Здесь темно как у чёр… Чернокожего в… а, ладно, святой отец. Простите. В общем, покаяться я к вам пришёл, чего греха таить, хе. Чертовски неплохой каламбурчик вышел, надо бы запомнить. Тысяча извинений, падре. Страсть как не хочу богохульствовать в церкви, а всё равно вырывается.
Короче говоря, придётся подлиннее, а то вы, пожалуй, не оцените всей глубины ситуации. Только не записывайте ничего, не надо. Да вам вроде как и не положено.
Надеюсь, вы не первый день в нашем добром старом Нью-Йорке, не нужно объяснять, в какие места не стоит забредать ночами, а куда и днём соваться опасно? Короче говоря, в одном из таких местечек маманя меня и родила. Там и рос, впитывая собой закон. Какой закон, говорите? Закон улиц, падре, закон улиц.
Может, в вашем захолустье всё и иначе, но у нас на улицах всё просто: упавшего – пни, выпавшее – прикармань, всё, что плохо лежит – тащи. Не от хорошей жизни, ясное дело. Но это раньше так было, падре. Сейчас я совсем другой, не сомневайтесь. Чужого не возьму и всё до последней рубахи да портков отдам, если увижу, что добрый человек в беду попал. Ну, до этого я дойду ещё, а пока дальше расскажу.
Лет эдак в шесть у меня Дар проявился. Ну да вы наверняка знаете, о чём я, нас таких сейчас много по миру рыщет. Кто огнём управлять может, кто – водой, третьи – ветер поднимают. Колдуны, да. Вы только штатного чудотворца не зовите сразу, я же сам пришёл, тайна исповеди, все дела. Да и бумага у меня есть, официальная. А тогда был пацан пацаном, три фута ростом в прыжке, сопли пузырями. Наловчился мелочь по карманам без рук тырить и таких же сопляков сладостями угощать. Сами сладости не таскал: там дядька Бен за прилавком стоял – старшие научили, что он свой и у него воровать западло.
А потом завертелось. Поймали меня, значит, несколько старшаков и потащили к большому сердитому дядьке. А тот мне: «Ты чего это, Чарли, на общей территории без спроса работаешь и не делишься? Не дело это, делиться надо с братьями по ремеслу». Так я попал в ученики к мастеру Болдуэру. Втихаря между собой его все Большим Диком звали, но пока что для меня это был мастер Болдуэр.
Вот он-то меня и научил, что в нашем ремесле главное не руки ловкие, а глаз острый. И что первым делом научиться надо правильно на людей смотреть и понимать, кто тебе друг, а кто и не очень. К примеру, знаю я, что если не прячусь, то для внимательного взгляда буду немного так зелёным светиться. Это значит – сила у меня своя, не заёмная, и её вроде как немного. Кто красный, тот у духов взаймы берёт, те же индейцы, хоть их и мало уже осталось, ну и другие шаманы. А вот чёрных и белых бояться надо. Чёрные, те душу свою продали – понятно кому, – оттуда и сила. От таких добра не жди, пусть он тебе будет хоть трижды кореш. Но и белых беречься надо, уж простите, святой отец. Ваша инквизиция и чудотворцы редко разбираются, кто из колдунов хороший, а кто нет, – выжигают всех подчистую, до кого дотянутся. Такие вот дела…
Потому я, собственно, к вам сюда на окраину и пришёл: парни сказали, что тут никого из святош не водится, да и вы по нашему делу слепы, что твой крот. Не в обиду вам сказано, ясное дело.
Да почти дошёл до греха, падре, почти. Такая уж у меня привычка – издалека заходить. В общем, идём мы как-то с парнями, видим – несколько китайцев мекса метелят. Типичного такого, разве что одет чуть почище, чем остальные. Парни меня за рукав тянут: идём, цветные сами разберутся.
Жёлтые как нас увидели, так врассыпную сразу. А парнишка лежать остался. Иду я оттуда и никак не отпускает, жалко мне бедолагу стало, хоть отволоку его в переулок какой, глоток бренди дам, с меня не убудет. Может, и залатаю чуток, есть у меня и такой фокус в рукаве, пусть и слабенький совсем. А глянул на него особым взглядом – смотрю, светит мекс белым-белым да затухает понемногу. И думаю, видать, за дело били, от церковников, как я сказал уже, добра ждать не приходится, падре.
Ушёл я, короче. А теперь уже второй год хожу, и никак меня тот случай не отпускает. Я ведь настолько белого света в жизни ни у кого не видел, любой святоша нет-нет да и перельётся зелёным, а то и красным, даже чёрные прожилки видывал. А тут – что твой снег в горах. Вдруг какой настоящий святой был, а то и Сам… Не зря же там половину парней Хесусами зовут.
С тех самых пор кому могу помочь – тому помогаю, а на сердце легче никак не становится, хоть вешайся. Вот что мне теперь делать, падре? Куда идти?
* * *
В старенькой церкви на окраине большого города стало ощутимо холоднее, когда святой отец, сухой старик с тёмными глазами во впалых глазницах, перестал прятать бесконечно чёрную ауру. Эхом разнёсся, отражаясь от стен, оглушающе тихий голос:
– Иди куда хочешь, сын мой. Ты всё сделал правильно.
#АлексейСидоров
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев