«Нет, не поймет» Все началось с того, что племяш, пришедший в гости, нашел в одном из шкафов пыльную коробку со старенькой настольной игрой и, заинтересовавшись, притащил её ко мне. - Дядь Дрюш, а что это такое? – спросил он, снимая крышку и вытаскивая на свет ветхую, заклеенную потемневшим скотчем игровую карту. - О! – обрадовался я, бережно вытаскивая фишки и кубик. – Сейчас покажу. Мы в эту игру любили с друзьями в детстве играть. - Давай сыграем! – загорелся племяш и тут же растерянно добавил. – А как играть-то? - Выбираем себе фишки, ставим их на старт и потом определяем, кто первый бросает кубик. Вот смотри. У меня выпало «пять», поэтому я передвигаю свою фишку на пять ходов впер
Письмо Мой друг Боряга влюбился. Любовь была первой, и он вёл себя так, как ведут себя в таком состоянии четырнадцатилетние подростки. Влюбился он в Ирку, которая на лето приехала к бабушке, жившей в соседнем доме. Я скептически оценил Иркины внешние данные, что вызвало у Боряги гнев. Но подумав, он сообразил, что это даже лучше – мы не станем конкурентами. Боряга отчётливо понимал, что в его распоряжении мало времени, чтобы вызвать у Ирки ответные чувства, ведь лето закончится, и она уедет домой. Ирка жила в Куйбышеве, а это три часа езды на электричке в одну сторону. Целый день на поездку. Понятно, что родители не отпустят подростка одного в чужой город. Боряга не знал, что ему делат
Учительница английского Аглая Витальевна, она же Аглаеда, она же Мозговой Скунс, страх и ужас, шок и трепет школы №**, принципиальна до садизма, разжалобить нельзя, запугать нереально, подкупить невозможно.
На ней обломала зубы талантливая исполнительница сердечных припадков бабушка лодыря Сосновского.
Потерпел фиаско административный ресурс в лице мамы бездельницы Пафнутьевой.
Папа разгильдяя Гайдука, успешный бизнесмен с туманным прошлым, рассказывал дружбанам в сауне, ну баба! Кремень! Брестская крепость! Не дай бог в налоговой бы работала!
Аглая Витальевна с коллегами холодна, с учениками сурова, от всех на расстоянии, то ли вдова, то ли разведёнка, никто ничего не знает, и лишь носятся