на дыбы, тут же выдвинулись «разбираться», удержать их женщины, естественно, не смогли. Пришли к двухэтажке неприятеля, стучали в дверь квартиры. Так как хозяева не открывали, выломали дверь, ворвались, с матерью обидчика поругались. Сам он спрятался в шкафу, а отец его покинул помещение через окно, благо - квартира на первом этаже. Не обнаружив в жилище виновника своих моральных страданий, посетители с чувством исполненного долга удалились. Однако ушли недалеко - их нагнала полицейская машина. Трое полицейских безуспешно пытались силой втиснуть преступников в автомобиль, потом долго уговаривали. Уговорили, наконец.
Пострадавшие подали заявление. Со слов Васи старшего, поначалу думалось, что история выеденного яйца не стоит - «хулиганка», часть первая. Могло без суда все обойтись, а наказание ограничиться штрафом в случае примирения сторон. Дверь бы починили без проблем. Однако все не так радужно оказалось. Во-первых, заявители наотрез отказались мириться. Поэтому суд будет. Во-вторых, совершены были «хулиганские действия» в общественном месте в ночное время – это уже особо опасное хулиганство какое-то вышло. Тут штрафом вряд ли отделаешься. Плюс мама заварившего кашу сыночка настрочила второе заявление – о том, что ее якобы избили, и справку взяла о малых телесных повреждениях. Это уже «с применением насилия». Плюс сопротивление при задержании, «хулиганка» часть вторая…
Я не юрист, поэтому не смейтесь, если какие-то подробности неправильно излагаю. Но главное, что понял: поскольку на расстрелы у нас мораторий, минимум, что мужикам грозит – пожизненное заключение.
Томка, рассказывая, плачет в три ручья. Вася старший нервничает, психует:
– Если посадят – отсижу, покалечу!
Младший спокоен как удав. На мать ворчит:
– Ну, че орешь? На зоне тоже люди живут.
Томка взрывается рыданиями:
– Глупой! Валер, ну ты видишь? Совсем глупой…
Как за последнюю соломинку хватаясь, спрашивает:
– Братик, ты в церковь когда попадешь? Мамка моя говорила, от сумы и тюрьмы надо свечку ставить Анастасии Узорешительнице. Ты можешь как-то передать в храм деньги до завтра? А можно, я пообещаю, что поставлю, если не посадят ребят? Еще обещаю - всей семьей в церковь пойдем на службу, если обойдется все.
Эх, сестричка, сестричка. Я не батюшка, а церковь – не инстанция по решению проблем. Что ты меня спрашиваешь? Но хочешь-не хочешь, а Томку в такой ситуации нельзя бросать, придется завтра снова приезжать – на суд.
> Встать, суд идет!
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев