Очищаться необходимо. От всего. От людей, событий, быта... Даже сама Природа чистится в круговороте времён года. Осень избавляется от надоевших летних нарядов, весна смывает чёрную грязь... Нужно уловить тот момент, когда ощущаешь потребность очистить всё: свою кровь, мысли от хлама, память телефона от старых фото и сообщений, захламлённый шкаф от ненужных вещей, пыль, что мирно разрастается в углу, в конце концов, – жизнь от лишних людей.
Процесс обновления важен. Иначе нет возможности идти вперёд. Груз прошлых обид мешает развитию. Тяжёлые воспоминания убивают. Люди, что остались за ленточкой настоящего, медленно разрушают тебя, и пока не выпустишь их из себя – ты обречён. Простить и от
«Про меня постоянно неправду пишут! Такую ерунду, что просто удивляешься…» — «золотой мальчик» русского классического балета уже устал отмахиваться от бредней разной степени тяжести в его адрес, и даже нисколько не возмущается «бесчинствами желтой прессы». Ведь давным-давно, когда он только учился танцевать, когда ощутил на себе первые завистливые взгляды, он пообещал себе, что никогда не будет портить нервы склоками и беспокойством из-за пустых слов и наветов злопыхателей. Только за эти годы скопилось столько «легенд и мифов» о жизни Цискаридзе, что не так-то и просто в них разобраться… Николай Цискаридзе с детства знал, что станет артистом балета. Когда мне было тринадцать дней, няня, ра
Фудзимусумэ 藤娘 "Девы Глицинии" - популярный танец в репертуаре кабуки. Единственный сохранившийся из комбинации пяти различных танцев, исполняемых как последовательность. Хореография Фудзимы Тайсукэ и музыка Кинея Рокусабуро IV. Впервые эти танцы были поставлены в 1826 году в Накамура-дза в Эдо, актер Сэки Сандзюро II исполнил их все в рамках своего прощального выступления. В марте 1937 года в театре Кабуки-дза была представлена несколько изменённая хореография.
У нас говорят, что мол любит и очень, Мол, балует, холит, ревнует, лелеет. А помню, соседка старуха, короче, Как в старь в деревнях говорила: жалеет. И часто, платок затянувши потуже, И вечером в кухне усевшись погреться, Она вспоминала сапожника мужа, Который не мог на неё насмотреться. Поедет он смолоду, помнится, в город, глядишь – уж летит, да с каким полушалком! А спросишь, чего мол управился скоро? Не скажет, но знаю: ему меня жалко... Зимою мой хозяин тачает, бывало, А я уже лягу, я спать мастерица, Он встанет, поправит на мне одеяло, Да так, что не скрипнет в ногах половица. И сядет к огню в уголке своем тесном, Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек, Дай бог ему отдыха в царст