Последние дни голосами, весьма возбуждёнными, Вопрос задают «миротворцы» с чужих берегов, Мол, как же мы будем налаживать жизнь с побеждёнными? Они же всех нас ненавидят, как лютых врагов. Мол, вы в пух и прах города и посёлки разрушили. Порезали в клочья когда-то единый народ. Всё синее небо усеяно мёртвыми душами. Плывут над землёю рыдания вдов и сирот. Вопрос некорректен. Мы невозмутимы, как мумии. У данной коллизии есть путеводная нить: Когда сумасшедший свой дом поджигает в безумии, Команду пожарных не стоит огульно винить. Пожар отражается в окнах зловещими бликами. И мечется пламя по крыше, как огненный конь. Но кто-то, за всем наблюдая, довольно хихикает, А кто-то нахально бензин
Приехали мы домой
Цветущая, красивая женщина в чём-то голубом идёт, торопясь, что-то несёт – в корзинке или в сумке – передать, угостить, порадовать. Идёт в солнечном свете летних улиц нашего большого заводского посёлка, по окраинам похожего на село, а в центре – это городок, заново отстроенный после войны. Она идёт то в облаке пыли от проехавшей машины, то в тишине яблочных садов, в лепете детских голосов… Идёт, теперь уже в моём сне.
Только схоронили всех бабушек в нулевых годах. И вот, как-то внезапно друг за дружкой ушли родители мужа. Почти молодые ушли. Отец в 58 лет. Мать в 62. Оба – от сердечного приступа.
Отец работал на Леспромхозе, мать – в ателье, но каким-то природным чутьём