Предыдущая публикация
Показания Вице-Адмирала в отставке Рожественского ч.
5
Если так и если б была верна также и повесть дли иностранцев, сочиненная командовавшим в Цусимском бою нашим ІІІ-м броненосным отрядом, то, пожалуй, иностранцы могли бы придти к неожиданному для автора заключению, что корабли с неполным запасом угля страдают от пожаров в бою больше, чем такие, как «Николай I» и «Апраксин», у которых, сверх угольных ям, палубы, батареи и капитанские каюты завалены были углем: ведь, сам командовавший ІІІ-м отрядом, в той же повести, самодовольно сообщает читателям, что за все продолжение боя 14 мая на «Николае I» и на «Апраксине» не было пожаров. Не думаю, однако, чтобы серьезные исследователи обстоятельств, имевших место в Цусимском бою, оставили без критической оценки «факты», указанные командовавшим нашим третьим отрядом броненосцев и его японским сотрудником; всякому здравомыслящему ясно, что флагману III-го отряда не следовало бы гордиться ни отсутствием пожаров на «Николае I» и на «Апраксине», ни тем, что он вывел эти корабли из жестокого боя 14 мая, не подставив их огню неприятеля. Нашлись, впрочем, между иностранцами, не привыкшие к печатной лжи, люди, которые, не решившись заподозрить бывшего русского адмирала в клеветнических измышлениях, разрешили свое недоумение так: отправляясь от берегов Аннама, корабли второй эскадры заполнили избыточными запасами угля верхние палубы и даже капитанские каюты, а за тринадцать дней пути расходовали только уголь, вмещавшийся в ямах; и, таким образом, ко дню боя, корабли, независимо от количества наличного угля, оказались лишенными остойчивости и приспособленными для возжигания угольных костров при разрывах попадающих японских снарядов.
В опровержение таких заключений, поставляю себе в обязанность разъяснить, что, не только на последнем переходе от Аннама к Корейскому проливу, но и на всем пути от Либавы, было обращено строжайшее внимание на точное исполнение инструкции, состоявшей к следующем: пока имеется уголь в помещениях, вне предназначенных для нормального запаса, до тех пор обязательно расходовать уголь из ям в такой мере и такой последовательности, чтобы, на место израсходованного из данной ямы, немедленно подгружался уголь избыточного запаса из точно указанного места на корабле, в целях сохранения наилучших морских качеств его. Места для избыточных запасов, количество угля в каждом из избранных мест, путь подачи угля при нагрузке с транспортов, порядок и путь передачи в угольные ямы, по мере расхода в них угля, в связи с группами котлов, в определенной очереди вводившихся в действие, — все эти детали установлены были комиссиями из судовых механиков и плававших на судах эскадры судостроителей; а, затем, на обязанности флагманских механиков и флагманского корабельного инженера лежало наблюдение за неуклонным исполнением инструкции.
При таком порядке было совершенно немыслимо, чтобы на кораблях эскадры угольные ямы были пусты, а места хранения избыточного запаса, например, капитанские каюты были заполнены углем.
Без всякого сомнения, этого не было даже на судах, находившихся под ближайшим ведением командовавшего III-м броненосным отрядом, хотя на этот отряд, слишком поздно присоединившийся к эскадре, не был распространен вышеупомянутый контроль флагманских чинов эскадры.
В той же напечатанной в английском альманахе повести, командовавший III-м отрядом сообщает, что только на кораблях его отряда было убрано перед боем лишнее дерево и при том по частному его распоряжению; из прочих же судов эскадры, один броненосец «Орел» очищен был от горючего материала по инициативе командира, но не по приказанию Командовавшего эскадрой.
Результаты, по заявлению автора, налицо: броненосцы ІІІ-го отряда и «Орел» не горели.
В статье, принадлежащей тому же перу и печатавшейся в начале текущего 1906 года в разных русских газетах, сообщалось еще определеннее, что мною было приказано на всех судах, кроме деревянных шлюпок, нагромоздить в ростры огромные запасы деревянных брусьев и досок и что, благодаря этому моему невежественному распоряжению, броненосцы «Суворов», «Александр III», «Бородино» и другие пылали под огнем неприятеля в то время, как броненосец «Орел» избег печальной участи товарищей, потому что командир его имел достаточно мужества — не исполнить моего приказания. По поводу этих очень распространившихся в публике сообщений, считаю долгом дополнить мое показание по настоящему вопросу следующим разъяснением: по моему распоряжению на всех судах эскадры действительно был сделан запас деревянных брусьев и досок. Но, уже в пути по Индейскому океану и в пору пребывания эскадры у Аннама, по указаниям и под руководством флагманского корабельного инженера, из запаса этого были частью подготовлены, а частью и пригнаны упоры и клинья для подкрепления горловин, люков, дверей и переборок в разных отсеках под броневою палубой. На переходе от Аннама к Корейскому проливу, весь этот материал был распределен по тем местам трюма, для которых он предназначался. В рострах и в незащишенных бронею пространствах, доступных действию разрывных снарядов, из всего запаса не оставалось ни одной щепки. Я глубоко чту память, павшего в бою, командира броненосца «Орел» и уверен, что те, кому дорога эта память, не были бы огорчены, если б командовавший в Цусимском бою III-м отрядом броненосцев не тревожил ее своею защитой. Броненосец «Орел» ни с капитаном 1 ранга Юнгом, ни с заместившим его, смертельно раненого, капитаном 2 ранга Шведе, во все продолжение боя, не прятался в хвост эскадры. Он начал сражаться четвертым в боевой линии и кончил головным, подвигаясь неуклонно вперед, по мере того, как «Суворов», «Александр III» и «Бородино» выбывали из строя. Но наступление ночи помешало японцам перенести и на него, по очереди, сосредоточенный огонь артиллерии целого отряда судов.
Поэтому на нем и не было таких пожаров, какие были на трех первых броненосцах его типа, погибших в бою.
Утром 15 мая, на броненосце «Орел» оставались негоревшими и деревянные шлюпки в рострах. В виду всего вышеизложенного, я признаю злонамеренною неправдой рассказы о том, что склады лишнего угля и поделочного дерева на броненосцах второй эскадры служили очагами пожаров в бою 14 мая, и совершенно отрицаю существование таких складов на тех броненосцах, которые под сосредоточенным огнем неприятельских отрядов горели, как факелы.
64) В штабе эскадры имелись сведения о местах нашего дальневосточного побережья, в которых находились станции обыкновенного и беспроволочного телеграфов, и сведения эти не держались в секрете от флагманских чинов и судовых командиров, но и не подлежали оглашению в, так называемых, секретных приказах.
66) Переходя к вопросу о том, какое значение имела отправка всеподданнейшей телеграммы моей из последней стоянки эскадры в Тонкине, я, почитая нравственным долгом служить своими показаниями, как для освещения обстановки Цусимского боя, так и для исследования обстоятельств, которые могут быть вменены мне в вину, прошу позволения не вносить дополнений и разъяснений к тем сведениям, которые ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ благоугодно было Всемилостивейше повелеть предоставить в распоряжение Комиссии в их подлинной форме. Мой ретроспективный взгляд на прошедшее мог бы повлечь меня в объяснения, которые, в настоящее время, Комиссия должна была бы признать, по меньшей мере, запоздалыми.
67) По вопросу о пробоине, которая была получена на «Суворове», около 2 час. 15 мин., вблизи левого подводного аппарата, у меня нет определенных сведений.
69) Я не могу подтвердить донесения лейтенанта Кржижановского о том, что, в день боя, транспортам был сделан сигнал: «Не уходить далее пяти миль от эскадры». Я этого не приказывал. Удаление транспортов на пять, на шесть миль, не ожидая распоряжения Командующего эскадрой, предписано было в одной из походных инструкций, на случай столкновения с неприятелем, при обстоятельствах, когда рандеву неизвестно заранее и не назначено при появлении неприятеля.
При прорыве же Корейским проливом всему личному составу было известно, что эскадра стремится достигнуть Владивостока и что без этого рандеву дальнейшее существование эскадры немыслимо.
70) Я не имею никаких данных утверждать, что миноносцу «Бедовый» было отдано приказание идти к «Суворову» и снять с него только чинов штаба, после того, как меня перенесли на миноносец «Буйный».
Разъяснение этого вопроса могло бы быть получено Комиссией из следственного дела о сдаче «Бедового».
А) По вопросу, — «Считал ли я полезным присоединение ко 2-й эскадре отряда контр-адмирала Небогатова», — я уже имел честь показать, что трехмесячною задержкой эскадры, вдали от театра военных действий, потребовавшейся для присоединения отряда, создана возможность обновления средств японского флота, чем совершенно парализован численный прирост судового состава 2-й эскадры. Отряд контр-адмирала Небогатова присоединился к эскадре 26-го апреля 1905 года у берегов Аннама. Но, если бы присоединение не могло состояться, то задержанная эскадра необходимо должна была бы решиться тогда же на прорыв во Владивосток в том составе боевых судов, в котором она сделала переход Индейским океаном, — и, может быть, исход столкновения с тем же наличием японских сил выразился бы не таким полным истреблением нашей эскадры, каким он оказался в присутствии отряда контр-адмирала Небогатова.
B) К сожалению, я пришел к этому заключению не перед боем. Идя в бой, я рассуждал иначе: признав, что вред от задержки 2-й эскадры под Мадагаскаром и под Аннамом уже непоправим, я старался воспользоваться фактом присоединения отряда, чтоб поднять дух личного состава эскадры, угнетенной бесцельною проволочкой, и сам верил, что 12 кораблей в боевой линии сделают больше, чем 8.
Ныне, по внимательном изучении совершившегося факта, я пришел к совершенно противоположному заключению: двенадцать кораблей сделали гораздо меньше, чем могли бы сделать восемь. Едва завидев неприятеля, ІІІ-й отряд оттянул настолько, что, к тому моменту, когда «Суворов» вышел в голову колонны второго и третьего отрядов, флагманский корабль ІІІ-го отряда находился от «Суворова» не в 20 кабельтовах, как надлежало бы девятому кораблю в строе кильватера, а в 38. Поэтому и японский броненосец «Миказа» оказался, в момент нашего первого выстрела, в расстоянии пяти миль от броненосца «Император Николай I», тогда как должен был быть в расстоянии меньшем четырех миль. Затем, пока вся японская броненосная эскадра в тесном строе обстреливала наши головные суда, ІІІ-й отряд все более отставал от головы эскадры и, вследствие, присущей необстрелянному личному составу, слабости, притягивал на себя некоторые суда ІІ-го отряда, которые, таким образом, также отвлекались от поддержки головных. Когда же некоторые из подбитых и объятых пожарами головных вынуждались выпадать из строя, то они, по мере того, как справлялись со своими бедами, примыкали к хвосту III-го отряда, причем призрак боевой линии растягивался так, как не мог бы быть растянутым, если б в линии не было четырех кораблей, по несчастью, все более и более оттягивавших от мест падения неприятельских снарядов.
Командовавший III-м отрядом справедливо говорит в своем английском повествовании «I began the battle the ninth from the leading ship and in an hour I was already a fifth», но, к сожалению, в пространстве между пятым и четвертым кораблями нашей линии, в это время могли маневрировать суда, а японцы, и по истечении часа от начала боя, держались в тесно сомкнутой колонне из двенадцати кораблей и били нещадно нашу голову, состоявшую из четырех кораблей. Когда, в исходе четвертого часа, японские главные силы потеряли нас в дыму, вследствие того, что между нашими головными броненосцами и их главными силами неосторожно врезались, надвигавшиеся е юга неприятельские крейсера, занятые перестрелкою с нашими, тогда III-й отряд приблизился к голове нашей боевой линии, а в шестом часу, когда отряд адмирала Того, много пробежавший на юг, успел, возвратившись, вновь насесть на голову нашей эскадры, а отряд адмирала Камимура, еще более заблудившийся, догонял броненосцев, упавших в хвост нашей линии, — тогда, по счастливому стечению обстоятельств, наш ІІІ-й броненосный отряд занимал середину линии, причем флагманский броненосец «Император Николай I» был сначала четвертым от головного, потом, когда Того выбил «Александра III», — третьим, и когда перевернулся «Бородино», — вторым, но на весьма приличном расстоянии от «Орла», который, в последние минуты артиллерийского боя 14-го мая, один служил мишенью для отряда, под личною командою Того. Наконец, когда Того, не успев пустить ко дну «Орла», увел перед заходом солнца, всю броненосную эскадру с поля сражения, тогда командующий III-м отрядом, с флагманским кораблем своим, обошел «Орла», прибавил ход до полного и за ночь ушел от тех, кто не мог за ним поспеть.
С) На вопрос, почему я не отправил отряд контр-адмирала Небогатова обратно, прежде присоединения его к эскадре, должен сказать, что до прибытия 2-й эскадры к Аннаму, как эта эскадра, так и отряд контр-адмирала Небогатова составляли часть сил, имевших быть под общим начальствованием Командующего флотом в Тихом океане, по избранию которого и был назначен контр-адмирал Небогатов.
Поэтому я мог представлять высшему начальству только соображения о вреде, который наносится делу задержкою эскадры, ради присоединения к ней III-го отряда, но, отнюдь, не был в то время облечен властью возвратить отряд в Кронштадт. А, затем, когда наиболее драгоценная часть времени была уже бесплодно потеряна, я, как выше объяснено, не сумел предусмотреть, что присоединением четырех броненосцев III-го отряда я ослаблю, как это оказалось в бою, ядро эскадры, состоявшее из восьми броненосных судов.
Предусмотреть это было тем труднее, что в числе броненосцев ІІ-го отряда было три таких, которые, по скорости хода, имели весьма небольшое и, скорее, сомнительное превосходство перед броненосцами присоединявшегося отряда.
В вышеприведенных показаниях нет ответов на вопросы за номерами 36, 37, 41, 42, 48, 47, 50, 51, 52, 53, 54, 58, 59, 61, 62, 63, 65 и 68, потому что таковые мне не предложены и остаются мне неизвестными.
Отставной Вице-Адмирал Зиновий Петрович Рожественский
Следующая публикация
Нет комментариев