ВТОРОЕ ПИСЬМО ВИКТОРУ ГОЛЫШЕВУ.
Начнем, благословясь. Апрель,
все тает, набухают злаки.
Кругом шерифы, кадиллаки,
Америка au naturel...
...почти привыкнув к перемене,
я ботаю на местной фене,
вожу автомобиль, живу.
А ежели что-либо здесь и
снится мне, то это чаще
всего разрозненные части
каких-нибудь красавиц...
Я, старик,
сплю долго и считаю лично,
что сны переменить логично,
переменивши материк...
Ну что Америка? Она,
посмотришь если беспристрастно,
суть продолжение пространства;
как, впрочем, всякая страна...
Когда бы уложить я мог
Америку в два русских слога,
я просто написал бы: МНОГО.
Всего -- людей, автодорог,
стиральных порошков, жилья,
щитов с летящим "Кока-Кола",
скайскрэперов, другого пола,
шмотья, истерики, жулья...
Итак, я здесь два года.
Но все чувствую себя туристом,
натуралистом, журналистом,
и словно бы через окно
разглядываю мир, ногой ступая по горам и долам...
Здесь главное -- как сделать доллар
и как, после него, другой...
Правительство у них -- дерьмо.
Или жулье, или вороны.
Лишь Министерство Обороны
в порядке. Но, старик, ярмо налогов...
Здесь если позовешь врача,
то год потом зубами клацать.
Здесь чашка кофе будет двадцать
пять центов. Хоть оно -- моча.
Здесь башли делают на всем:
на добродетели, пороке,
на внутренней, на внешней склоке.
Мы, русские, их не спасем...
Хаос. Чем его возьмешь?
А Штаты -- это хаос...
Насчет их Президента. Мне
всё проще кажется простого:
он -- помесь жлоба и святого.
Смесь заурядная вполне...
Пора кончать,
как говорит красавица под гренадером.
Я улетаю, грешным делом,
в Европу. Чемодан раскрыт,
клубится барахло вокруг.
Лечу сначала в Лондон. После
в Голландию (Петру от Оськи
нижайшее). Потом на Юг, в Италию, в Сполето...
Прощай. Увидимся ль? Бог весть.
Старик! пока на этом свете,
есть наши бабы, наши дети,
есть мы и наша дружба есть.
ИОСИФ БРОДСКИЙ
2е пистмо В. Голышеву. 22 мая 1974 г., Нью-Йорк.
Комментарии 14
На что Бродский ответил: если я начинал делать Виктору замечания - он посылал меня на ...уй...
«Письмо к Виктору Голышеву»
Старик, как жаль, что ты не смог
сюда сорваться: тут шикарно.
Старик, ты поступил бездарно;
ты, грубо говоря, сапог.
Я, старый графоман, и то
сумел. А ты ведь из Союза;
Представь себе январь без груза
треуха, пиджака, пальто.
Небось, сидишь и портишь кровь,
дроча какого-нибудь янки,
или гниешь на оттоманке,
выщипывая на хер бровь.
А то глазеешь на актрис,
чьи обмороженные канты
парализуют их таланты.
А здесь в окошке — кипарис
красуется, как хер, стоймя.
За ним — еще. На косогоре —
кусты. А дальше — дальше море.
И ничего, ****, окромя.
Дальше не стала копировать....уж больно много идиоматических выражений у поэта...
Да и к достопочтенному его Визави есть вопрос:"Почему переводчик именно англо-американской литературы,а не китайской или арабской?".Всё это по меньшей мере странно.Поистине Чехов прав, говоря про бесконечное философствование русской интеллигенции. Хотя кто я, чтобы дискутировать с безусловно великими личностями.
Описывать же море мне
не стоит. Сунься в «Горбунова
и Горчакова» (пусть хреново
написано, зато вполне
подробно, старичок). То штиль,
то шторм. И поутру, бывает,
причал весь обледеневает,
и солнце, ****, всю эту гниль
лучами алыми насквозь
просвечивает, в рот, и скалы
заснеженные также алы,
и мир, старик, как ноги врозь.
Вот это утро, старичок.
Имея это ощущенье,
в пустое входишь помещенье,
где стойка радует зрачок.
Пьешь кофе, думаешь про фак,
глядишь на порта панораму,
и солнце греет через раму
с косыми буквами ЕФАК.
Заря. Ньюспэйпер. Бред числа
на наведенном марафете.
Но все прекрасное на свете
включает и толику зла.
Зло — это люди*. Не всегда,
но часто. Жлобы, старцы, ****,
жульё — толпа на променаде
с прихожей Страшного Суда
*(Зло — это люди и людьми
же
...ЕщёОписывать же море мне
не стоит. Сунься в «Горбунова
и Горчакова» (пусть хреново
написано, зато вполне
подробно, старичок). То штиль,
то шторм. И поутру, бывает,
причал весь обледеневает,
и солнце, ****, всю эту гниль
лучами алыми насквозь
просвечивает, в рот, и скалы
заснеженные также алы,
и мир, старик, как ноги врозь.
Вот это утро, старичок.
Имея это ощущенье,
в пустое входишь помещенье,
где стойка радует зрачок.
Пьешь кофе, думаешь про фак,
глядишь на порта панораму,
и солнце греет через раму
с косыми буквами ЕФАК.
Заря. Ньюспэйпер. Бред числа
на наведенном марафете.
Но все прекрасное на свете
включает и толику зла.
Зло — это люди*. Не всегда,
но часто. Жлобы, старцы, ****,
жульё — толпа на променаде
с прихожей Страшного Суда
*(Зло — это люди и людьми
же порожденное понятье
и ежели все люди — братья,
мы, значит, братья со зверьми.)
пожалуй, схожа, ей-же-ей.
Усугубляет эту схожесть
столпотворение ничтожеств**.
Единственный в толпе еврей,
**(Ничто так не терзает взгляд,
как публика второго сорта;
а здесь что ни лицо, то — морда.
А точкою координат —
чтоб не приябывался ты
ко мне с обычною туманной
фи(фа)лософией гуманной —
я выбрал бы твои черты)
так это я. Язык родной
dies от украинской заразы.
Отрывок самой лучшей фразы,
услышанной случайно мной,
рискну здесь воспроизвести:
«Когда бы мне такое тело,
давно бы, милочка, сидела
я у Генсека на кости».
Но бздя, чтоб названное Зло,
в прекрасном с сотворенья света
рассеянное всюду, это
прекрасное переросло,
дает нам Время некий срок;
и к их **** и к речи
привык я и расправил плечи.
«Бессмертья, может быть, залог».
А сам Дом Творчества — говно.
Похож на полусинагогу-
полуобщагу. Харч изжогу
обычно вызывает; но
харч в регулярные часы, —
и можно вкалывать не хуже,
чем дома. Вечером снаружи
транзисторы вопят и псы.
В сортире плавает гондон;
Но вообще-то дом пустует.
Одни вахтеры, и бюстует
средь холла с фикусом Антон
П.Чехов. Я перевожу
и сочиняю. Впрочем, редко.
Приняв снотворную таблетку,
я сплю, не слыша, как пержу.
Говно, конечно. И спустить,
конечно, некуда... И все же
всю эту **** и рожи
я, кажется, готов простить
за то, что, радости синоним,
сияет солнце без конца,
чертами своего лица
напоминая Веру Слоним***;
***(Жениться бы. Но из меня
такой же муж, как снег из ваксы
или такси из ихней таксы;
дым, кажется, сильней огня.)
за то, что море — канонир
упорный — крошит симпатичный,
возможно, не вполне античный,
но средиземноморский мир.
И я судьбу благодарю
за всё, что, потревожив недра
свои, мне выделила щедро
и вопреки календарю.
Должно быть, одаряя, Бог
на наши не взирает лица.
Как жаль, старик, что поделиться
всем этим я с тобой не смог.
Твой Иосиф
16 января 1971, Ялта
Когда бы уложить я мог Америку в два русских слога, Я просто написал бы: МНОГО. Всего - людей, автодорог, стиральных порошков, жилья, щитов с летящим "Кока-Кола", скайскрэперов, другого пола, шмотья, истерики, жулья. От этого в глазах рябит. Тут нет смиряющего ГОСТа. Когда несешься по Девяносто Четвертой Интерстэйт на speed под восемьдесят пять - миль в час (вовек мы, рашенс, не усвоим эквивалент), а справа с воем летит междугородний bus, а слева трейлер волокёт, вихляясь, новенькие кары в три яруса, и всюду фары, а сзади, наседая, прет рефрижератор, и нельзя прибавить: перед носом жопа газгольдера, и - брат потопа - дождь лупит по стеклу... *** ...Итак, я здесь два года. Но все чувствую себя туристом, натуралистом, журналистом, ...ЕщёПисьма к В. Голышеву Эти стихи Иосифа Бродского никогда не печатались в России, хотя любое из них достойно полного собрания его сочинений. "Известия" представляют неизвестные стихотворные письма Бродского, адресованные Виктору Голышеву. ***
Когда бы уложить я мог Америку в два русских слога, Я просто написал бы: МНОГО. Всего - людей, автодорог, стиральных порошков, жилья, щитов с летящим "Кока-Кола", скайскрэперов, другого пола, шмотья, истерики, жулья. От этого в глазах рябит. Тут нет смиряющего ГОСТа. Когда несешься по Девяносто Четвертой Интерстэйт на speed под восемьдесят пять - миль в час (вовек мы, рашенс, не усвоим эквивалент), а справа с воем летит междугородний bus, а слева трейлер волокёт, вихляясь, новенькие кары в три яруса, и всюду фары, а сзади, наседая, прет рефрижератор, и нельзя прибавить: перед носом жопа газгольдера, и - брат потопа - дождь лупит по стеклу... *** ...Итак, я здесь два года. Но все чувствую себя туристом, натуралистом, журналистом, и словно бы через окно разглядываю мир, ногой ступая по горам и долам... Здесь главное - как сделать доллар и как, после него, другой. Их сделавши, стригут газон в шесть вечера. Потом рубают. Затем правительство ругают. В одиннадцать слетает сон. ... Здесь башли делают на всем: на добродетели, пороке, на внутренней, на внешней склоке. Мы, русские, их не спасем, и зуб на данную страну зря точат наши долбо...бы; старик, чем эти небоскребы, быстрее заселить луну.
ОБЩЕСТВО
Виктор ГОЛЫШЕВ: "Он жил за стенкой и гудел"